Под каждой крышей свои мыши

*Аксенов В. В поисках грустного бэби. М., 2005.

незамедлительно сообщалось Б.Д. Но он, по известным ему причинам, всегда держался на почтительном расстоянии от начальницы переплетной, не ограничивая ее относительную свободу. Итак, Яна вкалывала 4 дня в неделю, а по понедельникам все еще хаживала в свою школу. Одноклассники и педагог расспрашивали ее о работе, поздравляли и восторгались, что удалось устроиться так скоро. Яна же честно признавалась, что никогда еще в жизни ей не было так тоскливо на службе и что она живет только от выходных до выходных. Одна русская девочка пошутила, что, действительно, человек подчас не знает, что ему надобно; ведь Яна так мечтала начать работать в библиотеке и радовалась, что попала наконец, а теперь - страдает. "Мы, славяне, всегда печальны и пессимистичны. Да и гораздо приятнее плыть к намеченной цели, чем ее достигнуть", - последовал ответ. Мучаясь над "гавдоками", Яна усиленно пыталась из доставшегося ей свинства "вырезать кусочек ветчинки": во-первых, она работала по-специальности, росла профессионально, хотя и временно, но в дальнейшем, вероятно, удастся перескочить в другой отдел. Во-вторых, она зарабатывает немалые деньги - $14, 25 в час - огромное подспорье для них с Мартином. Это -- государственная служба, и ей сразу стали отчислять в пенсионный фонд. В - третьих, она могла добираться на работу на автобусах, а также ходить пешком до остановки и обратно, что немаловажно. Да и Мартин преподает в соседнем здании, забегает иногда, приносит ей шоколадку для поднятия тонуса. Где еще она могла бы иметь родного человека под боком? И в конце - концов, у нее получается 3 выходных дня! Даже в России этого не было. Летиция откровенно завидовала ее расписанию. Немаловажен был и социальный статус: когда люди слышали, где Яна работает, то смотрели на нее совсем другими глазами. Мысленно она представляла каждую библиографическую запись в виде беспризорного, немытого и нечесанного малыша, которого Яна легкими перстами приводит в порядок. А каково работать кассирам в супермаркете, пожарникам, полицейским либо в прозекторской? После таких сравнений ей становилось совестно и стыдно за саму себя. Приходило второе дыхание.

В то время в отделе серийных изданий одновременно работало три студента. Они почти постоянно держали включенным радио с поп-рок-музыкой сомнительного качества, истязающей Янин слух. И не только Янин: 40-летний волонтер Крэг, помогающий обрабатывать журналы в течение 10 лет, всегда сидел мрачнее тучи. Сын богатых родителей, Крэг ежедневно приходил помогать отделу, лишь по настоянию своей матери и брата. Трудовая деятельность помогала задержать развитие тяжелого психического заболевания. Начальник настойчиво советовал Яне соблюдать табель о рангах, в особенности со студентами. Он также разрешал Яне и Летиции работать в наушниках, слушая свою музыку или радио. Изредка среди студентов велись интересные беседы, особенно когда в них принимал участие Джеймс. Брик периодически выползал из своего кабинета проверить, кто что делает. Делал он это крайне неуклюже, в своей обычной манере майора в отставке. Ведь всю студенческую работу распределяла Летиция, контролировала и следила она. Вмешиваясь, Б.Д. только вставлял палки в колеса. Поэтому частенько, когда босс начинал приставать к студентам, Летиция, в полумраке своего рабочего места, быстренько набирала его номер телефона. Услыхав звонок, доносившийся из его кабинета, Брик сразу кидался туда, забыв о чем говорил студентам перед этим. Ему ни разу не пришло в голову, что его разыгрывают, когда приходилось с досадой вешать трубку. Отношения Брика, Дика и Летиции были крайне неровными - от свойских и задушевных до открытой конфронтации. Но совместные походы на ланчи, казалось сглаживали все шероховатости между ними. Яна заметила со временем, что Летиция и Дик в весьма близких отношениях, и, похоже, собираются пожениться. Они периодически исчезали надолго вдвоем в рабочее время, что вызывало справедливый гнев начальника, либо обнимались прямо в отделе, в темном углу. Говоря языком военных, налицо было разложение личного состава. Но гнев Брика был бурей в стакане, так как свидания продолжались. Яна бы никогда не стала распространяться о личных взаимотношениях этих людей, если бы они не оказали в дальнейшем влияние на ее собственную жизнь. Ей забавно было наблюдать, как Летиция, взбешенная выговором Брика за закрытой дверью его кабинета, бежала после к Дику делиться обидами и затем они обьявляли Брику бойкот, демонстративно уходя вдвоем на ланчи, оставляя его одного кушать из судков, приготовленное женой. Для него это было самым болезненным наказанием. Нередко за глаза и в глаза Летиция и Дик насмехались над своим приятелем. "Брик, -- громко и при всех интересовался Дик, -- а есть ли у тебя хобби, кроме игр в Интернете? Какую музыку ты слушаешь помимо военных маршей? " Ничего членораздельного в ответ нельзя было услышать, -- лишь поскрипывание старого грязного кресла. Яна рассчитывала проработать до конца апреля, когда вдруг Б.Д. сообщил, что вытребовал у адмиистрации дополнительные деньги на нее, почти до конца мая, мол Кэтти получила полную ставку на 5-й этаже, в административнй части. Так что в отделе высвободились деньги на почасовика. Кэтти покидала свои вещи в коробку и вышла, не попрощавшись ни с кем. В один из этих дней Maртин, просматривающий за завтраком местную толстенную газету "Сакраменто Би" (Пчела Сакраменто), привлек внимание жены к огромной статье на первой полосе, посвященной русским и украинским женщинам, вышедшим замуж за американцев. Тон этой публикации явно не делал чести русским и украинкам. На всех приехавших сюда вольно или невольно ставился большой штамп: вышла замуж по расчету, из-за грин-карты и американского гражданства!!! Яна расстроилась и поспешила на работу, не задумавшись о том, что, по сути, в этой библиотеке, под перекрестным взглядом коллег, она представляла собой необьятную матушку-Россию. Приехав на работу, Яна, как и обычно, пошла в дальний угол серийных к холодильнику положить туда свой ланч. Возращаясь к своему столу она поздоровалась с Летицией, буквально вытаращившей на Яну свои глаза-вишни. Раздалась пулеметная очередь личных вопросов: "Читала ли ты сегодня "Сакраменто Би" ? Что ты об этом думаешь? Знаешь ли ты кого-нибудь из русских, познакомившихся с будущим мужем по Инернету? А твои одноклассницы в школе?" На лице у нее было написано: "Ага, попалась, пташка! Нам и так здесь женихов не хватает, а вы нам создаете нездоровую конкуренцию..." Яне пришлось отделаться общими фразами, что, мол, у каждой женщины своя история, лично она познакомилась с Мартином в Петербурге, когда он был там на конференции, а у одноклассниц ей неудобно спрашивать, где они познакомились. В тот день проходило бурное обсуждение этого вопроса между Летицией и Бриком, и Яна сидела, как на иголках. Она слышала разнообразные гнусноватые намеки, но не подавала виду, что они ее волнуют. Любимым выпадом Брика был: "Но у нее же муж - университетский профессор, много получает... Я считаю, что в университете могут преподавать только те, кто ничем другим в жизни заняться не сумели, неудачники. То ли дело работа адвоката, например..." "О, боже,-- думала Яна,-- и этот человек работает в университете уже около 25 лет! Неужели все здесь такого уровня ?" Неисправимая идеалистка, oнa воображала себе университетскую библиотеку если не очагом культуры, то хотя бы ее рассадником. Maртин ей всегда говорил, что в Америке работа педагогов давным-давно не уважаема. Здесь так рассуждают: "Если ты такой умный, то почему ж не богатый?". А многие студенты Maртина "делают" больше денег, чем их профессор физики, уже на своих первых временных компьютерных работах. Некоторые подходят к нему, спрашивая: " Доктор Дaнкоф, а что Вы здесь делаете? С вашими способностями и интеллектом!" На что Мартин обычно отвечал:"Мне посчастливилось заниматься всю жизнь тем, что мне нравится..." Вскоре после освобождения Кэттиной должности, ее разрекламировали в Интернете в качестве вакантной. Заявления от кандидатов принимались до мая месяца, и Яна подала его на всякий случай. Хотя ее сердце восставало против этого, но разум твердил, что надо попытаться зацепиться в этой библиотеке, хотя бы для будущего резюме. И опять же практика по интервью - попытка не пытка.

* * *

В середине апреля, это было во время студенческих пасхальных каникул, Яна отпросилась на несколько дней в отпуск. Почему каникулы в учебных заведениях проходили до Светлого Христова Воскресенья, а не после, - ей никто не мог обьяснить. Старому Джону становилось все хуже и хуже, и Яна с Мартином сорвались в Техас. Вновь остановились в той же маленькой гостинице. Воздух кишмя кишел тропическими насекомыми, огромными летающими жуками, которые оставляли на переднем стекле машины безобразные бурые следы. На этот раз атмосфера в доме Жозефины накалилась до предела. Очевидно было, что между мужем и женой неладно. -- Я ему сказала: Джон, ты садись в свою машину и поезжай в любую сторону, а я сяду в свою и поеду в противоположную, куда угодно...
– негодовала Джо. -- Мама, что происходит, ведь еше полтора года назад, когда отец рвался переехать в другой штат, ты категорически отказалась покинуть этот дом, помнишь? -- Ну да, конечно, сколько же можно было мотаться по стране? Да и у меня тут друзья... На щеках Джо пылали красные пятна, и она неоднократно срывала настроение на Мартине. Между матерью и сыном произошел пренеприятный для всех разговор: после посещения Мартином лечащего врача старого Джона, оказалось, ко всем заболеваниям, у старика нашли низкий гемоглобин и авитаминоз из-за плохого питания. Кухонные шкафы в доме были заставлены консервными банками с супами, овощами и фруктами. Свежих и качественных продуктов старики практически не видели - Джо явно экономила и силы для готовки, и деньги. A может просто не понимала, что полезно и что вредно. Сама она в ресторанах почти всегда заказывала традиционный гамбургер и картофель фри, что никогда не смогла доесть, щедро делясь половиной со своей собакой. Когда Джона мыла под душем медсестра, и он не слышал разговоров, Мартин упрекнул мать в ее легкомысленном подходе к уходу за больным отцом. -- Ему нужен арбуз? Но они сейчас такие дорогие! У меня нет таких денег! -- Мама, побойся бога! У тебя-то нет денег? Постыдись говорить такое Лорейн... Хочешь я тебе дам денег? Ты ведь себе не простишь, если не сделаешь все возможное для отца - он для тебе никогда ничего не жалел... Да и сильные витамины ему нужны! Яна с Мартином вздохнули с облегчением, добравшись до гостиницы. Не выдержав, Яна процитировала свою покойную бабушку, говорившую, что самая неразумная экономия это экономия на еде -- всегда выходит боком. -- Понимаешь, мои родители - дети Великой американской депрессии, и выросли в страшной нищете. На отце это никак не отразилось, и он, когда разбогател уже в 70-х, всегда с легкостью расставался с деньгами. А мама, как ты наверняка уже заметила, всегда покупает продукты на распродаже, выгадывая даже какие-то 10 центов. Для нее деньги остались еще теми, дореформенными, когда на 25 центов можно было купить билет в кино. Она никогда не купит картофель в ближайшем Брукширс, если в Волмарте он чуть подешевле. Она выросла в семье польских эмигрантов, где было 9 детей. Проучившись несколько лет в школе, ей пришлось ее бросить, так как у родителей не было 25 центов на спортивный костюм для уроков физкультуры. Представляешь - только 25 центов! А ведь мама была одной из самых способных учениц, никогда не делала ошибок в правописании! Еще она обожала прыгать через скакалку, и ей не было в этом равных... После ухода из школы, в 13 лет мама пошла работать на прядильную фабрику. Приходя домой, она сьедала лишь один маленький кексик и выпивала стакан кока-колы. Все! Вся семья существовала на натуральном хозяйстве - огород, кролики, индейки, но все мясо шло братьям Джо... Когда я был маленьким, мать постоянно недоедала, отрывая от себя еду для меня. Они с отцом сьедали один бутерброд в день на двоих. В конце концев в школе заметили, что я превращаюсь в доходягу, и назначили мне дополнительное питание. У нас никогда не было новой одежды -- донашивали после родни, а мне перешивали женские блузки на рубашки, от чего я дико комплексовал. Если теперь кроссовки, как правило, стоят дороже ботинок, то в то время было наоборот, и я стеснялся своей обуви. Ты не представляешь, в каких жутких условиях мы жили с родителями: туалет на дворе (как и у вас на даче под Петербургом до сих пор), ни отопления, ни горячей воды, а зимы в Нью-Джерси всегда суровые. На нашей кухне стоял масляный обогреватель, тепло которого проникало лишь в мою маленькую спальню,-- дверь в спальню родителей всегда была закрыта, так же, как и в гостиную. Я и не подозревал, какая холодина у них до того дня, когда мне понадобился носовой платок: в спальне - было холодно, как на улице! До этого мы жили в доме бабушки, где я спал в одной кровати с дедом. Он был хороший человек, но горький пьяница. Шестилетний, я приходил за ним в бар (Вы видели Вильяна Стампа?) и, умирая от стыда, тащил домой. Всю ночь меня преследовал запах перегара. Мои родители много работали, да и по молодости им было не до меня. Маму во многом заменяла бабушка, мы были очень близки, и, когда она умерла, для меня это стало большой трагедией. Мне было тогда 7 лет...

Старый Джон, измучившись болями в костях и своим бессилием, хотел умереть. Оставшись со свекром наедине, пока Джо и Мартин уехали в город по делам, Яна пыталась, как могла, развлечь старика. Он сидел в инвалидном кресле, в вязаной шапочке, и смотрел свой любимый исторический канал. Они заговорили о книгах. -- Я собрал за жизнь неплохую библиотеку... всегда обожал книги. Ты знаешь, благодаря книгам тебе может принадлежать весь мир! Я сам когда-то выучил механику и какое-то время преподавал ее в колледже...Посмотри там, на полках слева, у меня хорошие энциклопедии. Забери в Калифорнию все, что тебе нравится. Мне уже ничего не нужно... -- Ой, нет, не говорите так, у вас же есть замечательный внук, которому надо все показать и еще многому научить - эти книги, столярные и слесарные инструменты в вашей мастерской... Хворобы скоро пройдут! Вы всем нам очень нужны! -- Нет, все поздно уже, пора на покой, -- он с досадой махнул рукой.
– - Как поживают твои родители? Что ты им купила в подарок? Здесь, в Техасе, хорошие магазины. -- Я купила маме и тете очень удобные туфли фирмы "Доктор Шольс", слыхали о таких? А племянницам джинсы: ваш сын залез на верхнюю полку в магазине, чтобы достать пару самого маленького размера... -- Здорово,-- оживился Джон, -- "Доктор Шольс" -- это отличная обувь, разработанная когда-то специально для медицинских работников, долгое время проводящих на ногах. Я так рад, что у твоей мамы будут такие туфли... На следующий день Мартин, Джо и Яна посадили Джона в машину, а инвалидное кресло сложили в багажник. Они повезли его на любимое озеро вдохнуть свежего воздуха и полюбоваться весенним пейзажем. Поля вокруг Бонама запестрели яркими тонами. Ласково обвевал ветерок. Мартин толкал вперед тяжелое кресло. Но через десять минут прогулки, Джон еле шевеля губами, с мукой в глазах, попросил отвезти его обратно. Вернувшись домой, все поняли, что лучше было его никуда не тащить: тряска в кресле по неровностям дороги причинила старику дикие боли. Ведь на его теле, поедаемом раком, не осталось ни жиринки. Мартин подозревал, что рак простаты перекинулся на кости... Каждый вечер в дом Данкоф заходила Лорейн - друг семьи. Невысокая, хрупкая женщина, она держала небольшой салон красоты прямо напротив своего дома, где всего за два доллара делала замечательные стрижки. Немного дороже Лорейн брала с местных старушек за перманент и окраску волос. Старому Джону она красиво подстригала волосы почти каждый день, а когда его надо было везти к врачу, Лорейн на руках переносила старика из кресла в машину. -- Лорейн мне как дочь, -- рассказала Яне Джо, -- мы уже столько лет неразлейвода, если она не успевает к нам зайти, то непременно звонит. Ты не представляешь, как у нее сложилась жизнь: ее родители-баптисты выдали ее замуж за Дэвида, 18-летнего сына своих друзей, когда ей едва исполнилось 15. Тогда молодые не смели протестовать. Мужа Лорейн никогда не любила. Он такой у нее скупой - все заработанное откладывает в кубышку, не дает ей даже на продукты! Но прожили худо-бедно 40 лет вместе и вырастили двоих дочерей. Уже есть внуки. Каждое воскресенье Лорейн поет в хоре своей баптистской церкви - это ее отдушина. Да и старина Джон... -- Вероятно больше вы, нежели Джон?
– не поняла Яна. -- А, чего уж тут скрывать, -- рассмеялась Жозефина, -- мне давно ясно, что она в него влюблена. Пускай женятся, когда я умру - она славная женщина, да и на 25 лет моложе его. -- Да брось ты, мама, - вмешался Мартин, -- что за разговоры? Просто отца уважает вся округа, он стольким помог, когда вышел на пенсию. С его золотыми руками, то одно починит, то другое и никогда ни с кого не брал ни пенни... -- Джо, расскажите мне о баптистах в Техасе, я ничего о них не знаю... -- О, здесь их полно. Говорят, южные баптисты сильно отличаются от северных. Я- то всегда была католичкой и их не понимаю. Танцевать для них, пожалуй, больший грех, нежели пить и курить. Даже на свадьбах не танцуют! Представляешь, могу посплетничать, перед тем как дочка Лорейн выходила замуж, ее повели к гинекологу на освидетельствование... Ты понимаешь о чем это я? -- Простите, нет. -- Ну сохранила ли она девственность перед свадьбой или нет. Эта проблема так сильно волновала Лорейн, что она таскала к врачу своих обеих дочерей, - слава богу, обе были невинны, а то бы им не разрешили надеть белое платье. И что ты думаешь, младшая, Викки, развелась и завела роман с мужчиной, который на несколько лет старше Дэвида, ее отца. Им негде было жить: Дэвид и Лорейн отказали им в доме без регистрации брака, а ведь у Викки уже было двое детей! По иронии судьбы, когда они все же поженились и разбогатели, Дэвид оказался на работе под начальством своего тестя... -- Вот так истории у вас здесь, в Техасе! Покруче, чем в России! А на дворе уже 21-й век. Я заметила, что и Лорейн, и Дэвид часто выходят покурить, несмотря на церковные запреты. -- Да, Техас это как государство в государстве. У вас подшучивают над чукчами-эскимосами, а у нас полно анекдотов о техасцах. Хотя такие города, как Даллас, Остен, столица Техаса, славятся своими универститетами, театрами и культурой. Нам с тобой стоит там побывать, -- отозвался Мартин. -- Это в Далласе убили Кэннеди? По крайней мере, меня шокировало несколько раз то, что я заметила здесь на дорогах: машина едет на полной скорости по фривэю, вдруг резко останавливается и ее водитель чешет рукой затылок, мол, в какую ему сторону свернуть!!! А что прикажете делать тому, кто несется вслед? -- А, это наши местные ковбои, -- рассмеялась Джо.

– - Кстати, надо тебе показать ресторан неподалеку, где они ежедневно собираются. -- А мы останавливались с Мартином, но было закрыто. Я заглянула в окно полюбоваться интерьером: там были натыканы рога и ковбойские шляпы... Вы знаете, Джо, что я вступила в клуб любителей вина? -- Ты шутишь? -- Вовсе нет. Мы с Мартином обедали в том самом ресторанчике, где были с вами и я захотела красного вина. -- О, детка, какое вино - у нас в Техасе сухой закон, за выпивкой все ездят в близлежащую Оклахому, где наша собака Леди родилась. -- Вот именно, поэтому официантка сразу предложила нам заполнить бумажку для членства в клубе и заплатить 5 долларов, после чего с победным видом принесла бокал отвратительной бурды. -- Ой, не могу, держите меня!
– Покатывалась от смеха Жозефина.
– Наша девочка получила свое первое членство в Америке... А я, кстати, по-молодости любила выпить, и, быть может, поэтому Джон перетянул меня в этот штат с его сухим законом... В этом местечке, за неимением компьютера, на печатной машинке свекра, Яна заполнила анкеты для отдела кадров университской библиотеки, только уже на постоянную должность. Мудрый старый Джон сказал, что уверен в ее счастливом будущем в этой стране, где у всех столько возможностей! Словно в ответ в ее голове возникли строчки из песенки:"Жизнь, она повсюду та же самая,-- дни свои прокашлял - и гудбай..." В последний день перед отьездом было по-летнему жарко. Джо попросила покосить траву на лужайках вокруг дома: она очень следила за этим. Тем более что приближалась Пасха. На кирпичной стене дома Яна увидела громадного паука величиной с ее кулак и сфотографировала его для друзей. Инвалидное кресло Джона выкатили на солнышко. Старик грустно смотрел, как молодые выполняют его работу. Мартин и Яна по очереди развлекались ездой в электрической газонокосилке, скомбинированой когда-то Джоном, - сиди себе, езди по кругу, а она сама косит. Джо сфотографировала их на память. Напоследок Мартин полил траву на заднем дворе, а Яна подстригла громадные кусты перед домом специальными садовыми ножницами. В день католической Пасхи Мартин и Яна возвращались домой в Сакраменто, подавленные увиденным в доме родителей. Дорога с двумя пересадками была утомительна. Угнетали и дурные предчувствия. Но впереди был рабочий день.

* * *

С затаенной опаской и молитвами Яна подходила к своему отделу, где пахло отнюдь не амброзией. Ее там встретили подозрительно-холодно. Б.Д. и Летиция постоянно раздражались на всех и вся, и Яна со студентами сидели тише воды и ниже травы. В воздухе постоянно пахло грозой, молчание сгущалось. По всему ощущалось присутствие бывших военных начальников. Повсюду в отделе развешивались Дадзэбау для студентов, составленные Летицией, где в повелительном наклонении, без "пожалуйста" и "будьте добры" давались указания и грозные предупреждения, что и как делать либо не делать. Читать все это даже Яне было крайне неприятно, но студенты помалкивали. Джеймс eй шепнул, что Летиция вдруг перестала с ним здороваться, и он не понимает, в чем его вина, а, может, просто у нее плохое настроение?

Б.Д., узнав по своим каналам, что Яна подала заявление на должность уволившейся Кэтти, окончательно стал относиться к ней, как к рабыне на плантации. Каждые полчаса допрашивал, сколько документов она успела проделать, и подсчитывал среднее арифметическое. Яна, не выдержав, однажды посоветовала ему установить на столе песочные часы. Он стал похож на разьяренного Сеньора-Помидора из сказки про Чиполлино, убежал в кабинет, но не простил, сделав Яну навсегда козлом отпущения. Майор в отставке не потерпит даже малейшего неповиновения, -- это было ей дано понять неоднократно. Если кто-то из студентов или даже сама Летиция делали ошибку в работе, он спешил обвинить Яну. Но порой записи в электронном каталоге исчезали по вине несовершенной программы (впрямь как и в старушке Консерватории). Велась охота на ведьм.

"Я - менеджер отдела и устанавливаю здесь правила... Я хочу, чтобы ты это сделала прямо сейчас... Ты должна следовать своему расписанию, а если ослушаешься....". Нелепым было то, что говорилось это не вследствие Яниных, так сказать ослушаний и проступков, а на всякий случай, наперед, чтоб неповадно было. Важно не что человек говорил, а с какой интонацией. Здесь же звучала нескрываемая ненависть. Но не все так однозначно. В иные, редкие моменты Б.Д. пытался вести с Яной милые беседы "за жизнь". Излюбленными его темами были кулинария и политическая и военная история Советского Союза. С удовольствием он бравировал именами Сталина, Берии и Ежова. Яну поразило его отличное знание карты России. Оказалось, что будучи военным, он 5 лет прослужил в Германии, в Американском секторе Берлина, где они, разумеется следили за опасным мощным соседом - СССР. Он обмолвился, что летал на самолете вдоль границ... "Наверняка я представляю в его глазах образ вражеского государства, России, а может, даже и агента КГБ, а он был военным шпионом во время холодной войны " -- Яна, смотрела ли ты кинофильм "Скрипач на крыше?" (по циклу новелл Шолом-Алейхема "Тевье-молочник"). Я представляю жизнь в России как в этой картине. В ответ она пыталась ему обьяснить несостоятельность оного представления, так как действие в этом фильме происходило в начале 20 века, в маленьком еврейском поселении на Украине, или в Белоруссии... "Давай-ка проверим твой английский. Знаешь ли, что означает слово "partisan"? Забавно было слушать в течение дня, как босс набирал чей-то номер, и раздувая щеки от важности, произносил: "Алло! Генерал на месте ? " Когда он был в неплохом расположении духа, из его кабинета доносились военные марши, напоминавшие Яне победные фанфары марша "Гром победы раздавайся". А единственный принтер в отделе был мало доступен из-за пачек бумаг, которые Б.Д. то и дело распечатывал для своего военного музея вместе с рецептами различных десертов. В остальное время начальник утопал в своем копьютере, играя в "Солитер". Общение с русской из-за ее акцента и нестандартного английского видимо утомляли Брика. - Ты не говоришь, как мы, американцы, не учила ли ты британский вариант английского? -- Так точно,-- Яна сочла это для себя комплиментом, -- 20 лет назад я закончила английскую школу с британским вариантом языка.. Одним из немногих ее преимуществ как иностранки была возможность игнорировать легковесные, поверхностные суждения ближайших коллег, скабрезности и в частности, военный, в худшем смысле этого слова, юмор Брика. Все они думали, что многих разговоров эта русская просто не понимает. Где-то через год после Яниного прихода в Серийные издания, босс изрек: "Твой английский, Яна, теперь гораздо лучше, а то было время, когда я не знал, понимаешь ли ты, о чем я говорю." На самом деле она понимала 90% с самого начала, но делала вид, что не понимает. Нелегко Яне давался американской сленг. Начиная с мая месяца Брик впал в черную меланхолию и вообше перестал с Яной здороваться. Она была в курсе, что весной обычно обостряются хронические психические заболевания у людей, им подверженных. "A быть может он просто отрабатываeт на мне небезызвестную политику кнута и пряника?"

Поначалу ей нравилось разбирать ящики с библиотечной почтой -- только бы не сидеть сиднем за компьютером. С ностальгией Яна вспоминала свою работу в библиотеке консерватории, где ей лишь изредка доводилось проводить за компьютером по восемь часов в день. Приходы читателей за справками, поиск книг и справочных материалов на полках, стоячая работа над подготовкой выставок, -- все это не давали засиживаться. Шло общение с интересными людьми. А в этой библиотеке ее убивала полная изоляция от читателей и отсутствие какого-либо творческого элемента, равнодушие к культуре и литературе, интеллектуальная летаргия, -- как будто людям ничего не надо, кроме быта и физиологических радостей. Работу Яны делала и Летиция, только в большем обьеме. Она, заметив какую-либо из Яниных ошибок, стремглав неслась жаловаться Б.Д., вместо того, чтобы самой сказать Яне об этом. Обьясняла она это тем, что Яна не является ее подчиненной и, стало быть, все замечания и наставления должны быть сделаны непосредственно боссом. В этом, несомненно, была доля истины, но такое отношение Яну изрядно мучило, так как противоречило ее предыдущему опыту общения с сослуживцами. Словом, она поняла,что у окружающих ближайших коллег были специфические представления о лояльности и порядочности. Летиция, в период плохого настроения изображала плохое понимание Яниного акцента и переспрашивала много раз. Яна, не чувствуя себя комфортно, начинала путать английские слова, переводя в голове с русских фраз на английские в мгновение ока, и делала ошибки в произношении. Б.Д. же теперь обожал зазывать Яну в свой кабинет на "аутодафе". Делалось это таким образом: почти каждое утро, завидя из своего офиса, что она явилась, Брик с наслаждением говаривал: "Яна, зайди в мой кабинет, ты попала в беду!" Либо, другой вариант: "Яна, зайди ко мне, но не бойся, ты не в беде! Пока еще, Ха-ха-ха." Закрыв за собой дверь, она выслушивала обычно, как говориться, "бред сивой кобылы ". Но первым делом Б.Д. предлагал Яне сесть на одно из безобразных, неудобных кресел, и тут же вперивал масленые глазки в ее бюст или ноги, упиваясь своей властью над своей подчиненной. И она задумывалась тогда, может это нормальный стиль руководства в Америке? Откуда ей было знать? Яна все еще оставалась чужаком.

Столкнувшись однажды с Яной у дверей в отдел, поедая ее глазами, Брик поинтересовался, ходит ли она в тренажерный зал, дабы сохранять девичью фигурку. "Харассмент по-американски чистой воды,"- подумала Яна. -- Яночка! К красоте всегда тянутся грязные руки. Он что, влюблен в тебя?
– изрекла ее мама по телефону. -- Господь с тобой, мама, ты бы видела этого борова. Это - крупный и свирепый парень. У них здесь в Америке есть ходовое выражение: " Подобное притягивает подобное", представляешь? Что же я сама такое? Чем притянула? Янина мудрая старшая сестра, по прозвищу Кошка, охарактеризовала ситуацию с начальником следующим образом: "Ты пойми, у него же нет никакой возможности прикоснуться к тебе, как к женщине, кроме лишь через работу. Вот он и цепляется, чтобы быть к тебе поближе..."

Однажды Брик и Дик обсуждали что-то, стоя посередине комнаты, как вдруг, Брик выдал, адресуя в пространство: "Тут поговаривают, что я слишком крут! Да, я бываю, иногда, -- он бросил цепкий взгляд в сторону Яны,-- но в целом я же просто Пусси Кэт!" Затем последовало его лошадиное ржание. Летиция, округлив глаза-вишни и громко фыркнув, прыснула в кулак. -- Вы, сэр, своего рода армейский офицер со своими людьми,-- перешли в атаку Дик и его подруга. После все ретировались в офис Брика, продолжая обсуждать ситуацию за закрытыми дверями. Несмотря на стычки между ними, вскоре последовало неплохое материальное вознаграждение от начальника этой сладкой парочке - Дику и Летиции. Не поняв до конца, что же это было - надбавка к зарплате либо просто премия, Яна наблюдала, как они подобострастно расшаркивались с Бриком и благодарили.

Студенты, работающие в отделе, часто менялись, за исключением Джеймса и китаянки Дайан, прекрасно, кстати, говорившей на английском. Появилась новенькая, 33-летняя студентка Рита, ее взяли на работу с "гавдоками". Приземистая, с огромной "кормой", которую она постоянно подчеркивала обтягивающей одеждой, Рита больше всего мечтала о замужестве, так как ее годы уходили... Со временем Рита и Летиция стали близким подругами. Летиция взяла Риту под свое крыло, и всячески пыталась помочь ей устроится на работу в библиотеку на постоянное место. То и дело расхваливая способности Риты перед Б.Д. и Диком, Летиция подружила их всех между собой. На Яну Рита всегда глядела свысока. Вдруг, их вызвал к себе Б.Д. и поручил вместе выполнять совершенно новую для Яны работу, над которой Рита уже корпела одна на протяжении месяца. Их послали в подвальное помещении библиотеки, где хранились в основном переплетенные журналы до 1980 года. С возрастом у Яны развилась клаустрофобия. В целях экономии места в подвале использовались движущиеся тяжеленные полки. Они представляли собой немалую угрозу для жизни. Ей до этого не приходилось иметь с ними дела, и это было занятие не из приятных, -- суметь откатить нужную полку и закрепить с помощью специального колесика и рычага близлежашие, а иначе человека могло просто раздавить. В самом дальнем углу подвального помещения Яна наткнулась на небрежно сваленные на полках редкие журналы, изданные, начиная с Х1Х века. Они явно требовали реставрации и иных условий хранения. Среди них был даже "Сайентифик американ", чего Мартин не мог простить этой библиотеке. Яна как-то спросила у Дебби из переплетной, почему эти материлы в полном запустении, на что она ответила: " Нет средств!" "Но есть же средства на "Плэйбой" или "Космополитен", -- прокомментировала Яна. Переплеты Яна и Рита грузили на тележки и затем толкали их через всю библиотеку к своим столам либо к копировальным машинам. Физически это была мужская работа, но Б.Д. и в голову не приходило дать им в помошь парней. Его инструкции зачастую противоречили элементарной логике. Яна как-то предложила Рите сделать по-своему. Рита моментально пошла к Брику в офис и настучала об этом неповиновении. Яна сидела неподалеку и слышала их разговор. Тогда Б.Д. просто сорвался с цепи: "Командую здесь я. Я твой менеджер! Это в России ты была руководителем отдела, а здесь ты делашь то, с чем выпускник средней школы мог бы справиться..."