Под прикрытием
Шрифт:
Ещё есть к меня одна идейка. Обращаюсь к Упырю:
– Послушай… Помнишь – когда я у вас «в гостях был», ты меня с одним забавный стариканом познакомил? Ксивы меня ещё тот учил подделывать: «фармазон», «маклер» или «малявщик» - я всё в вашем языке путаюсь.
Ксавер, несколько напряжённо слушал наш диалог:
– А ты не «путайся», а говори по-человечьи.
Упырь, буквально на секунды наморщил лоб, вспоминая:
– С «Филиным», что ли? Помню, а как же! Всё привет тебе передавал – пока не посадили.
– «Посадили»?! За то?
– Хахаха!
Отведя глаза в сторону, чтоб не «засветить» радость, с сожалением причмокиваю:
– Мда… С окулистами ныне просто беда.
Переглянувшись настороженно, Ксавер вопрошает:
– А тебе на что?
– Да, так… Проехали эту тему, короче.
Обсудили ещё кое-что по мелочам, договорились ещё кое о чём малосущественном и, завершив встречу кратким разговором «ни о чём», распрощались.
***
От «загруженного» слитой инфой представителя теневого бизнеса, заехал в Нижегородскую радиолабораторию – узнать как идут дела с моими ртутными выпрямителями для электросварки. Оказалось, они вообще не идут: Валентин Петрович Вологдин сидит на чемоданах, собираясь перебраться в Петроград – в «Центральную радиолабораторию Треста заводов слабых токов». Поругался было с ним, но окончательно рвать не стал – жизнь длинная, Земля круглая… Глядишь - где-нибудь, когда-нибудь – да пересечёмся.
С начальством радиолаборатории перезаключили договор на весну 1924 года. До той поры как-нибудь без ртутных выпрямителей выкручусь – есть одна идейка.
Теперь, надо узнать как там продвигается прогресс по «изобретению» стержневой радиолампы.
Взлетаю как на крыльях на второй этаж и, не обнаружив визуально самого «изобретателя», спрашиваю его начальство:
– Извините, что беспокою… Не подскажите, где Василий Пупкин?
– В больнице уже как с две недели, - отвечает мне руководитель стеклодувной мастерской, - скоро должны выписать.
– А что с ним? …Никак, заболел?
Работа стеклодува довольно вредная для человеческих лёгких.
«Не дай Бог – тубик подцепил… Тьфу, тьфу, тьфу!».
От его «кисляка» на физиономии начальника стеклодувной мастерской, мне заранее начало плохеть:
– Хуже…
Меня как мешком с цементом сверху оглаушили – таким тоном было сказано! Слышу, как эхо из потустороннего мира:
– Провожал вечером девушку… Пристала группа местной шпаны… Хулиганы… Василия сильно избили… Сотрясение мозга, чуть не выбили глаз… Его любимую девушку – тоже студентку, затащили в кусты - изнасиловали по очереди всей толпой… Через день, прямо в больнице - наложила на себя руки… Повесилась…
В глазах потемнело, стало очень нехорошо.
– Милиция не может найти – свидетелей нет. Вася никого из них не знает, плохо помнит…
Пошатываясь на ватных ногах, выхожу из лаборатории
***
Хулиганство…
Происхождение этого термина доподлинно не установлено. Версий много, самая популярная из них гласит - что в 19 веке жил в Британии, дескать, некий Патрик Хулиген - ирландец по происхождению и явный социопат характером.
И вот де, его-то фамилия и стало в этом случае нарицательным.По другой - достаточно убедительной версии, наоборот: слово английское слово «Hooligan» - произошло от исконно русского «хули» и, в середине 1920-х было заимствованно в английский язык из русского - в котором оно обозначало «молодого оппозиционера советскому режиму». Так и написано во французском толковом словаре «Le Grand Robert» - можете сами убедиться.
Первые хулиганы на Руси, были без всякого сомнения из привилегированных слоев общества – гвардейского офицерства, помещиков, купечества (вспомните гоголевского Ноздрёва), затем эта «мода» передалась городскому простонародью.
Рисунок 98. Дореволюционная группа хулиганов.
В энциклопедию Брокгауза и Ефрона это слово (“хулиган” - уличный бездельник, забавляющийся издевательством над горожанами) попало в 1909 году, а сами явление появилось гораздо раньше – на рубеже XIX - ХХ веков.
Все это было данью своему времени!
В тогдашнем Лондоне имелись многочисленные уличные банды собственной гопоты (и вовсе не футбольные фанаты) и, в Нью-Йорке, Париже и Берлине…
Ну а мы чем их хуже?
Мы ничем не хуже и в дореволюционном Петербурге или Москве - местные хулиганы тоже образовывали свои собственные «сообщества по интересам», сиречь - банды. Помимо драк и выяснением отношений между собой, они сквернословили в общественных местах, отправляли естественные надобности «среди публики», били стёкла в окнах домов и трамваев, мучили кошек и собак (а не просто стреляли их – как последний российский Недержанец), валяли фонарные столбы, портили надгробия на кладбищах, приставали к девушкам на улицах и так далее…
Фантазия у подобных типов - весьма буйна и воистину неистощима, как у писателей в стиле славянское фэнтази!
С большим энтузиазмом питерские хулиганы участвовали в событиях февраля 1917 года: толпы их громили полицейские участки и зверским образом убивали попавшихся им в руки городовых - зачастую вместе с семьями. После Октября, при объявлении «красного террора» - наряду с контрреволюцией, шпионажем, саботажем и погромами - дела о хулиганстве перешли в ведение революционных трибуналов. Те, при вынесении приговоров особо не церемонились – расстреливали уличных «вояк» только в путь и, хулиганы на время приутихли.
Но, тут пришла первая «оттепель»!
При послаблении режима в эпоху НЭПа, хулиганское движение обрело второе дыхание и выплеснулось далеко за столичные пределы. Разгул хулиганов в двадцатые годы делал улицы городов опасными для простых граждан в дневное время и полностью «непроходимыми» в ночное. В некоторых населённых пунктах, после наступления темноты - даже конная милиция боялась появляться в рабочих кварталах. Ибо, как у сказочной богатырской развилки – можно и лошади лишиться и, самому убиенному быть…