Под кровью — грязь

Потом отдохнет. Спать.

Палач никогда не задумывался над тем, что его ожидает после смерти. Слишком часто он сам убивал людей, слишком много он видел тел, обезображенных смертью, и никогда не задумывался о том, куда же девается все то, что заставляло эти тела двигаться, разговаривать, дышать. Жить.

Спать. Не вовремя эти мысли настигли его. Не вовремя. Он успеет подумать об этом потом. А если не успеет подумать, то сможет все узнать наверняка, на собственном опыте.

Как это будет выглядеть? Что почувствует он в этот момент? Почему он никогда даже не пытался рассмотреть в глазах своих жертв отблеска правды?

Ад, рай… Для Палача это были только слова. Ничего не значащие слова. Он сам себе ад. Он сам выбрал для себя последний путь, и никто не смог бы сделать конец его жизни мучительнее, чем сделал он сам.

Он не смог пожалеть тогда Дашу. Он позволил умереть ей и Володе, единственным, кто что-то для него значил. Кого же теперь он мог жалеть? Уж во всяком случае – не себя.

Спать. Древние считали, что сон – маленькая смерть. Небольшая репетиция…

Суета

Механизм города продолжал работать, почти как обычно. Почти. Каким бы незначительным не казался толчок, полученный системой, какая-то шестеренка на мгновение запнулась, были мгновенно задействованы ремонтные службы, но в результате сбоя и его исправления возникла небольшая вибрация. Почти незаметная. Почти.

Посты на дорогах убийц депутата не задержали, но три или четыре курьера с зельем и один-два гастролера были остановлены. Поставки не были выполнены, совсем на немного, на общем фоне этого почти никто не заметил. Почти.

В результате обысков было разгромлено несколько притонов, схвачены человек пять, числящихся в розыске уже несколько месяцев, так что несколько вырос процент эффективности работы правоохранительных органов.

Гастролерам, прибывшим в город и проскочившим официальный контроль, пришлось объясняться с местной неофициальной властью. С теми, что попытались стать в позу, особо церемониться не стали, и в результате немного охладились отношения с иногородними коллегами. Всего на несколько градусов, почти незаметно. Почти.

Все эти «почти» были крохотными, пустяковыми. Каждое из них в отдельности не могло никак поколебать стабильной и отлаженной махины, даже в совокупности они стали причиной лишь той самой небольшой вибрации, которая неизбежно должна была угаснуть сама собой с небольшим течением времени.

Слишком массивной машиной был город, слишком прочно вросла в него система, их клетки так смешались, что нельзя было отличить их друг от друга. Едва заметные колебания рождали неясные слухи, слухи, не торопясь, скользили в общих информационных потоках, на самой периферии, и к ним почти никто не прислушивался.

Почти никто.

В вечерних новостях прошел репортаж с места убийства Борщагова, и зрители смогли насладиться зрелищем падающего тела и хаотическими метаниями гостей.

Органы комментировать все это отказались, сославшись, как положено, на тайну следствия. Кое-кто из телезрителей прокомментировал все происходившее на экране по-своему. «Ишь, как забегали, сволочи!» – удовлетворенно сказал кто-то из многочисленных ветеранов и пенсионеров. И фраза эта прозвучала в различных вариациях одновременно и в тысячах других квартир.

Не все же им в мерседесах ездить – с эти согласились многие. Те же, кто ездил именно в мерседесах, вспоминая о близких контактах покойного с Хозяином, покачивали головой и начинали опасаться чего-то нехорошего.

О том, что одновременно с депутатом был убит пропойца и дебошир Егорка, помнили только его соседи по квартире и дому, и те, кто тщательно, но тщетно обыскивали квартиру в поисках хоть какой-то зацепки. Их уловом оказался отпечаток ботинка сорок четвертого размера возле окна в комнате.

Грязь была соскоблена со всей тщательностью и отправлена на экспертизу. Следствие имело только эти комочки и пулю, пробившую господину Борщагову пиджак, рубашку и сердце.

У ночного клуба урожай был гораздо богаче. Не говоря уже о четырех трупах, было собрано почти полтора десятка гильз от автомата, из тел Ногина, охранников и водителя было извлечено почти десяток пуль, выпущенных из двух разных стволов, а с остатков лица одного из охранников был снят отпечаток сапога. Еще две пули были извлечены из штукатурки на потолке квартиры на втором этаже, возле входа в ночной клуб.

Следователь прикинул на глаз возможную линию очереди и покачал головой. У него возникло впечатление, что стрелок пытался очередью вымести улицу, как метлой.

После того, как в проходном дворе были обнаружены шинель и шапка рядового Агеева возле брошенного автомобиля, бывший солдат срочной службы стал подозреваемым номер один.

Информацию о его розыске не передали по телевидению только потому, что побоялись ненароком связать нападение на клуб и убийство Борщагова.

Управляющий клубом дополнить протокол не смог ничем, был отпущен следователем с миром, и ему пришлось давать объяснения уже в другом месте. Там его уже не именовали гражданином и вопросы ставили большей частью болезненные. Действительно, отчего это счетная машинка отказала именно этим утром? Уж не решил ли управляющий немного подзаработать?

В конце концов, управляющему поверили, но в борьбе за свое доброе имя он приобрел несколько ушибов и трещину лучевой кости левой руки.

Уже заполночь вся эта информация достигла Хозяина. Девятнадцатилетний пацан? Хозяин еще раз внимательно прочитал и копию протокола, и донесение своих людей. Семь трупов в карауле и четыре на улице.

То, что Агеев сделал в карауле, Хозяина интересовало мало. А вот откуда солдатик получил информацию о деньгах, достал машину и где откопал подельщика – вот это было интересно и наводило на самые разные мысли.

В результате рядовой Андрей Агеев стал объектом внимания Хозяина. Не исключено, что он больше никогда не всплывет на поверхность. Опять же, случайный патруль мог задержать Агеева уже этой ночью. Но в любом случае Хозяин хотел получить информацию непосредственно от солдата. Насколько случайно то, что все три убийства произошли в один день. Причастность дезертира к убийству Борщагова была более чем гипотетична. Шансов на это почти не было.

Просто Хозяин стал Хозяином именно потому, что в его планах и намерениях не было места для неуверенного «почти». Он слишком хорошо понимал, что одно неправильное действие может повлечь за собой целую лавину ошибок.