Почти подруги

– Увидишь. Кое-кто из ВГИКа.

Перед Алей промелькнуло воспоминание: быстрый высокий голос, белые кроссовки на длинных ногах, большущие, как у куклы, голубые глаза.

– Вы поступали вместе, – добавил Юра.

– Хм, кажется, я знаю…

Она забыла про Юру через секунду, но зато погрузилась в воспоминания о съемках с Румановым, которые она наблюдала. Полгода назад, весной, была неделя – незадолго до школьной премьеры «Ромео и Джульетты», после разрыва с бойфрендом – когда Аля смотрела фильмы Руманова по две штуки в день. Бойфренд (Аля-то думала: «любовь моя») приревновал ее к напарнику-Ромео. Сказал: или я, или премьера. Исход был предсказуем… Затосковав, Аля ушла в кинозапой и главным героем ее сна наяву стал Руманов. Он менялся от фильма к фильму, он не мог наскучить, и он всегда был рядом. Стоило найти в Сети фильм, кликнуть, перемотать на нужное место – и Руманов обнимал (почти Альбину) и шептал нужные слова. Тыц – и вот он, любимый по требованию.

– Я подумаю, Юр, я перезвоню тебе, – заторопилась Аля. – Пока.

Буфетчица вернула ее к реальности, вручив тонкую фарфоровую чашку, источавшую пар. Через минуту Аля поставила кофе на столик перед Жуковой. Голуб поднялся из кресла, заканчивая разговор с начальницей:

– Будь спокойна, мы такой материал вчера отсняли – бомба! – он повернулся и подмигнул Альбине: – Правда ведь?

– Чистая правда, – кивнула Альбина. – Говорю как актриса!

Вчера отсняли фантастичную и довольно банальную сцену – штурм бандитами-оборотнями операционной. Главного героя играл боксер Уланов, подавшийся в телезвезды, и его актерские данные Алю не впечатляли от слова «совсем». Но какое это имело значение, когда ей удалось упомянуть при двух продюсерах, что сама она – актриса!

– Охренительно, – усмехнулась Жукова. – Слушай, актриса, ты английский чуток знаешь?

– Yes, madam.

– На, возьми мой планшет, найди у меня в почте бронирование отеля «Даймонд Атолл» на Мальдивах, мне нужно…

Аля внимала инструкциям, а Жукова загружала ее организацией своей ближайшей поездки. Следующий час Свирская провела, склонившись над планшетом. Когда она вернула гаджет продюсерше и сообщила, что задание выполнено, Катерина посмотрела на нее уже более благосклонно.

– Я так понимаю, у тебя сейчас короткая пауза между съемками? Да, девушка-актриса?

– Ну да, пауза. Немножко затянулась, – беззаботно рассмеялась Аля. – Если у вас есть роль, то я…

– А где ты играла?

– На сцене, Шекспира, – сказала Аля с достоинством. – У меня была главная роль в пьесе.

– Надо же.

Продюсерша смотрела ровно, как большая кошка, но Аля знала: надо только зацепить. Мигом на язык прыгнули слова ее роли.

– О ночь любви, – нежно начала Аля, поводя рукой, —

раскинь свой темный полог,Чтоб укрывающиеся моглиТайком переглянуться и РомеоВошел ко мне неслышим и незрим.

Краем глаза она замечала, что на нее обернулись осветители, работавшие рядом, кто-то еще остановился и поднял руку, будто собирается прервать ее. Но это было не важно, важен был только гипнотический контакт с глазами ее главного зрителя – Катерины Великой.

Ведь любящие видят все при светеВолненьем загорающихся лиц.Любовь и ночь живут чутьем… [1]

1

Шекспир, Ромео и Джульетта. Перевод Б. Пастернака.

– Очень неплохо! – прервала ее Катерина.

– Да? – затрепетала Аля.

– Сейчас ролей нет, но я буду иметь тебя в виду, – хрипловато произнесла Жукова («буду иметь в виду… иметь в виду» – эхом отозвались эти слова в голове Свирской). – Как тебя зовут, кстати? Окей, Аля, я сегодня без ассистентки, давай-ка я арендую тебя на ближайшие часы…

Через минуту у Али в руках оказался второй телефон Жуковой, и она дозванивалась до химчистки (когда можно забрать?), затем до водителя (выезжай по адресу), а затем… она уже не отходила дальше, чем на двадцать метров, от кресла продюсерши, нарезая вокруг нее круги по орбите: безостановочно кому-то дозванивалась, принимала звонки и сообщала, что Катерина занята, либо – если звонивший попадал в особый список из одиннадцати фамилий – несла трубку Жуковой, которая неспешно откладывала дымящуюся сигарету на край пепельницы. Аля слушала голосовую почту, искала в телефоне расписание встреч и так далее – в общем, неожиданно для себя она превратилась в секретаршу генерального продюсера. Наблюдать за съемками не осталось времени, где-то на краю поля зрения, в расфокусе, по-прежнему двигались и говорили актеры, нервно приплясывал встрепанный режиссер – но лишь в расфокусе. «На что я трачу здесь последние часы!» – жаловалась себе под нос Альбина. От декорации доносились вопли режиссера, обращенные к боксеру-звезде: «Давай, мужик! Покажи нам, что у тебя в душе – магма! Что она, йоптыть, клокочет!»

А когда Аля дозвонилась до ассистента самого режиссера Распашного (боже – Распашного! да она его фильмы чуть ли не с младенчества знает!) и договорилась о встрече живого классика с Жуковой на завтра (после вереницы па с ассистентом: «в час?.. нет, в четыре она не может… в одиннадцать?.. а что, если в шесть тридцать?») – о, Распашный! – она ощутила, что оказалась на кухне настоящего кино класса А.

А может быть, и у нее есть шанс попасть в кино класса А? Не на кухню, а в парадный зал? Пусть Углова сказала лишь «спасибо», но она вообще, похоже, неразговорчива… Ясно же, что Але позвонят, если что. Посмотрит режиссер запись сцены с Альбиной и ка-ак подскочит!

Альбина свернула свои фантазии, вспомнив, как сама она подскочила на прослушивании. Она только начала играть сцену, и тут дверь открылась и к ним ворвался румяный, упитанный молодой мужчина с розовым носиком, блестящими глазками – этакий довольный жизнью Наф-Наф, вернувшийся с лыжной прогулки.

– Как у нас дела?

Кудлатый оператор вздохнул и выключил камеру. Углова, подававшая реплики за партнера, опустила лист с текстом:

– Глебчик, ты бы хоть стучался.

– Или ты мне не рада? – ахнул Наф-Наф (Аля моментально его невзлюбила). – Ну, выкладывай: ты нашла нам новую звезду? Звездочку, звездюлечку? Татьян, тебе смешно, а меня наш гений уже задолбал по самое небалуйся, – интимным баритоном сообщил он.

Татьяна между тем не смеялась и даже не улыбалась.

– Ищем. Сегодня я уже двадцать девиц отсмотрела на Машу. Пока что… – Углова неопределенно покачала головой.

– То есть все там в предбаннике – Маши? Неплохо. А это кто? – он кивнул на Альбину.

– Тоже Маша. Хочу попробовать.

Лицо румяного Глеба выразило изумление.

– Да ладно! Но послушай, она же… – он смерил Свирскую протестующим взглядом, – Татьян, а ты помнишь, что вещал мэтр? Первая любовь, нежное создание, такая тургеневская девушка…

– Это можно сыграть.

– Я Джульетту играла! – не смогла молчать Аля.

Наф-Наф развел руками, осклабясь.

– Джульетту – может быть. Но тургеневская девушка! Русая коса! Я дико извиняюсь, но вы скорее – где же ты, моя Сулико! Карменсита, Пенелопа Крус в крайнем случае… Я ничего не имею против, у меня самого друзья есть и грузины, и дагестанцы, я просто…

– Я не грузинка, я русская. У меня отец из Аргентины, – хмуро сказала Аля.

Честно говоря, временами она думала о том, что ее не слишком русская внешность может стать проблемой на актерском пути. Но она впервые столкнулась с тем, что кто-то сказал ей это в лицо.

– Вот! Вот! – затыкал в воздух пальцем Глеб. – С Карменситой я не ошибся. Танюш, ты же лучше меня в сто раз понимаешь, что такое типаж! И как втемяшится режиссеру в голову совершенно определенный типаж и никуда, ни на сантиметр ты его…

– Хорошо, Глеб, как скажешь, – пожала плечами Углова.

Глеб послал Угловой воздушный поцелуй, выстрелил парой фраз для мотивации, затем подмигнул Але: «Без обид!» и убрался.

Когда за ним закрылась дверь, кастинг-директор повернулась к Але: