Поднебесная
Шрифт:
– Каждую ночь. И один раз… всего один раз – днем.
В последний день, когда солнце садилось. Ветер, который не был ветром…
– Они разгневаны?
Девушка снова спустилась со ступеньки, вместе с вином.
Трудный вопрос.
– Некоторые из них. Другие растеряны. Или страдают.
На этот раз отвел взгляд поэт. Через несколько мгновений он покачал головой:
– Ты когда-нибудь писал об этом?
– Откуда вы знаете, что я…
Снова улыбка, более добрая:
– Как я понимаю, ты готовился сдавать экзамены,
– Скорее, пытаемся, – поправил Тай. – У меня была бумага и тушь. Но я написал мало такого, что считаю достойным сохранить. У меня не хватает таланта, чтобы писать о… них.
– Наверное, ни у кого из нас его не хватит.
Тай вздохнул:
– Что еще рассказал вам префект?
Он нуждался, очень нуждался в человеке, которому мог бы доверять. И хотел, чтобы им стал именно этот человек.
Сыма Цянь впервые заколебался. Затем ответил:
– Он действительно сообщил мне о твоих сардийских конях. О «божественных конях». О подарке принцессы.
– Понятно, – отозвался Тай.
Слишком большая новость, чтобы ее сохранить в тайне, подумал он. Каждый, кто ее услышал, передаст дальше.
– Вероятно, скоро узнают и в Синане, – прибавил поэт.
– Надеюсь. Я послал вперед сообщение.
Глаза поэта смотрели задумчиво:
– Потому что?
– Коней держат для меня у границы. Этот подарок отберут, если я сам не приеду за ними.
– Умно, – через несколько мгновений согласился поэт. – Это может спасти тебе жизнь. – Он уже не улыбался.
– Один тагурский офицер подумал о том же.
Тай не совсем понял, почему он это сказал.
– Явно твой друг.
– Так я думаю. Пока между нами мир.
– А! Ты считаешь, что его может и не быть?
Таю вдруг стало неловко, он покачал головой:
– Я отсутствовал два года. У меня нет информации. Откуда мне знать?
Он резко поднял чашку. Кажется, ему больше не хотелось пить. Поэт подождал, пока девушка с вином подойдет и отойдет, стройная и юная, в винно-красном шелке, шуршащем при каждом движении.
Взгляд Сыма Цяня блуждал по полной людей, освещенной лампами комнате, потом вернулся к Таю.
– Что касается безопасности твоей жизни… – пробормотал он, еле слышно сквозь музыку, – продолжай смотреть на меня… могут ли здесь оказаться нецивилизованные люди, замышляющие против тебя недоброе?
Его голос был спокойным, почти ленивым, словно они обсуждали поэзию или международные дела.
– Это возможно, – осторожно ответил Тай. Он почувствовал, как забилось его сердце. Но продолжал смотреть в глаза поэту.
– Даже несмотря на то, что ты отправил в столицу то послание? Что кони будут потеряны, если ты умрешь? Конечно, они могут охотиться и за мной.
– Правда?
Поэт пожал плечами, широкими, хотя это скрадывала полнота:
– Вряд ли. Конечно, я оскорбил первого министра и главного евнуха, который находился в одной с ним комнате, что неприятно.
Но я не верю, что это было смертельное оскорбление для кого-то из них. Напомни мне, чтобы я позже рассказал тебе эту историю.– Хорошо, – согласился Тай. «Позже». Это кое о чем говорит, правда?
Он прочистил горло. Ему стоило некоторого усилия не оглянуться. Решение было принято. После он признавал, что отчасти оно имело отношение к тому образу личности этого человека, который возникал в его стихах, а, возможно, по ним нельзя судить о человеке. И все же он сказал:
– Ко мне на запад послали убийцу. Еще до того, как стало известно о подарке.
Выражение лица Сыма Цяня снова изменилось. Наблюдая за ним, Тай увидел любопытство, а потом – неожиданно – намек на удовольствие.
– Ты его убил?
Все говорили о том, что поэт в молодости был странствующим воином, – два коня, два меча и лук, – спал в пещерах или под звездами, защищал крестьян от помещиков и сборщиков налогов, подобно одному из героев-разбойников народных сказок. Ходили слухи – скорее, легенда – о его подвигах на Большой реке в дикой местности возле ущелий.
– Это была женщина, – ответил Тай. – Но нет, я ее не убивал. Ее убили тагуры и… и призраки.
Нужно же доверять в жизни хоть кому-то.
Поэт это обдумал, потом сказал:
– Посмотри! У дверей. Ты их знаешь?
Тай оглянулся. Слева от входа стояли двое мужчин. Боком, занятые разговором с тремя девушками. Их одежда и сапоги не подходили для вечера в квартале удовольствий, не говоря уже о его лучшем доме: и то, и другое покрыто пылью и пятнами. У каждого по два меча. Один из них в тот момент бросил взгляд через плечо, прямо на Тая. Их взгляды встретились, и тот человек быстро отвел глаза. Но этого оказалось достаточно. Они были здесь из-за него.
Тай снова посмотрел на поэта:
– Я их не знаю.
– Зато они знают тебя, – ответил Сыма Цянь. Поэт сделал знак девушке, чья очередь была наливать им вино. – Радость моя, эти двое тут часто бывают? – спросил он, указывая на них подбородком. – Вообще когда-нибудь бывают?
Она оказалась сдержанной молодой женщиной и должна была занимать определенное положение среди девушек, если ее выбрали, чтобы прислуживать поэту Ее взгляд в сторону входа был коротким, оценивающим. Она подлила им вина и прошептала:
– Я их никогда не видела, – она скорчила неодобрительную гримасу. – У них неподходящая одежда.
– Совсем неподходящая, – весело согласился Цянь. Он посмотрел на Тая, теперь глаза его ярко сияли. Он потянулся, будто большой кот. – Я не прочь подраться. Убьем их вместе?
– Я могу попросить хозяйку, чтобы их выпроводили, – быстро вмешалась девушка, – если они вам неприятны, господин мой.
Это было правильное предложение. Драки – это плохо для дома удовольствий. А уж убийство – и того хуже. Поэт скривил лицо, но неохотно кивнул; он уже соглашался, когда Тай заговорил.