Под ручку с Богом!
Шрифт:
В приеме главное – прислушаться к своим чувствам, осознать творческий замысел и немедля приступать к работе! Писать так картину несколько дней противоестественно, здесь важна запредельная концентрация. Это диалог внутреннего космоса с внешним миром при помощи мастихина и красок. Я чувствовал, что этот прием создан для меня, и он мгновенно завоевал мое сердце.
Я брал из тюбика толстый слой краски и, почти не разводя, наносил его кистью так, словно замазывал на зиму окна. Я сражался с холстом, правил его несовершенство, чтобы он превращался в транслятор эмоционального переживания. Я ощущал себя дерзким создателем мира, в дела которого никто не посмеет вмешаться! Картины наполнялись жизнью и все больше и больше приносили мне удовольствие. Я нащупал свое!
Тамара была довольна тем, что я «при деле», ей нравилось вставлять в разговорах с соседями фразочки вроде:
Это было хорошее время. Каждый день обещал мне новые впечатления и открытия. Во мне постепенно раскрывалась вселенная, непознанный океан, в который я заплывал все дальше и дальше! Никто не смог бы меня убедить в том, что в мире есть что-то более прекрасное и значимое, чем полет в космическом пространстве твоего подсознания! Так я превращался в живописца!
Петр Николаевич работал на складе электронной техники. После отсидки его пристроили приятели, которым он что-то отстегивал. Подобная работа подразумевала левые источники дохода, и Петр конечно же мухлевал с товарами и умудрялся втюхивать неосмотрительным покупателям брак. Без воровства также не обходилось. Уже через три месяца квартира задыхалась от коробок с электронной всячиной, и к нам регулярно захаживали люди, которым Петя за наличные деньги выносил бытовые прибамбасы.
Чтобы освободить место под складирование техники, Петр иногда прибирался в квартире по собственной инициативе. Выкидывал все, что ему было не нужно. Причем под горячую руку попадали даже хорошие вещи. За одну такую акцию он выкинул новый CD-плеер и несколько книг, среди которых был библиотечный экземпляр «Мастера и Маргариты». Духовные книги к тому времени окончательно меня запутали, и потрепанный переплет Булгакова стал откровением. Прочитав роман от корки до корки, я задумался: может, все-таки дьявол не козлик с копытами, а интересная личность? Он ведь прекрасно разбирается в людской природе, понимает ее и не осуждает, но право выбора всегда предоставляет самому человеку. У дьявола своя философия, о которой принято помалкивать и даже игнорировать, но это не значит, что ее не существует. В любом случае Воланд показался мне прикольной личностью – с ним весело, он остроумен и, скорее всего, желает добра человечеству. Он пытается помочь людям, но они эту помощь активно отвергают и предпочитают купаться в пороках материальных ценностей, за что конечно же их ждет неизбежная расплата. Ибо веровать в Бога и изображать набожность – вещи довольно разные.
Кстати, выброшенный Петей CD-плеер помог открыть мне океан мировой музыки: «Пинк Флойд», «Куин», Мадонну, Стинга, Джорджа Майкла и многих других исполнителей! Музыка вдохновляла меня, наполняла энергией, которую я в дальнейшем использовал в работе! Засыпая, я мечтал поскорее проснуться, чтобы снова услышать любимые песни и написать новые картины. С той поры вся моя жизнь проходила под музыку с утра до вечера.
Кажется, через год Тамара и Петр официально расписались. Не могу сказать, что я был рад. Петя не торопился с переездом, я подрастал, творчеством заниматься было негде, а Маркиз постоянно прятался в шкафу, потому что места в доме становилось все меньше и меньше. Но Тамара мечтала об официальном браке, и этот момент в ее жизни все-таки произошел. Она стала невестой, а потом и законной супругой. Вероятно, кроме нее, это было совершенно никому не нужно.
Традиционной свадьбы не было, зато случилось венчание на дому. Петр купил в красный угол большую икону в золоченой оправе, она была столь громоздка, что на полочке пришлось делать глобальную перестановку. Когда он зажег новую лампаду, то Тамара захлопала в ладоши, словно первоклассница. Через полчаса в квартиру приехал знакомый батюшка и обвенчал их за сто условных единиц. Смотрелось все это экзотично и даже карикатурно. На свадьбу я подарил им дружеский шарж, на котором они были в образе Бонни и Клайда, но они не оценили, и рисунок лицом вниз отправился на крышу запыленного шкафа. В тот вечер они нажрались сильнее обыкновенного.
В церковь Тамара теперь отправляла меня одного, чтобы я ставил свечки и оставлял написанные ею записки за здравие и упокой. Возвращался я с просфорами и свечами. Иногда привозил ладан, масло и православные брошюрки. Тратить половину воскресенья на это занятие мне давно не хотелось, я чувствовал бессмыслицу обряда, и в какой-то момент песнопения
меня так измучили, что я вставил в уши наушники и всю службу простоял, слушая радио «Максимум».Обретая уверенность в собственных силах, я уже не уповал на небесную помощь. Я чувствовал, что в состоянии брать на себя ответственность за свое будущее. Я уже убедился в том, что взрослые никогда не говорят правды и манипулируют мною исключительно в собственных интересах. Ежедневно я наблюдал нестыковки между тем, что внушалось мне, и тем, что происходило вокруг. Меня воспитывали во лжи, и эта ложь порождала недоверие и вызывала протест. Я был заложником своего положения только в силу возраста, но я подрастал и понимал, что способен переломить ход своей жизни. Я усвоил, что ради достижения собственных целей имею право на обман и нарушение любых заповедей. Потому что видел, как взрослые делают это повсеместно.
Я начал с себя! Я принял себя и полюбил! Окончательно и бесповоротно! Я решил жить по закону совести. Своей совести. Пусть я не буду таким милым и угодливым, как раньше, но жить в постоянном угнетении я больше не собирался. Если я могу быть Богом мира на холсте, то почему я не в силах стать тем, кто способен изменить мир вокруг себя? Я верил в свои силы! Я хотел, я мог! И поклялся не сворачивать с этого пути. Ну а если поначалу что-то и не получится, то я приду в храм и покаюсь! Ведь притчу о блудном сыне никто не отменял! Верно?
– Мужик должен быть в доме главным! Он обязан содержать семью. Кухня, стирка и прочая возня – для баб! Хозяин в доме – мужчина, поэтому если я что-то говорю, то так тому и быть! И ты, пока сидишь на нашей шее, обязан подчиняться нам и слушаться. Особенно мне – хозяину!
Я выслушивал это ежедневно и в какой-то момент усвоил: настоящим мужиком мне не стать никогда. В глазах дяди Пети я не имел никакого потенциала. Ведь я мыл посуду, стирал, убирал за ними мусор и целыми днями проводил в изостудии. По его мнению, я должен был воровать сигареты, иметь приводы в милицию, пить пиво и постоянно драться. Я с ним не спорил, скорее всего, так оно и было. Я не хотел быть Шварценеггером, но я хотел быть Ван Гогом, и в голове Петра Николаевича это никак не укладывалось. Он не скрывал своего пренебрежения ко мне. По его словам, я был откровенным браком природы: «Тебе ни одна баба не даст!» Вероятно, Петр Николаевич тем самым посылал мне «отеческое» проклятие.
Кстати, я не упомянул, но Петр Николаевич частенько распускал руки. Он перебирал с вискарем, и если ему что-то не нравилось, то после парочки дежурных оскорблений давал мне щелбан или подзатыльник. Впрочем, все зависело от степени его раздражения, иногда я мог получить и по-трезвому.
Каждый такой удар доставлял неприятные ощущения, но еще больший гнев вызвало то, как Петр стал обращаться с Тамарой после импровизированного венчания. С ней он не скупился на трехэтажные выражения, ее слезы не вызывали в нем сочувствия, а избиения стали нормой. Иногда хотелось вмешаться и вонзить в его потную спину кухонный нож, но подобные ссоры после горючих слез частенько заканчивались бурным сексом, и я понимал, что в эти разборки лучше не вмешиваться.
Поскольку дядя Петя был жадным прохиндеем средней руки, то воровал даже у тех, на кого работал. Я подозревал, что он ведет какую-то сомнительную двойную игру. Он все время что-то бурчал себе под нос и аккуратно записывал в тетрадочку какую-то черную бухгалтерию. Он частенько с кем-то спорил по телефону, и я понимал, что его провал – дело времени.
В те времена на милицию никто не полагался, и поэтому для расправы над Петром Николаевичем наняли обычных бандитов. К подъезду подъехал «форд», из него вылезла пара «быков» и зашла к нам «на чай». Петр долго не хотел отдавать какую-то сумму, и в результате вся техника в доме была перебита. Качки были туповатыми ребятами, поэтому швыряли Петра по всей квартире и не соглашались ни на какие компромиссы. Мое присутствие их не смущало. Сломавшись под тяжестью избиений через несколько часов, Петр снял с полки массивную икону и выдал «спортивным костюмам» пакет с аккуратными пачками зеленых долларов. Смекалки Петру Николаевичу было не занимать, это уж точно, но притащить в дом красивую икону с тем, чтобы использовать ее в качестве тайника, было откровенным богохульством. Конечно, я и поверить не мог, что в доме, где царил складской хаос, хранилось так много денег! Спортсмены забрали пакет, обоссали стульчак унитаза, подмигнули мне и удалились, а Петр схватился за голову, упал на колени и зарыдал. На это было приятно смотреть, потому что зло должно наказываться демонстративно и акцентированно, иначе человек не усвоит урока.