Подход

— Въ праздникъ? Въ гости, да въ опоркахъ? Что ты! Осудятъ! Я вдь староста.

Староста всталъ изъ-за стола и началъ обуваться. Кабатчикъ тоже всталъ, расхаживалъ по горниц, утиралъ платкомъ потное лицо и говорилъ:

— Ахъ, кабы вс мужики-то вразумительные, какъ ты, были, — какое бы для деревни чудесное происшествіе было! Вдь домъ и дв тысячи ни за что жертвую.

Черезъ четверть часа кабатчикъ, распростившись съ семьей старосты, вызжалъ на своей телжк съ двора. Съ нимъ рядомъ сидлъ староста и говорилъ жен:

— Я съ Аверьяномъ Пантелеичемъ только до Антипа Яковлева… Дло у насъ есть.

IV

Антипъ Яковлевъ стоялъ за воротами, когда телжка съ кабатчикомъ и старостой подъхала къ его изб. Это былъ рослый, плечистый мужикъ лтъ шестидесяти, патріархальнаго вида, съ сдой окладистой бородой на все еще румяномъ, не взирая на годы, лиц. Двое блокурыхъ внучатъ его въ шапкахъ съ большого человка и въ кафтанишкахъ съ необычайно длинными рукавами возились тутъ же съ кудластымъ щенкомъ. Антипъ Яковлевъ и въ своемъ домашнемъ быту былъ патріархомъ. Двое его женатыхъ сыновей, каждый съ кучей ребятъ, жили съ нимъ не раздльно въ одной изб въ полномъ подчиненіи. Изба была большая, двухъ-этажная съ тесовыми воротами и крытымъ дворомъ. Антипъ Яковлевъ былъ богатый мужикъ и имлъ деньгу про запасъ. Подъзжая къ его изб, кабатчикъ воскликнулъ:

— Гора съ горой не сходится, а человкъ съ человкомъ сойдется, демъ къ теб, хотимъ въ избу входить, а ты ужъ тутъ какъ тутъ и у воротъ стоишь! Здравствуй, ддушка Антипъ Яковличъ! Здоровъ ли сердцемъ?

Антипъ Яковлевъ встртилъ гостей сурово.

— Здоровъ. Что мн длается! По кабакамъ и трактирамъ себя не изводимъ, такъ зачмъ хворать! сухо отвчалъ онъ.

— Ужъ будто умственный человкъ трактиромъ себя и известь можетъ! Поди ты…

— А то какъ же? Порядокъ извстный. Какіе столбы отъ виннаго малодушества свихивались.

— Трактиръ, ддушка, можетъ быть и для удовольствія сердца. Не все пьянство. Попилъ чайку и развеселилъ сердце, сказалъ кабатчикъ, вылзая изъ телжки и протягивая руку Антипу Яковлеву. — Впрочемъ, мы объ этомъ сейчасъ потолкуемъ, прибавилъ онъ.

— Да тутъ и толковать нечего. Только попусту.

— А ужъ будто попусту въ праздникъ-то и языкъ почесать нельзя? Былъ сейчасъ у старосты. Поклонился начальству, такъ думаю: какъ же это я обойду поклономъ такого уважаемаго христіанина, какъ Антипъ Яковличъ, коли ужъ я здсь въ деревн! На-ка вотъ гостинчика. Кто чмъ, а кабатчикъ всегда водкой даритъ, потому ужъ такое его руководство.

Кабатчикъ ползъ въ телжку, вытащилъ оттуда бутылку и подалъ ее.

— Не надо мн. Ну тебя… отстранилъ бутылку Антипъ Яковлевъ.

Кабатчикъ изумился.

— Да вдь я отъ чистаго сердца. На поклонъ… сказалъ онъ.

— Нечего мн и кланяться. Не за что.

— Вотъ те здравствуй! Такая твердыня на деревн живетъ, да ей не поклониться? А я и старух твоей на поклонъ хочу фунтикъ кофейку.

— А ей-то ужъ не за что кланяться и подавно.

Кабатчикъ почесалъ затылокъ.

— Ой-ой, какой серьезный человкъ! пробормоталъ онъ.

— Не серьезный, а что жъ зря дары принимать! На свои купимъ.

— Да вдь чаемъ-то меня все-таки угощать будешь. Ты чай, а я вотъ водочки и твоей старух кофейку…

— Не надо, не надо, ничего намъ не надо… опять повторилъ Антипъ Яковлевъ, а насчетъ чаю вопросъ оставилъ безъ отвта.

Кабатчикъ переминался съ ноги на ногу и спряталъ бутылку опять въ телжку.

— А я зачмъ къ теб захалъ-то? Во-первыхъ, поклониться, а во-вторыхъ, потолковать о дл, сказалъ онъ, кивнулъ на скамейку у воротъ и спросилъ:- Приссть можно?

— Сдлай, братъ, одолженіе: на то поставлена. Объ чемъ бы только ты со мной потолковать хотлъ, желательно было знать?

— Дло обширное. Конечно, все это еще только у меня въ моемъ собственномъ головномъ воображеніи и желаю я, такъ сказать, съ тобой посовтоваться, потому ты старикъ вразумительный и все эдакое… И не думалъ я, признаться сказать, объ этомъ раньше, а халъ мимо и вижу на краю деревни мсто свободное…

— Ну, ну?.. улыбнулся старикъ, торопя кабатчика, и слъ на скамейку.

Помстился рядомъ съ нимъ и до сихъ поръ стоявшій на ногахъ кабатчикъ.

— Мсто-то ужъ очень у васъ на краю деревни прекрасное, а стоитъ оно зря, пустыремъ… Такъ хочу я порадть для вашей деревни и изукрасить его, продолжалъ кабатчикъ.

— Кабакомъ, что ли? перебилъ его Антипъ Яковлевъ.

— Постой… Зачмъ такъ говорить? Дай прежде сказать. Школы у васъ нтъ въ деревн, а деревня обширная, хорошаго села стоитъ.

— Такъ ты думаешь школу строить, что ли? Вотъ удивилъ.

— То-есть, желательно бы мн, Антипъ Яковлевичъ, построить собственно не школу, а домишечко, избушечку приглядную и ударить міру челомъ, чтобъ на десять лтъ мн аренды… Подвсти рублей въ годъ платить вамъ буду, а по окончаніи всего этого происшествія, черезъ десять лтъ то-есть, дв тысячи мірскихъ денегъ у васъ скопится, а съ процентами ежели считать, то и больше, да и домъ вашъ будетъ. Тогда вы можете въ лучшемъ вид школу открыть. Вотъ какое мое руководство у меня въ ум.

— А до школы-то ты все-таки въ этомъ дом десять лтъ кабакъ держать будешь? спросилъ старикъ.

— Не кабакъ, голубчикъ, не кабакъ, а трактиръ и постоялый дворъ.

— Одинъ чортъ.

— Такъ вдь долженъ же я себ какое-нибудь льготное происшествіе сдлать, ежели я хочу міру черезъ десять лтъ домъ подъ школу пожертвовать. А школа вещь хорошая, умственная. Вотъ теперича у тебя внуки. Вотъ они со щеночкомъ балуются. Вдь черезъ годикъ ихъ ужъ грамот учить надо, а школы въ деревн нтъ. Каково имъ въ чужое-то село за четыре версты въ школу бгать!

— Такъ вдь домъ-то только черезъ десять лтъ подъ школу очистится, а при чемъ же тутъ внуки-то, коли имъ въ будущемъ году въ школу бгать надо? Или десять лтъ, не учась, твоей школы ждать? Брешешь ты, милый, что-то.

— Такъ-то оно такъ, сконфузился кабатчикъ. — Но я вообще… Я и для другихъ ребятишекъ. Я вообще для вашихъ деревенскихъ ребятишекъ… Такъ вотъ, прежде чмъ міру бумагу писать, я и хотлъ съ тобой потолковать, такъ какъ ты у міра голова, міръ тебя уважаетъ и предпочитаетъ и все эдакое. Такъ что ты скажешь насчетъ школы-то?

— Насчетъ кабака, а не насчетъ школы. Ты ужъ говори прямо. Вилять тутъ нечего… перебилъ кабатчика Антипъ Яковлевъ.

— Да какой же кабакъ! Не кабакъ, а постоялый дворъ въ хорошемъ дом, а домъ будетъ только на украшеніе деревни.

— Ну, постоялый дворъ. А постоялый дворъ будетъ съ продажей водки и при этомъ всегда пьянство и буянство и ночное шатанье.

— Зачмъ же пьянство и буянство-то? Можно честно и благообразно.

— Будетъ тутъ честно и благообразно! Живемъ тихо и смирно, и безобидно, а тамъ пропойцы явятся. Вдь ужъ три раза міръ у насъ кабатчикамъ въ кабакахъ отказывалъ, а ты опять…