Под жёлтым зонтом
Шрифт:
Знакомый троекратный звонок не выводил из оцепенения. Внутри Арина оставалась такой же съежившейся от гадливости ко всему, что было снаружи. Но делала вид, будто все прошло, и она наслаждается отдыхом. В ответ Кирилл делал вид, будто верит.
Ее радовало, что он, наконец, усвоил: добиваться правды от человека, делом жизни которого является сочинительство, – занятие совершенно безнадежное. Потому никогда и не спрашивал, как она относится к нему. Называл ее «маленькая рысь», и Арина завидовала точности придуманного им прозвища. Она и впрямь чувствовала себя одинокой дикой кошкой, которая ощущает потребность
Тогда Арина выбиралась из своего однокомнатного убежища и вливалась в мир, пытливо вглядываясь в лица. Стоило ей обнаружить того, чьи смутные черты рисовались ее фантазией, как она вцеплялась в него мертвой хваткой. Правда, продолжая держаться на расстоянии… По сути, Кирилл был единственным, кого она подпускала близко. Арина жила в затворничестве и не тяготилась им. И хотя она знала, что существует множество людей, которые любят написанные Фроловой книги, в ее жизни их любовь никак себя не проявляла.
Раньше, когда приходилось самой продавать тиражи, Арина часто устраивала встречи с читателями. Но они давались ей с трудом, потому что она куда лучше владела письменной речью, чем устной. К тому же, было так унизительно продавать свое детище и расхваливать его, глядя в равнодушные глаза. Она знала: людям сейчас не до книг, им надо кормить малышей, и не осуждала их. Просто ей не хотелось ни с кем встречаться.
Когда Арину стали публиковать крупные издательства, сами распространяющие книги, количество выступлений сократилось до обязательного минимума. И с тех пор вытащить ее за порог было под силу только Кириллу. Но он редко использовал силу, когда дело касалось Арины.
Кирилл был так высок, что мог бы поднять ее одной рукой, однако никогда этого не делал. Боялся – это она знала наверняка. Ни разу Арина не указала ему на дверь (главным образом из-за того, что эта дверь, как и вся квартира, была им же и куплена), и ничем не обидела, но печаль, не сходившая с ухоженного лица Кирилла, даже когда он смеялся, говорила о том, что он постоянно ждет этого.
Однажды он обмолвился: «Иногда я чувствую себя таким ничтожеством рядом с тобой». Она ужаснулась, причем на этот раз совершенно искренне. И прикрикнула: «Как ты мог подумать, что я связалась бы с ничтожеством?!»
Люди искусства, как бы самонадеянны ни были, в глубине души остаются фаталистами. И Арина никак не могла избавиться от ощущения, будто Кирилл подослан ей судьбой, хитрой и проницательной, как старая сводница. Ведь он возник в ее жизни как раз в тот момент, когда она освободилась от девчоночьей потребности отыскать мужчину, которому могла бы поклоняться, и поверила в то, что сама способна стать личностью, достойной поклонения.
Тут-то и появился Кирилл, с его детскими глазами и смешным желтым зонтом. Когда Арина вкусила его губ, ей стало абсолютно безразлично, что он занимается такой бессмыслицей, как ресторанный бизнес.
Их отношения длились уже больше семи лет, и как-то он даже решился сделать ей предложение. Но вырвавшееся у Арины: «О нет!», сразу все расставило по местам. С тех пор Кирилл ни на минуту не забывал: ему позволено обеспечивать быт этой женщины, и это величайшая милость с ее
стороны. На подобную роль он еще годился. Но стать мужем…На этот раз Арина даже не откликнулась на голос звонка и продолжала курить на диване, обхватив голые колени. На все несчастья наслоился гнет клеветы, и сегодня ей не хотелось никого видеть. И Кирилла в том числе… Хотя Арина знала, что он все равно не исчезнет в такое время, даже если сказать ему об ее желании в лицо.
Кирилл открыл дверь своим ключом и прямо в плаще ворвался в комнату.
– Что с тобой, маленький?!
– Отстань, – буркнула Арина. – Не до тебя.
Он вернулся в прихожую, разделся и неуверенно присел на другой конец дивана.
– Что случилось?
– Ненавижу баб! – она выпустила столько дыма, что Кирилл чуть не задохнулся.
Он с детства не переносил запаха табака. Но ради него Арина и не подумала бы бросить курить. Кирилл терпеливо ждал продолжения, и она со вздохом уточнила:
– Не всех женщин, конечно. А именно баб!
– Кто тебя обидел?
– Мне позвонили сегодня, – нехотя призналась Арина. – Старая знакомая. В их школе две су…
Спохватившись, она замолчала, но Кирилл только махнул рукой:
– Ничего-ничего, лучше уж выругаться, раз накипело.
– Обойдусь. В общем две учительницы обсуждали один мой роман…
Арина спихнула книгу с дивана.
– Вот этот. И хоть бы что-то толковое сказали, учителя ведь все-таки. А то заявили, что я надергала в него ото всюду, и ничего своего тут нет. Это я-то! Да я сдохну однажды за этим столом, столько себя отдаю!
– Мне можешь не доказывать, я же вижу, как ты работаешь.
– Они говорили, что это плевое дело – написать такой роман!
– Маленький, – он подобрался поближе, – уж тебе ли обращать внимание на всяких глупых баб? Тут даже не о чем думать! Примитивная зависть.
– Будь я мужчиной, набила бы обеим морду!
Кирилл согласно кивнул:
– Тяжело быть женщиной.
– Я всегда спокойно переносила критику, ты помнишь. Но такое обвинение должно на чем-то основываться. Я никогда…
– Я знаю, – он прижал ее и замер от нежности к этому неуправляемому существу. – А ты забыла, что тебе говорили на прошлой неделе? Что твой новый роман – гениален. Что ты – лучший современный прозаик. Разве это не перевешивает? А вот, что я тебе скажу от себя… Мы с тобой, конечно, безбожники, но вот в твоих книгах есть Бог. Ты пишешь жестко, но в целом вещи получаются светлыми. Я не знаю, как тебе это удается… Людям нужны твои книги. Они же их дождаться не могут! Потому и читают в рукописях. Многие ли писатели могут этим похвастаться? Плюнь на этих дур, маленький! Они не стоят того, чтобы ты так переживала.
– Но эти люди преподают детям литературу!
– Бедные дети…
– Бедная литература!
– Успокойся. Или отведи душу и угрохай парочку своих героев. Это тебе поможет.
Фыркнув, она бросила сигарету в желтую литую пепельницу и потерлась о его плечо.
– Хорошо, что ты пришел, королевич! Ты умеешь утешать.
– Все, забудь. Жизнь прекрасна и удивительна!
– Жизнь ужасна и отвратительна… На улице все также мерзко?
– На улице – восхитительно, – ответил Кирилл. – А у тебя задохнуться можно… Сколько пачек ты сегодня выкурила?