Подгоряне

швыряет ногой разные инструменты, перекатывая их из одного конца кузова в

другой. Толкнет и взмык-нет: "М-м-м..." Украдкой взглядывает на меня. Что-то

хочет сказать, но никак не может или не знает, с чего начать. И мне было бы

неплохо отделаться от образа печального рыцаря, то есть от мош Иона, от его

одинокой фигуры, медленно, с остановками удаляющейся от бывшего своего

подворья вслед за машиной.

В голове всплыл вдруг спор Никэ с отцом относительно молока. Меньше

всего меня интересовало, какую воду подливают в него: сырую или кипяченую. Я

вообще не представлял себе, что можно его разбавлять таким способом, что

существует некий "стандарт", некая технология такой чудовищной, с моей точки

зрения преступной, операции. Я сам вырос в селе. Помимо всего прочего

боролся за выполнение плана по молоку. Посылал его в бидонах в районный

центр на сепараторы "Маслосырзавода". Делал все, чтобы оно по дороге не

прокисло, если отвозилось в летнюю жару. Чтобы доставить его как можно

.быстрее, выпрашивал самых резвых и выносливых лошадей. Чтобы в молоко не

попало ничего постороннего, бидоны наглухо закрывались и пломбировались: до

прибытия на завод никто не смел открыть их. А тут, оказывается, придумали

иную технологию... Да не может этого быть! Они, очевидно, подшучивают друг

над другом, отец и его младший сын. На всякий случай все-таки спросил брата:

– Вы в самом деле в молоко добавляете воду?

– А ты как думал?

– А вы наливали бы воду в цистерны прямо из колодца - поскорее и

выполнили и перевыполнили бы план по молоку!

– "Поскорее"... Скорее волосы прорастут сквозь шапку, чем ты выполнишь

тот план!
– вздохнул Никэ.
– Ты наслушался отца и поверил, что все мы в

нашем совхозе мошенники. А вопрос куда сложнее, чем мог показаться со

стороны. Я уже сказал, что планы стали невыносимо тяжелы. Не только

заместитель директора по животноводству (теперь введена и такая должность),

не только, говорю, он, но и секретари парткомов и райкомов ложатся спать с

думой о молоке и мясе, с заботой этой и просыпаются. Миллионы детских ртов

ждут свеженького молочка...

– Не с водой же пополам ждут?
– заметил я.

– Ты не перебивай. Выслушай сперва до конца. Совхоз отправляет молоко

прямо из-под коровьего вымени. Цельным. Без обязательного процента жирности

у нас попросту не примут его. А что потом с ним делают, мы не знаем. Там

ведь своя технология. Молоко пастеризуют, немалую часть превращают в

порошок. Затем вновь обращают его в молоко, разливают по стеклянным банкам

или бумажным пакетам, похожим на маленькие пирамидки, и развозят по

магазинам на продажу. Всю эту операцию производят специалисты. Они, может

быть, только и знают, какой процент жирности сохранился в расфасованном по

пакетам молоке. А мы, как видишь, тут ни при чем.

Да, многое представлялось мне внове. Все чаще слышались слова:

"комплекс", "специализация"; сами фермы обрели новые названия: "мясной цех",

"цех молочный". Далеко не все, однако, эти чисто сельские предприятия

приносят хозяйствам доход. Рядом с бюллетенем метеослужбы на столе секретаря

райкома постоянно лежит сводка о надое молока, об убыли и прибыли молодняка,

телят, поросят. Недоданные один литр молока, сто граммов привеса на

откормочном комплексе могут вызвать набатный трезвон всех телефонов райкома

и райисполкома. То,, что горожане покупают молоко И мясо за цену более

низкую, чем их себестоимость, и то, что молоко не содержит требуемой

жирности, - все это как бы и не касается руководителей совхозов и колхозов.

И действительно не касается. Священной их обязанностью является увеличение

мясомолочных продуктов. А для этого им нужны племенные, породистые животные,

хорошие корма. Животноводство и впрямь становилось главным фронтом в

непрекращающейся битве за благосостояние советского человека. Для

животноводческих ферм, или комплексов, пытаются найти самые совершенные,

передовые методы труда. Теперь некоторые помещения для коров, телят и даже

поросят по чистоте и порядку не отличишь от больницы. Все входят туда не

иначе как в белоснежных халатах, повсюду соблюдается строгая гигиена...

Если б дедушка не взбунтовался, а поехал с нами на фермы, Никэ прежде

всего показал бы ему рафинадной белизны халаты доярок. Показал бы и

транспортеры, более чистые, чем его кадки, в которые он собирает виноград.

Может, глянув на все это, старик перестал бы морщиться и хаять совхозное

молоко. Впрочем, из-за этой самой брезгливости дедушка не ест вообще никаких

молочных продуктов. Подозревает пастухов в вещах совершенно уж невероятных,

говоря, что они процеживают молоко через свои кальсоны. Будь он на ферме,

Никэ ткнул бы его носом в стеклянные трубы, по которым струится теплое еще

молочко. Рука человеческая к нему и не прикоснется ни единого разу. Работает

умная "елочка", все тут механизировано и автоматизировано. Молоко сливается

в эмалированные изнутри и белые снаружи цистерны. Посмотрел бы дедушка на

такое волшебство, глядишь, и он отведал бы молока, пристрастился к нему хотя

бы на самом склоне своих лет. Убедился бы старик и в том, что на ферме не

употреблялись слова, которые могли показаться обидными и унизительными для

тех, кого они касались: "телятница", "скотник", "свинарка". Слово "оператор"

решительно перечеркнуло их и быстро прижилось, хотя и пришло из города, с

индустриальных предприятий. Однако, чтобы иметь право называться оператором,

ты должен знать свою специальность, как знает ее рабочий у станка или у

конвейера. В этом вся суть. Новые слова были приглашены в село вторгшейся

туда индустрией!