Под алыми небесами

Она рассмеялась:

– А куда еще мы можем съездить? Какие другие красивые места ты знаешь?

– Выбирай.

– Близ Триеста я знаю много мест. А здесь – нет.

Пино задумался, неохотно посмотрел на озеро и сказал:

– Я знаю одно место.

6

Час спустя Пино пересек железнодорожный переезд и по проселку подъехал к холму, где его отец и синьор Белтрамини исполняли «Nessun dorma» – «Никто не будет спать».

– Почему именно это место? – недоуменно спросила Анна, видя надвигающиеся черные тучи.

– Давай поднимемся – и я тебе покажу.

Они вышли из машины и зашагали вверх по склону. Пино рассказал о поезде, который каждый вечер уезжал из Милана летом 1943 года, о том, как они приезжали сюда, в эти густые ароматные травы, спасаясь от бомбежек, и о том, как они с Карлетто стали свидетелями маленького чуда, сотворенного скрипкой Микеле и голосом синьора Белтрамини.

– И как это у них получилось?

– Любовь, – сказал Пино. – Они играли con smania, со страстью, а страсть – порождение любви. Другого объяснения нет. Все великое – порождение любви.

– Пожалуй, – сказала Анна и отвернулась. – И все плохое тоже.

– Что ты имеешь в виду?

– В другой раз, Пино. Сейчас я слишком счастлива.

Они поднялись на вершину холма. Пятнадцать месяцев назад здесь росла зеленая, сочная, высокая трава. Теперь она пожухла, от нее остались одни стебли, фруктовые деревья в саду стояли голые. Небо потемнело. Упали первые капли, потом пошел дождь, и им пришлось бежать в машину.

Когда они сели, Анна сказала:

– Если бы мне предложили выбирать между этим местом и Черноббио, я бы выбрала Черноббио.

– И я тоже, – сказал Пино, глядя сквозь лобовое стекло в дождевых каплях на вершину холма, где собирался туман. – Здесь сейчас не так красиво, как мне помнилось, но тут были мои друзья, моя семья. Мой отец играл так, как никогда в жизни, а синьор Белтрамини пел для своей жены. А Туллио и Карлетто, он…

Эмоции переполняли его, Пино опустил голову на руки, держащие баранку.

– Пино, что случилось? – встревоженно спросила Анна.

– Они все оставили меня, – сквозь ком в горле сказал он.

– Кто оставил тебя?

– Туллио, мой лучший друг, даже мой брат. Они думают, что я нацист и предатель.

– И ты не можешь им сказать, что ты секретный агент?

– Я даже тебе не должен был говорить.

– Тяжкий груз, – сказала она, погладив его плечо. – Но настанет время – и они узнают, Карлетто и Миммо, когда война закончится. А Туллио? Нужно скорбеть о людях, которых ты любил и потерял, но радоваться новым знакомствам и любить новых друзей, с которыми сталкивает тебя жизнь.

Пино поднял голову. Они смотрели друг на друга несколько секунд, потом Анна вложила свою руку в его, прижалась к нему и сказала:

– Мне уже все равно, что станет с помадой.

Часть четвертая

Самая жестокая зима

Глава двадцать вторая

1

В Северной Италии в ноябре 1944 года под напором ветров температура воздуха падала с каждым днем. Британский фельдмаршал Александер призвал по радио мелкие разрозненные отряды итальянского Сопротивления объединиться в партизанские армии и атаковать немцев. На улицы Милана с небес сыпались теперь не бомбы, а листовки, призывающие граждан к сопротивлению. Частота партизанских атак на немцев выросла. Опасности подстерегали нацистов почти на каждом шагу.

В декабре снег засыпал Альпы. С гор одна за другой сходили метели, покрывая белым одеялом не только Милан, но и Рим. Лейерс и Пино чуть не каждый день инспектировали оборонительные сооружения Готской линии в Апеннинах.

Немецкие солдаты, сгрудившись, грелись у костров в пулеметных гнездах, у артиллерийских точек, под самодельными брезентовыми навесами. Нужны еще одеяла, говорили Лейерсу офицеры «ОТ». Нужны еще продукты. Шерстяные свитера и носки. Зима разбушевалась, и всем немецким солдатам на высотах доставалось по полной.

Генерала Лейерса, казалось, искренне трогало их положение, и он не давал продыху ни себе, ни Пино, чтобы удовлетворить их нужды. Лейерс заказал одеяла на фабрике в Генуе, шерстяные носки на фабриках в Милане и Турине. Он опустошил полки магазинов всех трех городов, усугубив страдания итальянцев.

В середине декабря Лейерс решил реквизировать еще скот у фермеров, забить его и поставить мясо в войска на Рождество вместе с множеством ящиков вина, украденных с виноделен Тосканы.

Рано утром в пятницу, 22 декабря 1944 года, Лейерс приказал Пино опять везти его на вокзал Монцы. Генерал вышел из «фиата» с саквояжем и приказал Пино ждать его. Среди белого дня Пино не мог последовать за Лейерсом – тот наверняка увидел бы его. Когда генерал вернулся, его саквояж, казалось, потяжелел.

– Граница со Швейцарией над Лугано, – сказал Лейерс.

Пино вел машину, думая, что в саквояже теперь лежат один или два, а то и больше золотых кирпичей. На границе генерал приказал Пино ждать в машине. Когда Лейерс пересекал границу, шел сильный снег. Через восемь часов, за которые Пино истомился до ломоты в костях, генерал вернулся и приказал Пино возвращаться в Милан.

2

– Ты уверен, что он увез золото в Швейцарию? – спросил дядя Альберт.

– А что еще мог он делать в депо? – сказал Пино. – Закапывать тела? Шесть недель спустя?

– Ты прав. Я…

– Что? – спросил Пино.

– Немецкие радиопеленгаторы работают все лучше. Они теперь гораздо быстрее определяют местонахождение рации. Бака за последний месяц два раза едва уходил от них. А наказание тебе известно.

– И что вы собираетесь делать?

Тетушка Грета перестала мыть посуду в раковине, повернулась к мужу, который пристально смотрел на племянника.

– Альберт, – сказала она, – я думаю, неправильно просить его о таких вещах. Мальчик и без того делает достаточно. Пусть попробует кто-нибудь другой.

– Никого другого у нас нет, – сказал дядюшка.

– Ты не говорил об этом с Микеле.

– Я собирался попросить Пино сделать это.

– Да что «это»? – раздраженно спросил Пино.

Дядюшка задумался, потом сказал:

– Помнишь, что под квартирой твоих родителей?

– Квартира для высокопоставленных нацистов?

– Да. Тебе эта идея покажется странной.

– Я сразу сказала тебе, что это нелепая затея, Альберт, а теперь чем больше я об этом думаю, тем безумнее она мне кажется, – сказала тетушка Грета.