Под алыми небесами

Генерал сказал, что сделал это ради Италии, ради ее защиты, но Пино с недоверием отнесся к его словам. С какой стати Лейерс будет защищать Италию, когда он только и занимался тем, что грабил ее? А Пино слышал за свою жизнь немало историй о том, что люди при виде золота ведут себя неадекватно, теряют разум.

Когда они остановились перед домом Долли на Виа Данте, генерал Лейерс вышел из машины с саквояжем в руке.

– Завтра у вас выходной, форарбайтер, – сказал Лейерс.

– Спасибо, mon general, – ответил Пино, кивнув.

Ему нужно было отдохнуть. А еще ему нужно было увидеть Анну, но его явно не приглашали на стаканчик виски.

Генерал двинулся было к двери, но остановился.

– Можете взять машину завтра, форарбайтер, – сказал он. – Съездите с горничной куда хотите. Развлекитесь.

5

На следующее утро Анна спустилась по лестнице в тот самый момент, когда Пино вошел в холл. Они оба неуверенно кивнули старухе, подмигивающей на своей табуретке, потом вышли, рассмеявшись, счастливые оттого, что они наконец вместе.

– Это здорово, – сказала она, садясь на пассажирское сиденье рядом с ним.

Пино был рад расстаться со своей военной формой. Без нее он чувствовал себя совершенно другим. Как и Анна. Она надела голубое платье, черные туфельки, на плечи накинула тонкую шерстяную шаль, накрасила губы, подвела брови и ресницы и…

– Что? – спросила она.

– Ты так красива, Анна. Мне, когда я смотрю на тебя, петь хочется.

– Ты такой милый, – сказала она. – Я бы тебя поцеловала, но не хочу размазать дорогую французскую помаду Долли.

– Куда ты хочешь поехать?

– В какое-нибудь красивое место. Где мы могли бы забыть о войне.

Пино задумался на секунду, потом сказал:

– Я знаю такое место.

– Да, пока я не забыла, – сказала Анна и достала из сумочки конверт. – Генерал Лейерс сказал, что это пропуск с его подписью.

Отношение к ним часовых на дороге в Черноббио мигом изменилось, когда Пино показал им пропуск. Он повез Анну в его любимое место у озера Комо – в небольшой парк у южной оконечности западного рукава. День стоял ясный, чуть ветреный, необычно теплый для осени. Светло-голубое небо и снег на горных зубцах повыше отражались в водной глади, словно две смешанные акварельные краски. Пино стало жарко, он снял теплую рубашку и остался в белой футболке.

– Здесь так красиво, – сказала Анна. – Я понимаю, почему тебе здесь нравится.

– Я приезжал сюда тысячу раз, и все же это место кажется мне каким-то сказочным, словно в раю. Здесь ничто не говорит о человеке.

– Да. Дай я тебя сфотографирую, – сказала Анна, доставая камеру генерала Лейерса.

– Где ты ее взяла?

– В бардачке. Я потом вытащу пленку, а камеру положу на место.

Пино, поколебавшись, пожал плечами:

– Ну хорошо.

– Встань в профиль, – сказала она. – Подбородок повыше. И волосы убери, я хочу видеть твои глаза.

Пино убрал волосы, но ветерок снова сбросил его непокорные кудри на глаза.

– Постой, – сказала Анна и вытащила из сумочки белую ленту.

– Нет, я ее не надену, – сказал Пино.

– Но я хочу, чтобы на фотографии были видны твои глаза.

Не желая разочаровывать ее, Пино согласился – взял ленту, надел на голову и скорчил гримасу, чтобы рассмешить Анну. Потом встал к ней в профиль, поднял подбородок и улыбнулся.

Она сделала два снимка.

– Идеально. Я всегда буду помнить тебя таким.

– С лентой на голове?

– Это чтобы видеть твои глаза, – возразила Анна.

– Я знаю, – сказал он и обнял ее.

Когда они разомкнули объятия, он показал ей на дальнюю северную оконечность озера:

– Вон там, ниже линии снегов, видишь? Это Мотта, там отец Ре и его «Каса Альпина». Я тебе рассказывал об этом месте.

– Я помню, – сказала Анна. – Как ты думаешь, он по-прежнему помогает им? Отец Ре?

– Конечно, – ответил Пино. – Ничто не может поколебать его веру.

А в следующее мгновение он подумал о платформе двадцать один. Наверно, это отразилось на его лице, потому что Анна спросила:

– Что-то не так?

Он рассказал ей, что видел на платформе, какой ужас испытал, когда тронулся поезд с этими красными вагонами для перевозки скота, когда в щели появились детские пальчики.

Анна вздохнула, погладила его спину и сказала:

– Невозможно быть героем все время, Пино.

– Ну, если ты так уверена.

– Я в этом уверена. Ты не можешь все ужасы мира взвалить на свои плечи. Ты должен найти свое счастье в мире и стараться по возможности помогать другим.

– Я счастлив, когда с тобой.

Ее, казалось, раздирают какие-то внутренние противоречия, но потом она улыбнулась и сказала:

– Знаешь, и я тоже, когда с тобой.

– Расскажи мне о своей матери, – попросил Пино. Анна напряглась. – Незаживший шрам?

– Один из самых мучительных, – ответила она, и они двинулись вдоль берега озера.

Анна рассказала Пино, что ее мать после смерти мужа в море и спасения дочери стала медленно сходить с ума. Она говорила Анне, что та виновата в смерти отца и во всех выкидышах, которые у нее случились после рождения Анны.

– Она считала, что у меня дурной глаз, – сказала Анна.

– У тебя? – переспросил Пино и рассмеялся.

– Это не смешно, – возразила Анна расстроенным голосом. – Моя мать ужасно со мной обращалась, Пино. Она внушала мне всякие мысли обо мне, ложные мысли. Она даже приглашала священников, чтобы изгонять из меня демонов.

– Не может быть!

– Может. Когда я смогла уйти от нее, я ушла.

– Из Триеста?

– Сначала из дома, а вскоре и из Триеста, – сказала она и повернулась к озеру.

– И куда?

– В Инсбрук. Я ответила на объявление, познакомилась с Долли, и вот я здесь. Странно, как жизнь всегда приводит тебя в те места и к тем людям, которых ты должна увидеть.

– Ты веришь в это в связи со мной?

Подул ветерок, пряди волос упали ей на лицо.

– Пожалуй. Да.

Пино подумал, в чем же состоял план Бога, когда он свел его с генералом Лейерсом, но, когда Анна убрала волосы с лица и улыбнулась ему, он забыл обо всем.

– Мне не нравится парижская помада, – сказал он.