Под знаком небес

– Я вообще не понимаю, зачем к нему стремиться? – отозвался Ирд.

– Это желание победы, – ответил Дьяк, – оно свойственно всем.

– Возможно, ты и принесешь Малдонии славу, но что станет с другими странами, которые ты подчинишь?

– Они станут моими так же, как и эта. Все это игра, как я уже говорил. Я создаю империю, объединяю, на моей стороне – закономерности развития каждого государства. Мелкие страны пытаются сопротивляться, хотя по своей природе обречены стать частью более крупного целого.

– А что станет с этой империей, когда тебе надоест игра и ты уйдешь? Или, даже если решишь остаться в Малдонии до конца жизни, умрешь? Ведь ты не бессмертен.

– Мое тело – нет, – Дьяк покачал головой. – Видишь ли, одно из условий игры состоит в том, чтобы сохранить достигнутый результат. Поэтому необходимо создать правительство, которое сможет сохранить империю даже в отсутствие императора. Этим я и собираюсь заняться после окончательной победы над Бальгоном.

– Вот как? Я не слышал о том, чтобы короли делились властью с кем-то еще.

– И не услышишь, – усмехнулся Дьяк.

Ирд помолчал, обдумывая вопрос, который хотел задать.

– Скажи, ты ненавидишь вампиров? – проговорил он наконец.

Дьяк взглянул на него, удивленно подняв брови:

– С какой стати?

– В Малдонии их считают злом. Да и в других странах, мягко говоря, недолюбливают.

– Как любую опасность.

– Но то, как они питаются, отвратительно.

– Они ничем не хуже любого другого хищника. Разумеется, у людей они вызывают страх и, как следствие, ненависть, но я не человек.

– Да, конечно. Я все время забываю.

– И совершенно напрасно. У меня такое же тело из плоти и крови, как у тебя, но я не познавал мир так, как ты или любой из людей. Я – один из Предрожденных, и для меня нет разницы между человеком и животным, насекомым и вампиром. Для меня мир делится на тех, кто мне предан, и тех, кто хочет меня убить.

– То есть на друзей и врагов, – медленно кивнул Ирд.

– Можно и так сказать. Но это разделение больше подходит для людей.

– Почему?

– Думаю, ты едва ли станешь считать своим врагом медведя, решившего тобой полакомиться. Ведь это просто тупая тварь, следующая своей природе. Он представляет опасность, но он не враг. Верно?

– Пожалуй. – Ирд нахмурился, пытаясь понять, к чему клонит Дьяк.

– Другое дело человек, нападающий на тебя с мечом или другим оружием. Он может представлять даже меньшую опасность, чем медведь, но ты очень быстро определишь его для себя как врага. Понимаешь, в чем разница?

– Думаю, да. Человек руководствуется не инстинктом, а осмысленным решением. Он не голоден и не защищается, он просто принял решение тебя убить, потому что ему это выгодно.

Дьяк кивнул.

– А для меня, – сказал он, – и медведь и человек – одинаковые сущности, составляющие понятие опасности, что и делает их в моих глазах врагами. Я не испытываю сомнений, если мне нужно убить человека, только потому, что это ЧЕЛОВЕК. Он не такой же, как я; он мне не брат и не сородич. Поэтому я не отделяю вампиров от людей по принципу «зло – добро». Первые могут быть благородными созданиями, чуждыми неоправданной жестокости, так же, как вторые могут уничтожать себе подобных лишь для собственного удовольствия. Распределение на своих – чужих свойственно каждой расе, потому что иначе исчезает единство, члены общины разбредаются, утрачивая внутренние связи, и раса становится слаба. Поэтому люди, эльфы, гномы, оборотни, тролли, огры, вампиры и все остальные приписывают себе исключительное право на точное знание того, что такое добродетель, и объявляют себя носителями добра, а тех, кто представляет для них опасность, – адептами зла.

К счастью, я могу составлять собственное мнение о том, что хорошо, а что плохо, и подвержен подобным слабостям. Полагаю, в этом мире я одно из самых объективных существ, – Дьяк усмехнулся и с улыбкой взглянул на Ирда: – Вампиры причиняли не так уж много зла в Малдонии. Они питались редко и никогда не убивали просто так. Люди долгие века терпели такое положение вещей. Но для того, чтобы создать империю, мне нужно было сплотить их вокруг одной идеи, а для этого понадобился враг, одержать победу над которым было бы не просто полезно, но и благородно. Люди должны чувствовать, что борются за правое дело, и гордиться тем, что делают. Иначе они испытывают чувство неуверенности, а это первый шаг к поражению.

– И ты сделал врагами вампиров? – догадался Ирд.

Дьяк кивнул.

– Они идеально подходят еще и потому, что их уничтожение освободит дух жителей Малдонии, ведь если они сумеют преодолеть в себе страх перед противником, который до сих пор казался непобедимым, то все остальные враги покажутся им сущим пустяком.

– Умно, – проговорил Ирд, покачав головой, – еще немного, и мне станет жаль вампиров. – Он невесело усмехнулся: – В твоих устах они почти превратились в невинных жертв твоих амбиций.

– Так и есть, – Дьяк кивнул. – И неважно, насколько они сильны и опасны. Поверь, если я берусь за дело, то довожу его до конца. Носферату будут уничтожены, а Бальгон падет и со временем превратится в развалины.

– Мне трудно сочувствовать вампирам. Пусть будет так, как ты сказал.

– Тебе не нужно им сочувствовать, – Дьяк посмотрел Ирду в глаза. – Они всего лишь фигуры на моей доске, а фигурами нужно уметь жертвовать, когда это выгодно. А в шахматах есть только одно понимание выгоды.

– Какое? – рассеянно спросил Ирд.

– Выгода – это то, что в конечном счете приводит к победе. А теперь забудь о политике и просто насладись полетом, – он указал на расстилавшийся внизу пейзаж.

Ирд замолчал и посмотрел вниз, где проплывали окраины города. Здесь, на последнем ярусе Ялгаада, теснились нелепые постройки: жалкие лачуги, трактиры, игорные дома, притоны, гостиницы самого низкого разряда и так далее. Корабль летел, то снижаясь, то вновь поднимаясь, и вдруг Ирд понял, что люди внизу не реагируют на них, словно воздушный корабль был для них обычным явлением. Он спросил об этом Дьяка.

– Я навел морок очень большой силы, чтобы развлечь тебя полетом, – ответил тот. – Нас не замечают. Но долго такое волшебство не продержится, и нам пора возвращаться.

Когда корабль сел и они вернулись в замок, Ирд хотел продолжить разговор о том, насколько необходимо было делать вампиров открытыми врагами Малдонии, а вернее, о том, можно ли их не считать злом только потому, что, причиняя вред людям, они руководствовались своими естественными потребностями утоления голода, но почти у самого входа к Дьяку шагнул человек со шрамом, пересекавшим его смуглое лицо от подбородка до левой брови.