Подкравшийся незаметно
Шрифт:
– Может, ему водки?
– спросил кто-то из-за спины Чубайса.
– Водки?
– оживился рыжий чиф, большой начальник, повернулся к поднятому на ноги другу Билли.
– Ду ю вонт рашен виски? Маленько-то можно. Врежешь?
Рыжий выразительно пощелкал пальцами по горлу Билли. Друг Билли отрицательно затряс головой.
– Понимаю, - кивнул Чубайс.
– Америкэн анонимный алкоголик. Торпедо.
– Да какая торпеда!
– Чубайса отодвинул Черномырдин.
– На обеде же он пил! И ни слова про то, что зашился. Набздели тут просто, вот и не выдержал заморский интеллигент, в голову ударило.А
Друг Билли понял, что насчет простого американца Viktor Stepanovitch иронизирует, поскольку прекрасно знает, что имеет дело с самим президентом Соединенных Штатов! "У нас есть атомные бомбы," - подумал Клинтон.
"А у нас их больше," - подумал Чубайс, но вслух ничего не сказал.
– Ну, ладно, петухи, - улыбаясь пробурчал Черномырдин.
– Будет вам. Короче, перерыв. Всем отдыхать. А завтра продолжим. После обеда.
И засмеялся, будто увидел свою резиновую куклу из одноименной программы "Куклы".
...Валяясь в дорогом номере отеля "Солнечный", президент США Билл Клинтон мучился головной болью и синдромом пропавшей родины. Нет, нужно встряхнуться! Хиллари не зря все время твердит: "Билли! Если ты хочешь быть счастливым президентом Соединенных Штатов - будь им! Но если ты хочешь быть разбитым и несчастным президентом Соединенных Штатов; если ты вздумал стать неудачником, тогда убирайся к чертовой матери! Фак ю!" Она права, его любимая козочка. Помоги себе сам, Билли!
И он знал, что может ему помочь. Когда жизнь прижимала президента, когда было совсем невтерпеж, когда ныло сердце и болело натруженное за день туловище, его всегда спасало одно и тоже. Блестящий. Сверкающий. Металлический. Ласкающий руки и взгляд. Нежный. Хрипловатый...
Саксофон!
– Саксофон!
– решительно приказал президент, и челядь, толкая друг друга, бросилась на поиски уникальной вещи. Эти люди знали, что за малейшую нерасторопность их могут без суда и следствия расстрелять, а всю семью сослать на Аляску.
И вскоре уже над Москвой плыл задушевный музыкальный пузырь выдутый из трубы президента. Музыка была столь прекрасна и удивительна, что из Лосиного острова подтянулись к окнам гостиницы серые волки и подвывали в тон. "Господи, хорошо-то как!
– подумал президент. Он не замечал собственных слез, которые катились по щекам на персидский ковер, унесенный по случаю из Грановитой палаты.
И он не заметил, как открылась дверь, и охранник преградил путь огромной рыжей женщине с растрепанными волосами.
– Куды прешь, - женщина как бы нехотя тыльной стороной ладони ударила охранника по лицу и тот свалился на персидский ковер. Его темные очки упали рядом и тут же хрустнули под тяжелой стопой рыжей женщины.
– Какая музыка! Боже мой, какая музыка! Меня чуть волки внизу не разорвали. Со мной раньше такого никогда не было!
– размахивая рукамивоскликнула женщина через переводчика.
– Кто вы?
– оторопел через переводчика друг Билли.
– Алла Борисовна Пугачева - самая большая певица в этой стране.
– Чиф? Биг чиф?- вспомнил друг Билли жестикуляцию Чубайса.
– Ну, можно сказать и так, -
согласилась рыжая.– Певец в России больше, чем начальник... Но каков саксофон!.. Слушай, я тут проходила мимо и просто отпала.
– Она шла мимо и упала, - по-английски перевел переводчик.
– Как упала? Куда?
– растерялся друг Билли.
– Может, это из-за волков? Сейчас выясню...
– Засуетился переводчик и перешел на русский.
– Э-э... Коспожа Пюгатшова, куда ви есть упадать?
– Да никуда, - великодушно отмахнулась великая певица.
– Просто я затащилась от симфонии маэстро президента. Мне это все в кайф. Вери гут! Короче, я приглашаю друга Билли к себе в оркестр. Пускай обдумает мое предложение. Уж я-то дам ему за работу побольше, чем американские налогоплательщики. К тому же в России платить налоги не обязательно. Получать будет налом, в баксах, как положено. Новыми сотенными. Уж больно понравилась симфония.
– Я очень признателен вам за ваше ценное предложение, - не скрыл улыбки президент. (Господи, как непосредственны и наивны эти русские!) - А не вас ли я видел сегодня на обеде?
– Меня, а то кого же еще? Мне еще старый кобель Черномырдин руку на коленку клал. А с другой стороны сидел мой муж... ну такой волосатый... улыбается все время... он руку клал на коленку Черномырдина. Вспомнил? Там-то я тебя и приметила. Думаю, хороший парень, скромный. А ты, оказывается еще и на трубе можешь.
Друг Билли зарделся от похвалы.
– Может быть хотите водки попить?
– вспомнил он обычаи русского гостеприимства.
– Да ну ее на хер твою водку. Знаю я вашу водку - хуже сивухи. Лучше нашей "Гжелки" по стопарю хлобыстнуть. Мой папка ее любит.
– Ваш батюшка еще... пьет водку?
– Друг Билли хотел было сказать "...еще жив?", но вовремя поправился.
Впрочем, Пугачева поняла его заминку:
– Жив. Потому и жив, что пьет. Но это не мешает ему руководить страной.
– Ваш папа - Борис Николаевич Ельцин?!
– изумился друг Билли. Только теперь он понял, почему певица присутствовала на званом обеде.
– Конечно, а то с каких же рожнов я Борисовна? Правда, папка не признает, что я его дочь. Получается - незаконнорожденная. Так? Не дает поуправлять страной. А Таньке дает. Сеструха-то у него в паспорте записана официально. А я всю жизнь прожила, отца не видемши.
– На глаза Пугачевой навернулись слезы.
Билли растерялся. Он не знал, что же делать дальше.
– Ну, а кто же, к примеру, ваша мама?
– на всякий случай уточнил он.
– Как кто?
– удивилась Пугачева.
– Наина Иосифовна Ельцина.
– Так почему же вы незаконнорожденная получились?
– А вот это не твое дело. У людей есть разные семейные тайны и не нужно в них соваться. Терпеть не могу, когда стирают чужое грязное белье. Я и свое-то не стираю никогда. Я вообще стирку ненавижу. У меня женщина специальная стирает. Я ей деньги плачу за это. Государство ей денег на заводе не платит, нет у него, ау меня есть. Хоть бы у меня заняли что ли... Но я немного все равно плачу прачке. Но она и этому рада, у нее детей много, семеро по лавкам. Бывает, что на еду не хватает. Постирает-постирает да и упадет в голодный обморок. А я сижу рядом, бутерброды с черной икрой ем. Неловко ужасно.