Подгоряне

– Да. Он кипятил вино в закопченной кастрюле дедушки.

– А когда ты видел этот сон: до полуночи или после полуночи?

– Я спал. Как же я мог установить время?

– Ты, сынок, не беспокойся. Сон твой не плохой. Вши - это деньги!..

– Ха-ха-ха!
– захохотал Никэ.
– Дедушка обрастет деньгами, как лягушка

шерстью. Да он даже пенсию свою не хочет получать!

– Что ты ржешь как жеребец!
– обиделась мама. - Никто никогда не

знает, откуда может привалить человеку счастье!

Между тем приближались Октябрьские праздники. Повсюду были вывешены

красные флаги, лозунги, плакаты, транспаранты. Никэ готовился к крестинам

своего наследника. Мы горячо спорили, подыскивая имя сыну, а нашему

правнуку, внуку и племяннику. Дело это оказалось далеко не легким. Ребенок

один, а красивых имен много. На каком остановиться? Ведь человек будет

носить его всю свою жизнь, а она может оказаться долгой. Мама почему-то

настаивала, чтобы мальчику дали имя в честь деда со стороны матери.

– А как звали бабушкиного отца?
– спрашивал Никэ.

– Мироном. Очень хорошее имя, сынок!
– отвечала мама.

– Как, как? Мирон, говоришь?.. Да ты что, мама?! Кота нашего так

зовут. А ты хочешь, чтобы я сыну дал это имя?! Ни за что!

– Тогда давай назовем его Георгэ. Как твоего дедушку со стороны отца.

– Георгэ - это еще куда ни шло. Но Мирон - ни в коем случае!

Споры шли до тех пор, пока не вернулся из райцентра отец. Сам он не

предлагал никаких имен, но решительно потребовал:

– Называйте как угодно, но только поскорее. Надо вскипятить побольше

воды. Ведь я пришел не один, а вместе с Илие Унгуряну. Он поможет мне

заколоть кабанчика. А вы тут с самого утра толчете воду в ступе. До сих пор

не можете выбрать ребенку имя, как будто породили какого-нибудь принца!..

Илие Унгуряну заявился с австрийским штыком за голенищем сапога. Прежде

отец никого не звал себе в помощь: сам резал и сам же разделывал кабана.

Шкуру осмаливал с помощью подожженной соломы, чтобы" она была

светло-золотистой и мягкой. Стряхнув золу, окачивал шкуру кипятком,

хорошенько соскабливал обгоревшую щетину, сбривал ее начисто. Сало вместе со

шкуркой отделял от мяса и засаливал, оставшуюся часть туши подвешивал в

амбаре или в подвале. Управлялся, повторяю, со всем этим нелегким делом сам.

Но после одного случая, когда громадный кабан целый час носился по двору с

воткнутым под лопатку ножом, глава нашего семейства не решался уже один на

один выходить на схватку с обреченным на смерть животным и кого-нибудь

обязательно приглашал на помощь. Теперь вот привел Илие Унгуряну, который,

войдя в дом, весело попросил:

– А ну-ка, мош Костя, принеси кувшинчик вина, а кабан пускай поживет

еще с полчасика... Я-то, чудак, думал, что бригадир сам догадается и

припасет винца!

– Принесу хоть два кувшинчика, только боюсь, как бы после этого ты,

Илие, не всадил нож в кабанью спину!

– Не бойся, мош Костя. Попаду куда нужно. У меня не пикнет!
– заверил

Илие.

– А сколько вышло винограда?
– спросила вдруг мама.

– Шесть тысяч семьсот тонн, тетя Катанка, - ответил за отца

Унгуряну.
– Третье место по району - вот так!

– О господи! На целых три тысячи тонн больше, чем в позапрошлом

году!
– радостно удивилась мама.

– Нам,, мать, повезло: поправились подмерзшие виноградники и новые

дали хороший урожай, подросли и они, - сказал отец.

А Илие посоветовал, обратившись к моему брату:

– Ты, Никэ, подлизывайся к отцу, угождай ему во всем. В конверте мош

Кости лежит пол-автомобиля. Ты это учти!

Отец улыбается и передает конверт маме. Затем берет кувшин, чтобы

отправиться в погреб. Илие надо, конечно, угостить, да и самому не грех

пропустить несколько глотков; оба они с дороги, а впереди ждет нелегкая

работа.

Илие Унгуряну тоже премировали, и он вернулся из Калараша

радостно-возбужденным.

Никэ, которого не нужно было учить, как надо подлизываться,

перехватывает у отца кувшин: сам, мол, сбегаю за вином. Илие отпускает в его

адрес шуточки, задевает и маму:

– Да ты не считай деньги, тетя Катанка! Дареному коню в зубы не

смотрят!..

– А ты не сбивай меня! Человек находит деньги на дороге и то

пересчитывает!
– отвечает мама.
– Мне кажется, что вы успели заглянуть в

ресторанчик!

– Ну, это ты зря, мать!
– приходит на помощь гостю отец, улыбаясь. -

Не было у нас времени на разные рестораны и другие питейные заведения.

Заглянули на обратном пути к Илие: нужно было прихватить австрийский штык...

– Так я тебе и поверила!
– говорит мама, тоже улыбаясь.
– Аль не вижу,

что вы не пронесли стаканчики мимо рта?..

Мама перешучивалась с мужчинами, а денежки все-таки пересчитала самым

тщательным образом. Она питала к ним слабость, как, впрочем, и всякая

женщина. Вдруг вспомнив что-то, она бьет себя ладонью по лбу:

– Да .как же я сразу-то не подумала?.. Слышь, Тоадер?
– окликает она

меня.
– Это все твой сон! Говорила тебе, что он к деньгам?!

– Какой еще сон?
– удивляется отец, глядя то на нас, то на Илие. Отец

уехал на районный актив до рассвета й ничего не знал о моем кошмарном сне.

Мама охотно пересказала чудовищное содержание моего сна, и было видно,

что она страшно довольна собой: разгадала-таки его!

Никэ принес вино и присел поближе к маме - пытается, плут, выведать, в

какую сумму вылилась отцова премия. Говорит ей, что согласится дать сыну имя

Мирон, если она скажет, сколько получил отец.