Подкравшийся незаметно
Шрифт:
– Ну разве что на чуть-чуть...
Уже через минуту генералы, позвав охрану в предбанник, сами удалились в парную.
– Ну что, значит, теперь мир?
– спросил Лебедь.
Коржаков чуть покраснел и смущенно сказал:
– После того, что между нами было - мир. Альянс. Ты только не говори никому...
Глава 26
Выйдя с работы на улицу Ельцин увидел на своей машине оранжевый блокиратор.
Так, этого еще не хватало. Их же,
Надо звонить мэру Лужкову. Он там совсем уже в этой своей кепке...
Ельцин снял с плеч рюкзак с аппаратом правительственной связи "Каскад-3" и покрутил заводную рукоятку. "Каскад-3" дал три коротких гудка и три длинных, что означало соединение.
– Барышня! Барышня!
– прокричал Ельцин.
– Соедините меня с Лужковым!
...Он лично знал эту барышню. Ею была старейшая работница правоохранительных органов - бабушка-божий одуванчик Светлана Панасониковна Аллилуева, которая лично знала многих партийных деятелей. Все они всегда кричали ей одно-единственное слово:
– Барышня!
Светлана соединяла говорящего с кем попрошено, не забыв при этом дать ему сердобольный совет:
– Иосиф Виссарионович, вашу поясницу лучше лечить накладками из собачьей шерсти. Как рукой снимает.
– Товарищ Фурцева! Третью петельку нужно со спицы снимать, иначе узор не получится.
– Никита Сергеевич, а кукуруза-то за полярным кругом не вырастет.
Все сановники благодарили женщину и желали ей доброго здравия, удивляясь при этом, почему она еще жива.
Светлана Панасониковна опознала голос Ельцина.
– Борис Николаевич, вам нужно бросить пить.
– Да я бросил.
– А что же голос такой?..
– Простыл в Лапландии, - пошутил Ельцин.
– Тогда вам нужно попить горячего молока с маслом какао-бобов. И немного меду туда добавьте... Соединяю!
В трубке захрипело, и сквозь помехи прорезался уверенный голосок городского головы.
– Говорит городской голова.
– Голова садовая, кепка пудовая, - пошутил Ельцин.
– Это я.
– Кто я?
– Дед Мороз.
– Что такое?.. Это вы, Борис Николаевич?
– Я, я.
– Здравствуйте, Борис Николаевич. А я думал, Ресин балуется.
– Здравствуй, здравствуй... Ты чего это?
– Чего, Борис Николаевич?
– А того!.. Какой... Кто из твоих мудаков умудрился мне блокиратор на колесо надеть?
– Вам надели блокиратор на колесо, Борис Николаевич?
– удивился Лужков.
– Да, любезный, именно на колесо.
– А как вы думаете, кто?
– Конь в пальто!.. Это ты меня спрашиваешь? Кто у нас в городе хозяин? Догадайся с трех раз.
– Я хозяин, Борис Николаевич?
– Молодец, угадал. А президент у нас кто, знаешь?
– Ну, это просто! Президент у нас Ельцин. Значит, вы президент.
– Ну и какого же хрена президенту такую ты отчудил, понимаешь?!. Как я теперь домой поеду?
– А где у вас машина стояла, Борис Николаевич?
– Где всегда, понимаешь. Возле моей работы.
– Так там же теперь стоянка запрещена!
– Это ты к чему?
– вдруг испугался Ельцин. Предчувствие чего-то ужасного сдавило
– Вы нарушили, Борис Николаевич.
– Ну...
– начал было Ельцин, но в горле запершило, слова застряли.
– Боюсь, придется платить, Борис Николаевич.
Ельцин замолчал. Тягостное молчание затянулось.
Первым не выдержал Лужков:
– Борис Николаевич!
– Что?
– глухо спросил Ельцин.
– Вы же сами говорили, что перед законом все равны.
– Когда это я такое говорил?
– В 1991 году, где-то в августе примерно. А что?
– Хм, не помню.. Но фраза хорошая. Хорошая фраза. Сам придумал или подсказал кто?
– Кому?
– не понял Лужков.
– Ну, кому, кому... Не тебе же... Кто говорил? Я говорил. Значит и подсказали мне. А может, сам придумал?
– Вот этого, честно говоря, не помню. Просто не помню. А это важно, Борис Николаевич?
– Мне сейчас важно домой попасть. А как?
– Борис Николаевич, - в голосе Лужкова были успокаивающие интонации и это разозлило президента.
– Что "Борис Николаевич"? Ну что "Борис Николаевич"?!.
– Борис Николаевич, вы не пугайтесь только. Но если там поблизости никого нет, то наверное они появятся только завтра. Просто эвакуаторная машина не успела до конца смены забрать вашу машину в отстойник, и они поставили блокиратор, чтобы не упустить тачку. Завтра с утра заберут.
– Мне тебя убить?
– Вы не расстраивайтесь, Борис Николаевич... А насчет убить... Меня выбрали москвичи. И никто не вправе со мной что либо сделать. Завтра оплатите за эвакуацию и вернут вам вашу машину.
– Сколько платить?
– Ну, не больше полутора тысяч, я думаю.
Ельцин охнул:
– Да это почти вся моя зарплата за месяц, если верить налоговой декларации!
– Закон превыше всего, - запечалился Лужков. Он и рад бы пофартить другану, да вот незадача...
– Какой такой закон?
– возмутился Ельцин.
– Твой московский закон противоречит моему федеральному! А я главнее, значит и закон мой главнее твоего!
– Но ведь Москва - это огромный мегаполис со своей спецификой, Борис Николаевич! Я же всегда находил среди вас понимание в этом вопросе!
– А теперь перестал находить!
– отрезал Ельцин. Самообладание постепенно возвращалось к нему. Ведь он все еще главный!
– Короче, вышел ты из моего доверия, остолоп.
Ельцин бросил трубку на чугунные рычаги аппарата связи. Однако, надо что-то делать. Не торчать же тут всю ночь. Поймать такси?
Ельцин подошел к бордюру и поднял руку.
Не прошло и сорока минут, как возле него остановилась машина.
– Куда?
– весело осклабившись спросил фиксатый шофер с наколками.
– Хорошо, что вы остановились! А то у меня уже рука затекла! обрадовался Ельцин.
– Домой.
– А где твой дом, чувачок?
Ельцин растерялся. Он не знал адрес. Его всегда возил домой и на дачу шофер. А сегодня он отпустил водилу на свадьбу и решил доехать сам. Как ехать, он примерно помнил.
– Я помню, как надо ехать. Буду показывать дорогу.