Под кровью — грязь

– Вы очень интересно интерпретируете мотивы Гаврилина. Я бы даже сказал – талантливо.

– Я, между прочим, тоже был в свое время наблюдателем.

– Действительно. Извините, я вас перебил. Вы что-то говорили об еще одной основе действий Гаврилина.

– Он может пытаться заставить Артема Олеговича дать ему дополнительную информацию.

– И как вы полагаете, даст?

– Тут и полагать нечего, естественно, не даст.

– Тогда из всего этого следует, что жить Гаврилину осталось не слишком долго.

– Выходит так. И меня мучает вопрос – почему все-таки он так себя ведет? Он же расписывается в собственной ненужности для последнего этапа операции. Артем Олегович может совершенно спокойно списать его.

– Вы несколько разочаровались в своем протеже?

– Не исключено, что я несколько разочаровался в нашей системе. Самым уязвимым оказался человек, верящий в то, что мы не ведем с ним двойную игру.

– Только давайте не будем скатываться в абстрактный альтруизм и филантропию. Таковы правила.

– Я это знаю. Но, тем не менее, мы готовы уничтожить Палача, используя его чувство долга, а Гаврилина должна погубить вера в принципы и порядочность системы.

– Так было всегда.

– Тогда выходит, что мы с вами выжили в этой игре только потому, что не имеем этих слабых мест, не имеем чувства долга и веры в принципы?

– Мы с вами выжили только потому, что смогли понять – правила могут меняться в ходе игры. Мы сами можем менять правила, но только в том случае, если, применяя эти правила, новые, только что придуманные нами, победим. Критерием оценки здесь является успех или неуспех. И если Гаврилин, следуя всем правилам и принципам погибнет – значит, он ошибся.

– Почти по Талейрану, вовремя предать – это не предать, а предвидеть.

– Почти. И для того, чтобы выжить в нашей с вами игре, нужно обладать изрядным запасом цинизма. Это очень помогает смотреть на вещи и взаимоотношения между людьми трезво.

– Тогда нам нужно специально ввести курс для молодежи – прикладной цинизм.

– Знаете, что делает вас особенно опасным и эффективным?

– Благодарю за комплимент. Так что же делает меня таким опасным и эффективным?

– Вы очень хорошо разделяете свои внутренние переживания и работу. Ваша тонкая душевная организация, я не иронизирую, поверьте, не мешает вам быть трезвым и жестоким.

– Это ваша версия.

– Это не только моя версия. И ваше счастье, что в молодости руководство распознало в вас такую двойственность. Иначе…

– Иначе?

– Иначе ваша склонность к словесным самокопаниям положила бы край вашей карьере. И не только ей.

– Вы знаете, много лет назад у меня состоялся именно такой разговор с моим тогдашним начальством.

– И?

– И моя карьера не пострадала.

– Чему я несказанно рад.

– А я-то как рад!

– Послушали бы нас сейчас наши подчиненные, посмеялись бы от души.

– Не думаю. Наши с вами подчиненные несколько отучены от смеха по поводу своего начальства.

–И это правильно. Но хватит об этом. Ваши прогнозы на ближайшее будущее?

– Палач попытается выполнить приказ, и группа его останется в Центре досуга. Под похождениями Солдата и его людей будет подведена жирная черта. Перед началом операции сам Палач обрубит концы, ведущие к нам, так что ни одно расследование не даст ни каких результатов.

– И мы сможем спокойно приступить к следующему этапу операции.

– И мы сможем спокойно преступить к следующему этапу операции.

– У вас есть кандидатура на его проведение?

– Есть. Целых два.

– Кто же?

– Александр Гаврилин и Артем Олегович.

– Тогда считайте, что только один.

– Артем Олегович?

– Я этого не говорил.

– Это подразумевается.

– Это вы сказали.

– Гаврилину может помочь только чудо.

– Вот видите – у него есть шансы.

– И вы бы поставили на него?

– Какие ставки? Мы с вами трезвые люди. Просто, если бы Гаврилин все-таки нашел бы выход – лучшей кандидатуры мы просто не нашли бы.

– Иронизируете.

– Отнюдь. Поскольку спасти Гаврилина может только чудо, то если оно произойдет, грех будет им не воспользоваться. Логично?

– Логично. Только вот Гаврилину от этого не легче.

– Не легче. Только нас Гаврилин будет интересовать лишь тогда, когда он выживет. А до тех пор нас интересует только успех операции. Согласны?

– Кстати, об операции, у нас еще есть время пополнить список объектов для Палача. Чистить так чистить.

Кровь

– Нету его дома, – сообщил Бес Жуку, – я минут пять ждал чтобы он трубку взял.

– Значит, будем ждать, – спокойно сказал Жук.

Ждать. Бес поежился. Погода хреновая. Хоть бы скорее снег выпал. Эта сырость совсем душу вымотала. Палец, собака, чуть не загнил совсем из-за этой погоды. Бес осторожно почесал шрам.

Темно во дворе, не освещают, экономят электричество. Или лампочки побила сявота. Бес сунул руки в карманы, покосился на Жука. Спокойно курит, скотина. Пальцы сами нащупали рукоять пистолета в кармане. Замочить урода, да ладно, все равно уже скоро конец.

Бес глянул на часы. Два часа ночи. Где этого идиота черти носят? Пришел бы уже, и дело с концом. Сам процесс убийства уже перестал вызывать у Беса сильные эмоции. Пришили и пришили. И хрен с ними. Нефиг было щелкать клювом. Вот если бы замочить Жука, вот это бы, наверное, доставило бы удовольствие.

В темноте двора что-то загремело. Бес насторожился. Даже Жук обернулся на грохот, отложив в сторону трубу гранатомета и сунув руку в карман за пистолетом.

Загремело так, будто опрокинулся бак с мусором. Точно, бак и загремел. Несколько голосов одновременно заржали. Бес сплюнул, местные козлы развлекаются.

С какой-нибудь тусовки гребут, настроение игривое, есть сильное желание продолжить веселье. Бес очень хорошо помнил, как сам вот так возвращался вот так с дискотек, как в крови закипало желание оторваться на кого-нибудь.

Обычно он и начинал разборку со случайным прохожим. Закурить не найдется? Нету? А не врешь? Может, просто зажал? Дай гляну в карманах? Ты мне что – не доверяешь? Чтобы я взял у тебя что-то? Пацаны, он меня вором считает! И пацаны обязательно обижались за своего приятеля и не вовремя подвернувшегося прохожего били. И это тоже очень хорошо помнил Бес, как заходилось сердце, когда он бил ногами уже опрокинутого человека, как всхлипывал у него под ногами лежащий, и как чувствовал себя Бес почти равным среди своих ребят, которые обычно его равным не считали.