Подкравшийся незаметно

– Ну, давай, показывай.

– Ты первый.

– Почему это я первый? Я же первый сказал!

– А я первый подумал!

– Чепуха! Мысль - экзистенциальна и потому твой тезис недоказуем в принципе.

– Ты че, дурак что ли? Мысль вовсе не экзистенциальна, а метафизична и проявлена, как в астральном, так и в ментальном плане.

– О, е-о-о! И этот человек еще охранял президента!.. Да мысль, как категория отражения, в какой-то мере присуща материи на любом уровне организации!

– Так, не буду спорить. Как говорится, уровень собеседника не позволяет вести с ним сколь-нибудь конструктивный диалог.

– Это про тебя!

– Нет, про тебя!

– Да ты вообще, бля, в буддизме ни хрена не понимаешь! Ты вообще ни в чем ни хрена не понимаешь! Для тебя философия - темный лес. А дляменя она ясная дорога.

– Иди в задницу по этой дороге!.. У меня вся философия от зубов отскакивает.

– А кто тебе по зубам дал?

– Не смешно. Я буддист не хуже Володи Яковлева из "Коммерсанта", только что не лысый.

– А почему ты не лысый?

– Чтоб пули в волосах застревали, я же генерал!

– Хорошая шутка. Только идиотская. Такими вещами не шутят.

– Ты еще скажи, что шутка - понятие экзистенциальное.

– Конечно! Как любая форма проявления мысли! Да ты бы хоть по поводу астрологии с генералом Рогозиным проконсультировался. Вместе же работали. Каждый день за водкой встречались.

...Правда. Генерал Рогозинбыл личным астрологом президента Ельцина. Ночами он сидел, составляя патрону гороскоп. А утром прибегал к Ельцину и приносил бумажку с выводами.

– Вам нужно сегодня скушать яичко вкрутую, Борис Николаевич, а то Альдебаранв Овне.

– Какой баран в говне?
– спросонья спрашивал Ельцин.

– Звезда Аль-де-ба-ран, - четко, по слогам докладывал Рогозин.
– Он, вернее, она - звезда, находится на данный момент в созвездии Овно... то есть Овна... в смысле, Овн.

– Чего ты там бормочешь?

– Созвездие так называется, Борис Николаевич, я не виноват. На небе звезды...

– Это я и так знаю. Открыл Америку! И не только на небе - на Спасской башне есть, и на других башнях звезды. Звезд вообще много. У тебя вон на погонах они. Сколько их там? Не много? Или на погонах тоже говно?

– Никак нет, Борис Николаевич! На погонах говна нет!

– А где есть?

– На небе... бр-р-р-р, отставить! В сортире, Борис Николаевич! А на небе - созвездия. То есть скопления звезд.

– А вот и врешь! Скоплением звезд называется галактика. Мне кто-то докладывал.

– Наверное, это был учитель в школе, Борис Николаевич... Но видимое расположение группы звезд на небе называется созвездием.

Ельцин вздохнул.

– И почему меня все за дурака держат? Как будто я не знаю что такое созвездия... Да я про это узнал еще когда первым секретаремв Свердловске работал!.. Ну и чего там с твоим видимым расположением?.. Тебе показалось, что расположение группы звезд похоже на говно? Определенное сходство, конечно, есть. На небе этом звезд - бог ты мой! Словно мухами засижено.

– Тонкое сравнение, Борис Николаевич. У вас очень образное мышление. Я всегда люблю слушать ваши рассуждения и мысли по всякому поводу. Получаешь несказанное удовольствие...

– Ты к делу давай.

– Борис Николаевич! Вамс утра нужно скушать яичко вкрутую, потому что звезда Альдебаран попала в такую кучу звезд, которая... Ну, в общем, вы правы, она действительно похожа на говно. И по своему действию на людей, кстати, абсолютно аналогична.

– Ну вот, а ты сначала хотел скрыть от меня правду. Всегда говори, все как есть!

– Слушаюсь!.. Кроме того, как показывает расчет вашей натальной карты, вам сегодня необходимо не только с утра скушать яичко всмятку, но и ближе к полудню подписать какой-нибудь межгосударственный акт.

– Ты думаешь, акты так вот просто подписываются с бухты барахты?

– Я, конечно, понимаю, но у вас же есть Лукашенко. Вы ему только позвоните, и он тут же прилетит и любую бумажку подпишет. Лишь бы там были написаны слова про "братьев-славян". А вы ему просто лишний "Мерседес" подарите да и все. Ну так как?

– Ты же знаешь, я всех слушаю, но решения всегда принимаю сам. Да и с "Мерседесами" сейчас туго... У тебя все?

– Так точно.

– Ну иди... И посоветуйся на досуге с астрономами. Что-то я сомневаюсь, что на небе есть говно...

...Лебедь легонько щелкнул Коржакова в лобяру, чтобы прервать его воспоминания о беседе Ельцина и Рогозина. В атмосфере что-то дзинькнуло, и живые картины прошлого погасли. Остался только предбанник с двумя голыми мужчинами.

– ...Так что про философию с тобой я говорить не буду. А буду говорить чисто конкретно, за чем мы с тобой вышли в предбанник, - сказал Лебедь и томно потянулся в предвкушении удовольствия.
– Ну, показывай свой. Сейчас померяемся.

– Ладно, давай померяемся. Только ты погляди, они за нами не подсматривают в щелку, а то я стесняюсь.

– Что естественно, то не постыдно, - уверенно заявил Лебедь.
– Чего тут стесняться-то? Я со многими генералами мерялся. У меня всегда самый большой!

– Ну все равно посмотри.

Лебедь проверил прочность закрытой двери и сугубую зашторенность окошка.

– В Багдаде все спокойно. Показывай.

– А ты не будешь смеяться?

– Не буду, не буду, - Лебедь испытывал странное возбуждение. Он всегда такое испытывал, когда дело касалось оружия. Любил он оружие.
– Ну, показывай.

– Сейчас покажу, только ты отвернись.

– Нет, мне хочется посмотреть. А потом я тебе покажу.

– Ну вот, смотри.

Коржаков осторожно показал из штанов кусочек ствола.

Голый Лебедь тоже подошел к своей одежде и смело и просто достал оттуда свое мощное оружие. Увесисто покачал его на ладони.

– Видал?

Коржаков зачарованно смотрел на могущество Лебедя. У него раздувались ноздри.

– Теперь свой доставай полностью!
– властно сказал Лебедь.

Коржаков осторожно подчинился, достал из штанов свой ствол. Что ж, он тоже был неплох. Ладно сложен, крепко сбит.

– Во какой у меня...

Пистолеты сблизились. Казалось, между ними сейчас проскочит электрический разряд, настолько велико было напряжение генералов. Они оба тяжело дышали, а их руки, держащие мужское могущество, дрожали. Бесконечные секунды продолжалось это поразительное напряженное молчание. Наконец Лебедь облегченно засопел и выдохнул:

– У меня... У меня больше.

В этот момент напряжение спало и у Коржакова, он понял, что проиграл, но все же не хотел признавать свое поражение.