Подарок

Обратно к выходу они решили пройти другой, более извилистой дорожкой, вдоль которой росли, ещё не виденные Вик ранее, виды орхидей и других экзотов.

Улучив момент, когда Виктория немного задержалась около редкого тропического растения, Хопкинс в сопровождении молодого садовника подошел к виконту.

— Прошу прощения, Ваша Светлость, какие цветы сегодня вечером Вы желаете отправить во дворец?

Камердинер лорда, как ни старался, так и не научился в достаточной степени понижать свой басовитый голос. А потому Виктория сразу же уловила сказанную им фразу, но сделала вид, что по-прежнему увлечена осмотром гигантского древовидного фикуса.

— Я думаю, вот эти белые каттлеи. Отправим их как обычно, к вечернему приему, и позаботьтесь о тщательной упаковке — эти цветы очень капризны и хрупки! — со знанием дела ответил Мельбурн.

Виктория явственно услышала своё учащенное сердцебиение, и ее ладони предательски вспотели. Видимо, отправка цветов королеве была для Уильяма сродни устоявшемуся ритуалу. Должно быть, много раз, лично выбирая цветы, он представлял, как лилейные пальчики его венценосного идеала касаются нежных лепестков, как молодая королева прикалывает их к корсажу своего платья… Даже теперь, почти год спустя после ее замужества, он не изменил своей привычке…восхищаться своей королевой.

Она непроизвольно закусила губу, чтобы не выдать свое волнение, на глаза навернулись злые, непрошеные слезы. «Сначала портрет в холле, теперь это… Неужели призрак королевы будет преследовать ее всегда и повсюду, даже если она примет решение остаться с Уильямом и разделить с ним своё будущее?» — с горечью подумала Вик.

Внезапно ей стало нестерпимо душно, к горлу подступила дурнота. Дрогнувшим голосом она попросила Мельбурна проводить ее к выходу. Он с беспокойством отметил ее пунцовые щёки и внезапно потухшие глаза и предложил опереться на свою руку. Виктория пыталась как могла поддерживать непринужденный разговор по дороге к дому, но в ее словах и взгляде уже не осталось и следа прежнего оживления.

Глава 14

До вечернего чая еще оставалось немало времени. Усталость от насыщенного дня, ударная «ароматерапия» оранжереи и очередной повод для раздумий сказались на самочувствии Вик.

Рози, хлопоча вокруг с фаянсовым кувшином рукомойника, уверила ее, что все настоящие леди до вечера нежатся в постели — иначе откуда взяться свежему цвету лица и отдохнувшему виду. Виктория с удовольствием решила последовать этому совету, облачаясь в «пуританскую» льняную рубашку до пят.

Лёжа поверх одеяла и погружаясь в обволакивающую дремоту, она впервые за прошедшие дни задумалась о делах, оставленных в Лондоне. Вспоминались лица матери, Джона, Альберта, Вик даже пыталась представить неизвестного молодого американца, гостившего сейчас в их сассексском доме. Последнее видение в виде милой усатой мордочки зеленоглазого Финдуса, причудливо превратившееся в скуластое и волевое лицо Уильяма, вызвало невольную улыбку, и она наконец уснула.

Вечерний туалет требовал особой тщательности в подборе платья и аксессуаров, более респектабельной и замысловатой причёски. Отсутствие украшений у молодой хозяйки не на шутку тревожило Рози. Несколько шпилек и один черепаховый гребень, вот и все, что было в ее распоряжении, чтобы украсить и оживить образ хозяйки. Но, похоже, саму мисс Кент это ничуть не заботило.

* * *

На этот раз чай был накрыт в эркере библиотеки с видом на занесённое снегом поле и обледеневшее озеро. Сумерки окутывали дом со всех сторон, а в камине уже весело потрескивали сухие поленья. Несколько пухлых старинных томов на столе были раскрыты, и Вик, оказавшись на месте немного раньше Мельбурна, с удивлением рассмотрела пометки, сделанные его рукой на латыни. Строгая красота готического шрифта с цветными причудливыми виньетками завораживала, но текст был для неё полной абракадаброй. В попытках разобрать хотя бы пару слов из фолианта её и застал Уильям, мягко ступающий по драгоценному ворсу обюссонского ковра. Вид у виконта был уставший, тени легли под глазами, и он исподволь касался своих висков.

А вот Виктория напротив чувствовала себя лучше от полуденного отдыха, только до сих пор не могла восстановить душевное равновесие после прогулки в оранжерею.

Сейчас на ней было элегантное зеленое платье, отделанное атласными лентами, более открытое, чем дневное домашнее. Замысловатая причёска, делала ее чуть старше и еще обольстительней. Она искренне намеревалась этим вечером наслаждаться общением с Уильямом, отогнав от себя непрошеные мысли, которые то и дело запускали свои острые коготки в ее душу.

Он был как всегда галантен, но непривычно задумчив и молчалив. Скрытое напряжение висело в тиши библиотеки… В такие минуты, казалось, что дистанция, разделяющая их и по времени, и по жизненному опыту увеличивалась, и она сосредоточилась на чашке чая в своих руках.

— Как Ваше самочувствие, Виктория? — спросил Мельбурн, будто выныривая из своих мыслей и окинув заботливым взглядом ее лицо.

— Спасибо, прекрасно. Гораздо лучше, чем в оранжерее, — довольно сухо ответила она, с ужасом понимая, что теперь разговор непременно коснётся болезненной темы.

— Да, атмосфера, в которой так радостно цветам, не всегда подходит прекрасным дамам, — продолжил Мельбурн, не подозревая о тучах, уже сгустившихся над его головой. — Вы очень редкий, нежный и гордый цветок, Виктория. Я думаю, Вам всегда комфортнее на свободе, чем в самой уютной оранжерее.

— Верно подмечено, я действительно не создана для спокойной тепличной жизни за стеклянными стенами. И привыкла сама решать проблемы и находить ответы… — отозвалась она немного резко, почувствовав, как неожиданно легко рвутся нити, сдерживавшие до сих пор ее растревоженное самолюбие.

Уловив оттенок плохо скрываемой горечи в ее голосе, Мельбурн недоумевал, что могло послужить тому причиной. И не находил однозначного ответа в своих сегодняшних поступках или словах. Напротив, он старался окружить Викторию заботой и вниманием, помятуя об их вчерашней размолвке.

— Виктория, Вас что-то беспокоит? — спросил он, глядя ей прямо в глаза.

— Эти цветы… — Вик уже пожалела, что начала этот разговор, к которому была совершенно не готова, но было уже поздно, а переполнявшие ее эмоции не давали остановиться. — Я боюсь, что никогда не смогу занять в Вашем сердце и жизни то место… — она опустила глаза, разглядывая узор на ковре, — которое до сих пор принадлежит королеве…

Последние слова дались ей с трудом и она их практически прошептала. Мельбурн заметно сжал челюсти и судорожно сглотнул, с тревогой вглядываясь в свою собеседницу.

— Я другая, я не могу соответствовать вашему времени, образу жизни, а еще…не совсем понимаю, что значу для Вас…

Уильям сделал движение к ней, но Виктория остановила его предупреждающим жестом, боясь малодушно отступить.

— Не лучше ли сейчас… пока я ещё в силах справиться с горькой правдой… и смогу принять единственно верное для себя решение…