Подгоряне
Шрифт:
невесты, один день для молодых, другой - для старших. А теперь Никэ загнал
под свой цыганский шатер всех разом, гуртом, молодых и старых!.. Летят к
червовой бабушке все старинные обычаи, мэй Тоадер, - снова тяжко вздыхает
отец, вспоминая дни своей молодости.
– Тогда парня женили лишь после того,
как покупали ему верхового коня, непременно после службы в армии. После того
как сшили ему у лучшего портного шубу с овечьим воротником, сапоги с
высокими голенищами да галоши к ним с красной подкладкой.
танцевать не иначе как в таких сапогах, засунутых в такие галоши. Невестам
же покупали шали. Пусть ветер, прохлада, тепло, но они должны были выходить
на праздничные танцы, на прощальный хоровод с шалью на плечах. А сейчас...
где ты возьмешь верховую лошадь? На все село остался лишь один конь, да и
того окаянный Иосуб прозвал Телевизором...
Грустит отец. Рассказывает с большой душевной болью и тоской. Нет, он
не жалуется, не сердится. Только просто грустит. Посаженые и шаферы,
шумливые эти студенты, отставили в сторону вино (напрасно были распахнуты
настежь двери погреба!), не было на него у них спроса, разве что
какой-нибудь местный старожил просил стаканчик, и на этом все кончалось. Не
передавались, как в прежние времена, бутылки и графины с вином от одного
гостя к другому, от семьи к семье. Да, не гордиться больше кодрянам своими
винами: потеснила их мода на коньяки и водку. Стол не стол, свадьба не
свадьба, праздник не праздник без коньяка и водки...
– Пойми меня правильно, сынок! Не жалко мне было коньяка!
– возмущался
несчастный отец.
– Но представьте себе такое... Было около полуночи, двор
наполнился студентами,- нашей сельской молодежью, родичами, знакомыми. Лампы
светили так, что иголку можно найти на полу... А жених и невеста где-то еще
в дороге. Мать увидала, как они идут... жених и невеста... в окружении
волосатых бородачей, одетыx в какие-то драные, старые отрепья, так чуть было
опять не рехнулась... Волосатые эти черти С электрогитарами и
электробарабанами... Их Никэ тоже привез из Кишинева, прямо из ресторана
"Интурист"." Увидала твоя мать эту орду, так чуть было не лишилась чувств
прямо во дворе, у горящей плиты -
И отцу не пришелся по душе свадебный ритуал Никэ. Не понравилась ему и
странная выходка невестиной родни, остановившейся зачем-то на добрый час на
окраине села. Музыка играла так громко, что ее слушала вся Кукоара. До утра
не могли кукоаровцы сомкнуть веки: электромузыка рокотала пуще грома, от нее
дребезжали стекла в окнах, дрожали перепонки в ушах ошалевших слушателей.
Родичи жениха, посаженый с посаженой, шаферы и дружки вышли на окраину села
с полными графинами, с хлебом-солью, но родители и родственники невесты
продолжали стоять на прежнем месте, не трогались навстречу своим сватам:
они, видите ли, придерживались своих обычаев, по которым отец и мать жениха
приходят
приглашать их в свой дом. Все это еще больше оттягивало началосвадебного торжества. Сельские старики начали тихонько позевывать от скуки и
сонливости. Не одолевала дрема лишь ребятишек. Воспользовавшись свадебной
кутерьмой, они совершали свои набеги на чужие сады, так что взрослым
приходилось силком стаскивать паршивцев с деревьев и потрошить их пазухи,
набитые яблоками, - спелые осенние яблоки эти были необыкновенно вкусны.
Так и не дождавшись главного пиршества, деды и бабки удалились,
разбрелись по своим домам. До утра гуляли лишь студенты, приятели Никэ, и
молодые кукоаровцы. Разные яства, завалившие свадебные столы, остались
наполовину не съеденными: пропали материны хлопоты, а также ее стряпня,
почесть без всякого толку. Все как псу под хвост. Если вспомнить, что кучу
денег пришлось отвалить бородатым и волосатым кишиневским гитаристам и
барабанщикам, то станет ясно, что эта свадьба была сущим разором для
родителей Никэ. Подумать только: по двести рубликов на каждую бороду!
Немалую сумму пришлось заплатить и за транспорт, который Никэ нанял, чтобы
привезти и отвести этих музыкальных громовержцев.
– Да, вконец избаловалась молодежь!
– сокрушался отец.
– И Никэ наш
тоже. Ты только подумай: работает в богатом совхозе, так что и заработок у
него немалый, а продолжает жить у нас, в Кукоаре. Теперь это тоже модно:
иметь квартиру и в городе, и в деревне. Одну - городскую - для шика,
другую - сельскую - для того, чтобы свежим воздухом подышать
Я не знал, как вести себя с отцом. Я как бы заново знакомился с родным
своим селом, с изменившимися обычаями, с неведомыми доселе привычками. Нет,
не только загоны для скота исчезли со дворов. Исчезло еще что-то,
трудноуловимое, но во всем чувствовавшееся. Чувствовалось оно, это
трудноуловимое, и в поведении отца, в его постоянной задумчивости, вроде бы
какая-то мысль тяготила его, бередила душу. Это новое, необычное
чувствовалось и в том, что у отца и у других его односельчан появилось много
свободного времени даже в рабочую пору. На окраине села можно было видеть
автобусы, из которых высаживаются толпы людей. Много разных машин проходит
мимо нашего двора. И сам двор был уже не тот. Появились железные ворота с
коваными чугунными цветками, выкрашенными в кричащий цвет. Железная калитка
замыкалась тяжелым засовом. Я же за всю свою жизнь в селе видел только
заборы из жердей да плетни, на которые взбирался, чтобы легче было сесть
верхом на лошадь. Нету теперь тех плетней, тех жердевых загородок - все
решительным образом изменилось. У людей, очевидно, появились другие заботы,
как появились они и у меня.