Под кровью — грязь

Или убивал.

Он слишком часто стал думать об этом. Слишком часто. Он вдруг даже вспомнил, как убил своего первого.

…Палач тогда даже не успел понять, что произошло. Просто откуда-то сверху, из темноты на него обрушилось что тяжелое, шумно дышащее, остро пахнущее, и он, не успев еще толком понять что произошло, повинуясь скорее страху, чем желанию убивать, отшвырнул это от себя и ударил прикладом.

Изо всей силы, как молотом или топором. Под прикладом с хрустом и всплеском просело, и в наступившей тишине он вдруг услышал, как человек – он, наконец, понял, что это был человек, – как человек продолжает шевелиться уже после смерти. Услышал, не увидел, не почувствовал, а именно услышал, как осыпается песок, как воздух вырывается из легких уже мертвого человека не то последним выдохом, не то стоном.

Он вдруг заметил, что человек, умерший у его ног, уже не похож на человека, что движения его напоминают движения раздавленного насекомого и не вызывают чувства вины или сострадания.

А потом начался бой, Палач стрелял в темноту, темнота в ответ выбрасывала из себя шелестящие пунктиры трассирующих пуль, и лежащее под ногами тело вообще потеряло всякое значение. Просто помеха.

…Он все-таки заснул. Палач открыл глаза и огляделся. Машины Жука не было, но по улице вихляющей походкой, часто оглядываясь, двигалась тощая фигура.

Бес. Что случилось? Почему он один? Или это Жук послал его вперед, чтобы убедиться, что все спокойно?

Фигура Беса выражала усталость и нервное напряжение. Когда он остановился неподалеку от машины Палача и стал оглядываться, голова его двигалась рывками, как у птицы. Как у мокрой испуганной птицы.

Палач щелкнул переключателем, фары его машины мигнули. Бес вздрогнул и почти бегом бросился к машине. Вначале к водительской двери, а потом, заметив повелительный жест Палача, правой передней.

– Я это… – начал он, но Палач оборвал его.

– Жука ждать?

– Нет, он…

– Потом, – Палач завел двигатель и плавно тронул машину с места, – ты как сюда добрался?

– Пешком.

– А машина?

– Так у меня ж прав нет. А Жук…

Машина свернула в переулок, сделала круг по небольшой площадке между домами и выехала на проспект. Палач сбавил скорость, внимательно рассматривая в зеркало заднего вида дорогу. Похоже, никого.

Беса трясло, он никак не мог согреться, зубы постукивали. Палач включил печку.

– Теперь рассказывай.

– Ага, – Бес сглотнул. – Мы это, приехали, как ты сказал, я позвонил по телефону, никто не взял трубку. И мы стали ждать.

– Где?

– Там, прямо во дворе. Там площадка такая, детская. Песочница, качели и еще фигня разная.

– И что?

– Ну и ждали. А потом местные пацаны вдруг подвалили.

– Что значит подвалили?

–Ну, типа, покурить попросить, у Жука. Он курил.

– Покурить?

– Ну, типа, покурить. Ну, как обычно, чтобы отмудохать.

– Как обычно отмудохать. И что?

– Мы даже дернуться не успели. Их там рыл десять было. Может, бухие, может, уколотые. И сразу перьями начали махать. Достали Жука прямо в живот, он даже выстрелить не успел.

– А ты?

– А что я? – Бес заговорил живее, дрожь в голосе исчезла. – Я пистолет вытащил, да только Жук уже упал. Я выстрелил…

– Попал?

– Ага, двое точно упали, еще одного, кажется, зацепил.

– Кажется, зацепил.

– Ну да, они ломанулись кто куда, я к Жуку, а он…

– Что он?

– Он от боли орал, как… как…

– Как резаный.

– Что? А, ну да. Идти уже не мог, только кричал. – Бес замолчал, а Палач его не торопил.

Он представлял себе, что именно мог ощущать Бес в тот момент, когда Жук, измывавшийся над ним полтора месяца, оказался в его руках.

– Дальше, – потребовал Палач через минуту.

– Тащить я его не мог, там того и гляди, могли менты появиться, шуму столько! А у нас и стволы, и гранатомет этот…

– Ну и…

– Ну, я его и замочил.

– Замочил…

– Да не мог я по-другому, гадом буду, не мог. Сам рассуди, – Бес чуть не сорвался на визг. – Я забрал пистолеты, гранатомет, у Жука из кармана все выгреб – бабки, бумажки все, фотку эту – все. Потом стволы забросил в мусор на стройке, там неподалеку. Вот. И это, машину я отогнал на два квартала в сторону, закрыл и поставил возле дома, на площадке. Чтобы, значит, можно было потом забрать. Там шмотки, и все такое…

– И все такое… – протянул Палач.

Бес закончил свой рассказ и сидел, прижавшись к дверце. Теперь он ждал. Палач это хорошо понимал.

Всю дорогу к месту встречи Бес готовил свой рассказ, старательно прикидывал, о чем можно промолчать, а о чем лучше рассказать. Похоже, почти не врет. Подробности можно будет узнать через Пустышку. Сегодня вечером. А пока…

Вот приказа они не выполнили. Это плохо. Так нельзя. Так он никогда не поступал и не собирается поступать так и напоследок.

– Где фотография?

– Что? А – фотография, – Бес полез во внутренний карман куртки и достал смятый снимок. – Вот.

Насквозь промок Бес, даже фотография намокла.

Палач остановил машину и заглушил двигатель.

– Пойдем, я тебя отведу к остальным, а сам займусь вашей с Жуком недоработкой.

– Я сам могу, – встрепенулся Бес.

– Ладно, пойдем.

Они подошли к старому двухэтажному зданию, вошли в пропахший тухлой едой и сыростью подъезд и поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж. На стук Палача дверь открылась сразу – Блондин, похоже, дежурил возле двери.

– Все в порядке? – спросил Палач.

– Все хоккей, – ответил Блондин, пропуская Беса и Палача в квартиру и закрывая входную дверь на замок.

Никто из группы не спал. Наташка сидела в углу старого дивана, на другом конце дивана сидел Агеев, Стрелок сидел на стуле недалеко от окна. В воздухе витало напряжение.

Присматриваются, подумал Палач. Пауки в банке тоже поначалу присматриваются.

– Знакомьтесь, – сказал Палач и подтолкнул Беса на середину комнаты. – Это Бес. Вы с ним помягче, он в печали. Ему только что пришлось пристрелить своего напарника.