Под алыми небесами

Одним морозным утром в середине января генерал приказал Пино везти его на вокзал Монцы, где его саквояж снова потяжелел, после чего они поехали на швейцарскую границу над Лугано.

На сей раз Лейерс отсутствовал пять часов. Выйдя из машины, которая привезла его обратно к швейцарской границе, он нес саквояж так, словно тот весил в два раза больше, чем пять часов назад, когда перемещался в противоположном направлении, и ноги у генерала, казалось, заплетались, пока он шел к «фиату».

– Mon general, – сказал Пино, когда Лейерс с саквояжем сел на заднее сиденье, – куда теперь?

– Не имеет значения, – сказал Лейерс. От него пахло алкоголем. – Война закончена.

Ошарашенный, Пино не был уверен в том, что правильно услышал Лейерса.

– Война закончена?

– Считайте, что так, – с отвращением сказал генерал. – Наступил экономический коллапс, армия отступает, и все богопротивные вещи, совершавшиеся для Гитлера, вскоре будут раскрыты. Везите меня к Долли.

Пино развернул «фиат» и поехал вниз по склону, пытаясь осознать то, что сказал генерал. Он понимал, что такое экономический коллапс. От дяди он знал, что после наступления немцев в Арденнах в Восточной Франции союзники сами перешли в наступление после того, как ликвидировали Арденнский выступ. Говорил ему дядя и о неизбежном вскоре падении Будапешта.

«Богопротивные вещи, совершавшиеся для Гитлера». Что это значило? Евреи? Рабы? Зверства? Пино хотел спросить Лейерса, что тот имел в виду, но, опасаясь вероятных последствий своего вопроса, сдержался.

Генерал прихлебывал алкоголь из фляжки и всю дорогу молчал. Они подъезжали к центру города, когда что-то привлекло его внимание, и он сказал Пино, чтобы тот ехал медленнее. Он, казалось, разглядывал уцелевшие здания, словно они хранили какую-то тайну.

У дома Долли Лейерс заплетающимся языком проговорил:

– Мне нужно время подумать, составить план, форарбайтер. Поставьте машину в гараж. Считайте себя в отпуске до восьми ноль-ноль понедельника.

– Ясно, до понедельника, mon general, – сказал Пино.

Прежде чем Пино успел выйти и открыть заднюю дверь, Лейерс вывалился из машины, зашагал к дому Долли и исчез внутри с пустыми руками. Саквояж остался в машине, на полу.

3

Пино заехал домой, переоделся, а потом поехал к дяде Альберту. Он припарковался и взял саквояж, который оказался легче, чем он предполагал. Заглянув в окно, он увидел, что тетушка Грета обслуживает двух немецких офицеров, обошел дом и постучал в дверь мастерской.

Ему открыла одна из работниц.

– Где сегодня твоя форма? – удивленно спросила она.

– У меня выходной, – ответил Пино, чувствуя на себе ее внимательный взгляд. – Вы можете сказать моему дяде, что я буду наверху, в кухне?

Она кивнула без особого энтузиазма.

Появился дядя Альберт; что-то, казалось, тяготило его.

– Вы здоровы? – спросил Пино.

– Как ты вошел?

Пино ответил ему.

– Ты не видел – кто-нибудь наблюдает за магазином?

– Нет, правда, я и не смотрел. Вы думаете?..

Дядя Альберт кивнул:

– Гестапо. Нам придется умерить пыл, уйти в тень, если получится.

Гестапо? Неужели они видели, как он выходил из машины с саквояжем генерала Лейерса?

Неожиданно угроза разоблачения оказалась как никогда реальной. Или гестапо вышло на дядю Альберта? Пино вдруг отчетливо вспомнил, как Туллио кричал на палачей, и подумал, хватит ли ему мужества вести себя достойно, если его разоблачат и поставят к стенке?

Не исключая вероятности того, что агенты гестапо могут в любую минуту ворваться в дверь, Пино быстро рассказал о путешествии генерала Лейерса в Швейцарию, о его возвращении под хмельком и о том, как генерал забыл саквояж в машине.

– Открывай, – сказал дядя Альберт. – Твоя тетушка будет переводить.

Дядя Альберт вышел, а Пино достал ключ, изготовленный по восковому слепку, и вставил его в первый замок. Пино пришлось повозиться, прежде чем замок поддался. Второй открылся быстрее.

Тетя Грета вошла в кухню, она побледнела, на ее лице появилось выражение нерешительности, когда она увидела папки, которые Пино вытащил из саквояжа.

– Я почти не хочу смотреть, – сказала она, но раскрыла верхнюю папку и принялась просматривать ее содержимое; тут вернулся дядя Альберт. – Это планы укреплений Готской линии. Целыми секциями. Нужна камера.

Дядя Альберт быстро сходил за камерой, и они принялись фотографировать страницу за страницей и фиксировать те позиции на картах, которые они считали ценными для союзников. В одной из папок обнаружилось расписание поездов, курсирующих из Италии в Австрию. В другой описывались склады вооружений и их местонахождение.

На самом дне они нашли незаконченный рукописный меморандум Лейерса, адресованный генералу Карлу Вольфу, главе частей СС в Италии. В меморандуме ясно говорилось, что война проиграна, приводились сведения о быстро истощающейся материальной базе, о наступлении союзников до начала снегопадов и об отказе Гитлера прислушиваться к его боевым генералам.

– «Мы должны смотреть правде в глаза: долго нам не продержаться, – перевела тетя Грета. – А если мы будем упорствовать, то ни от нас, ни от Отечества ничего не останется». Это все. Подписи нет. Он еще не закончил.

Дядя Альберт задумался, потом сказал:

– Опасно писать такие вещи. Я это отмечу и попрошу Баку передать утром.

Радист, который выступал в роли плотника, изготавливающего шкафы и стеллажи для квартиры Лелла, передавал союзникам сведения, подсоединяясь каждый день после Рождества к немецким передачам. Пока все работало, как в сказке.

– Что мне делать теперь? – спросил Пино, вернув папки в саквояж.

– Отвези саквояж ему, – сказал дядя Альберт. – Сегодня же. Скажи, что кто-то увидел его в гараже и нашел тебя.

– Будьте осторожны, – сказал Пино и вышел через заднюю дверь, миновав теперь уже безлюдную мастерскую.

Он почти дошел до «фиата», когда услышал:

– Halt^[27].

4

Луч фонарика осветил Пино, остановившегося с саквояжем Лейерса в руке.

К нему подошел лейтенант СС в сопровождении полковника Вальтера Рауффа, главы миланского гестапо.

– Документы! – сказал лейтенант по-итальянски.

Пино поставил саквояж и, стараясь сохранять спокойствие, вытащил из кармана документы, включая и пропуск от генерала Лейерса.

– Почему не в форме? – спросил лейтенант.

– Генерал Лейерс дал мне двухдневный отпуск, – ответил Пино.

До этого момента полковник Рауфф, человек, приказавший убить Туллио, не произнес ни слова. Но теперь, пнув саквояж носком сапога, спросил: