Подлинные истории призванных. Как мы жили и верили

Мы вместе восхищались музыкальным дарованием регента иеромонаха Ионафана. При исполнении «Покаяния отверзи ми двери…» Веделя он держал длиннющую паузу, которая «звучала», как натянутая струна. И после паузы хор издавал многоголосый стон… Такого исполнения «Покаяния…» я больше никогда не слышала.

Пончик любила угощения и подарки. Она с такой детской радостью все это принимала, что людям доставляло удовольствие ей дарить. Она помнила, кто, в каком году, в какой день, при каких обстоятельствах и чем ее угощал. Всех своих благодетелей она ежедневно поминала в молитвах.

Евдокия любила работать, как она говорила, «по снабжению». Стояла часами в очередях за стиральным порошком, за туалетной бумагой, за какой-нибудь заграничной одежонкой, которую советская власть иногда выбрасывала на прилавок. С удовлетворением сообщала мне: «Соды купила в ниверсаме 30 пакетов (это 7 кг). Тебе не надо?»

Митрополит Сурожский Антоний (Блюм) на службе в Ленинградской Духовной Академии

Бывало, рассмешит меня, а потом скажет, что в посту смеяться нельзя, можно только чуть улыбнуться, что Спаситель не смеялся.

– Тогда зачем Вы мне рассказали, как наколотили марганцовки, выпили аверьяновки и еле-еле добежали до винитаза?

– А так и было, Марийка, так и было.

Когда Евдокия с Пончиком возвращались со службы, в монастырском саду даже вороны переставали каркать. Евдокия старалась как можно громче отвечать своей подруге, которая тоненьким скрипучим голоском задавала ей бесконечные вопросы. Диалог велся в лучших юмористических традициях: обе были серьезны и сосредоточены только на предмете разговора.

Евдокия в молодые годы

Обычно я занимала среднюю позицию между ними, выполняя роль переводчика, а когда мне это надоедало, я отпускала вожжи разговора, и он лился с обеих сторон – каждая говорила о своем.

Я наслаждалась колоритным языком Евдокии. Мне с ней было интересно и весело: «Марийка, в пятницу панастас!» Когда она заболела, я убеждала ее попить горячего молока для скорейшего выздоровления.

– А что ж я теперь буду молоко исть, когда до Рождества палкой докинуть. Уж перетерплю, хоть и больная.

Когда любители давать советы предлагали ей поменять комнату, чтобы избавиться от злой соседки, Евдокия очень внимательно их выслушивала, кивала, соглашаясь с их доводами, а потом спокойно заключала: «От волка убежишь, на медведя нарвесся».

Мне она рассказывала историю, как две прихожанки решили съехаться в одну квартиру и что из этого потом вышло.

Как только наступал очередной пост, Евдокия делала попытки к примирению со своими соседями, но помириться ей не удавалось. «Я тоже не сахар», – сокрушалась она.

Валентина Александровна и попыток не делала. Она была непоколебимо уверена в своей правоте: «Я старый человек, и они, молодые, здоровые, должны считаться со мной. Зачем они открывают на кухне форточку? Ведь мне холодно».

Страдая глухотой, она часто жаловалась, что священники «тихо говорят»: «Ну как же это так! Я стою почти рядом с отцом N и ничего, ну ничего не слышу! Только “плоть, плоть, плоть, плоть!”»

Евдокия все себя корила, что плохая молитвенница, что больше занята земной суетой, чем мыслями о божественном. Под большим секретом сообщила мне, что она – инокиня Евлампия, а вот звания этого высокого недостойна.

Спевку проводит иеромонах Ионафан

Рассказывала, что только однажды почувствовала, что такое причастие, когда будто дверца в ее сердце открылась. А батюшка, причащавший ее, сказал: «Познал Господь Своих».

Евдокия о своих исповедях никогда не рассказывала. Это был мужественный боец. Она все-таки помирилась с соседями. Об этом событии я узнала от нее со всеми подробностями и тогда же записала ее рассказ.

«Слухай сюда, Марийка. Такое на меня было нападение врагов, что не приведи Господи. Скребу это я на кухне плиту, и вдруг выходит она. Все мои тряпки раскидала: это сюда не ложи, это не трожь. Стою я перед ей, как нищенка. Молчу. Только молю: “Господи, не дай мне рта раскрыть”.

Пришла я в свою комнатуху и думаю: дальше так жить нет никакой возможности, надо врага давить. И вспомнила я вдруг Лександра Невского. Это надо же, такой великий был царь, а и то в ноги хану поклонился за всю Русскую землю! А я – такой мусор – не могу смириться перед своей соседкой. Да что же это, думаю, такое!

Попросила я благословения у Матери Божией и дунула на кухню. Будь, думаю, что будет. Она там крутится у плиты. Я бух ей в ноги и говорю: “Нина, прости ты меня, грешную! Ну зачем нам в такой злобе жить? За что ты на меня так нападаешь? Что я твоей Гале дверь не открыла? Так я спала. Неужели ж я нарочно?”

Вижу, у ей на глаза слезы навернулися. Тут на шум выбег Кирьянович (муж соседки). Я и ему бух в ноги. А он мне: “Вы мне не кланяйтесь. Вставайте”. И у него прощения попросила. Сейчас все, слава Богу, хорошо. Живем в мире.

Вот ведь как смирения враг боится. А если бы я с ей пререкаться начала – мы бы до смертоубивства дошли. Дальше так жить не было никакой возможности».

Валентина Александровна и отец Игорь Мазур

Вот какую победу одержала безграмотная Евдокия. И победа эта далась ей нелегко. Много было этапов в этой борьбе. Было и такое, что все обыкновенно говорят: если я ей буду кланяться, то она вовсе разойдется и совсем на голову мне сядет.

Победа далась ей нелегко еще и потому, что по характеру она была женщиной сильной, властной, привыкшей не мытьем, так катаньем добиваться своего.

Валентина Александровна радовалась за свою подругу, но примеру ее не последовала.

– Мне с ей тяжело, – жаловалась Евдокия, – медленно идет. Конечно, года. Я-то на Божьем пути, а она и подавно.

Но Евдокиюшка умерла раньше, чем Валентина Александровна, хоть и была на 10 лет моложе. На 95-м году жизни Валентина Александровна упала в монастырском саду и сломала руку. Несколько лет она прожила в частном доме для престарелых и мирно отошла ко Господу, причастившись и попрощавшись со всеми. Никаких она подвигов не совершала, ничем не жертвовала, никому особенно не помогала, но покаяние у нее было такое детское и искреннее, о котором я могу только мечтать. В тональности ее молитв слышалась непоколебимая уверенность в том, что Бог ее поймет и простит.

Серафима

Имя, которое она получила при Крещении, во многом отражало ее характер – яркий, пламенный.

Мы познакомились на монастырском кладбище в Пюхтицах. Я пришла туда с тяжелым чувством. Собиралась уезжать. Не помню, как произошло знакомство, но после разговора с Серафимой я осталась в монастыре еще на неделю.

И события этой недели резко изменили направление всей моей жизни. Удивительно, как Бог посылает нам нужного человека в нужное время.

Серафима рассказала мне свою необыкновенную историю. Родилась она в Сибири. Во время войны ее семья оказалась на Украине. Ей было 18 лет. Впервые она обратилась за помощью к Богу, когда двое немцев пытались ее изнасиловать. Она подняла глаза к небу и взмолилась – и тут же как-то высвободилась и бросилась бежать.