Поднимаясь из пепла

— Что ты делал в баре, Гектор?

— Мои сыновья стали драться в Клетке. Они думают, я не знаю об их увлечениях, но я знаю о каждом их шаге. Хотел убедиться, что они не свернут себе шеи.

— Что такое Клетка? — в моей голове шумело, а глаза болели от яркого солнечного света.

— Ты же была в баре, неужели никогда не спускалась в подземелье?

От его слов моя кровь буквально похолодела. Какое подземелье находилось под баром? Почему Гектор спросил про грех, когда схватил меня за руку? Я резко затормозила и уставилась на него испуганными глазами.

— Ты один из них? — мой голос казался сиплым от страха и резал собственные уши.

— Из кого? — он нахмурил брови и тоже остановился, развернувшись ко мне всем телом.

— Я никому ничего не говорила, — лихорадочное бормотание начало вырываться из моего рта, — я думала, вы отпустили меня. Я никогда больше не спускалась в туннели, я ничего не знаю, никому ничего не рассказала.

По моим щекам стали стекать крупные капли, которые я стирала дрожащими руками.

— Я ни слова не понял из того, что ты тут наговорила, — Гектор положил свои руки мне на плечи, но я отшатнулась от него, сбрасывая их со своей кожи, — сейчас мы идем в больницу, где тебе помогут справиться с зависимостью, после чего мы поговорим. Идем.

Он развернулся и снова зашагал по улице. Я осталась стоять на дороге, обхватив себя трясущимися руками. Гектор не сделал ни одной попытки, чтобы поторопить меня, он просто продолжал идти, предоставляя мне выбор: следовать за ним, или вернуться назад. Образ той девушки, что смотрела на меня мертвым взглядом, пока Брэндон трахал ее в грязном подвале, буквально промелькнул перед глазами. В глубине души я понимала, что через некоторое время на ее месте буду я, если что-то не сделаю со своей жизнью. Мой отец загнал меня в глубины ада, откуда я проложила дорогу на свет, скользя в его липкой густой крови, так почему сейчас я потушила солнце над своей головой, утягивая себя во мрак?

Спина Гектора удалилась на достаточное расстояние, чтобы я могла уже смутно различать его среди прохожих, поэтому я вырвала себя из оцепенения и быстро побежала за ним. Поравнявшись с ним шагом, я тяжело дышала и прижимала руку к правому боку.

— Твоя физическая форма хуже, чем у новорожденного ребенка, — Гектор слегка дернул головой в мою сторону и свернул к дверям большого госпиталя.

Мы вошли внутрь, и он велел мне сесть на стул в приемной, пока сам направился в сторону стойки регистрации. Он несколько минут говорил с молодой женщиной, периодически кивая головой в мою сторону, потом пожал ей руку и приблизился к месту, где я растеклась на стуле. Головокружение и тошнота перешли на новый уровень. Теперь не только мой лоб, а и все тело покрывали капли пота, а дрожь в руках уже нельзя было скрыть.

— Ты выглядишь паршиво, — он остановился около моих ног и сунул руки в карманы штанов.

— Знаешь, ты сама любезность, — произнесла я, клацая зубами от той дрожи, что сотрясала мое тело.

— Я знаю, — кивнул он головой, — а теперь поднимайся и иди за той женщиной. Она поставит тебя на ноги. Если после этого ты все еще захочешь найти меня, скажи доктору, она свяжется со мной.

Гектор развернулся и направился к выходу, оставляя меня за своей спиной. Тихое покашливание привлекло мое внимание. Я дернулась на стуле и посмотрела на женщину, которая стояла рядом. В ее руках было несколько бумаг, а на белом халате табличка с надписью доктор Мартинес.

— Джессика, тебе стоит пройти со мной.

Впервые, как Гектор оставил меня, я почувствовала, как внутри меня просыпается монстр. Видимо ему не нравилась перспектива остаться один на один с человеком, который носит белый халат.

Я встала на ноги и ухватилась за стену, направляясь в сторону кабинета.

— Сколько времени ты употребляешь, Джессика? — доктор завела меня в просторный кабинет и закрыла дверь. Она указала мне на кушетку, а сама села за стол и взяла ручку в руки, заполняя бумаги. Я села на кушетку и обхватила свое тело руками.

— Несколько месяцев, — произнесла я тихим голосом.

— Гектор сказал, что ты принимала таблетки. Есть еще что-то, что он не знает?

— Нет, — покачала я головой. Мне все сложнее удавалось концентрироваться на ее словах. Казалось, что у меня началась лихорадка, которая охватывала мое тело с головы до ног, — кажется, что я подхватила простуду.

— Это не простуда, Джессика, это синдром отмены. У тебя ломка, если говорить простым языком. Твое тело просит очередную дозу, но не получает ее, поэтому начинается обратный процесс, когда организм начинает очищаться.

Я повалилась на кушетку и согнулась пополам. Мне казалось, что мои внутренности разрываются на мелкие куски. Доктор Мартинес встала на ноги и подошла ко мне, нацепив на шею прибор, чтобы послушать мое дыхание, после чего быстро вышла из палаты. Я потеряла счет времени, сколько меня рвало сухими позывами, а боль, казалось, выкручивала каждую косточку в моем теле. Мне ставили капельницы, кололи руки какой-то дрянью, но меня продолжало трясти и ломать. Кажется, что я несколько раз видела Гектора в своей палате, но думаю, что это мои галлюцинации. Ему незачем быть рядом с наркоманкой, которую ломает от нехватки очередной дозы. Мне казалось, что я медленно умираю. Иногда мне хотелось, чтобы кто-то положил конец моим страданиям, но никто не приходил.

Наконец, спустя бог знает сколько времени, я открыла глаза и мое тело не скрутило очередным приступом боли. Я прислушалась к своему организму, и не нашла ничего, что указывало бы на то, что я все еще испытываю синдром отмены. Я делала медленные вдохи, боясь пошевелиться. Казалось, что стоит мне дернуться, как все вернется с новой силой. И я не была уверена, что смогу это пережить еще раз.

Дверь в палату открылась и вошла доктор Мартинес. На ее лице играла слабая улыбка.

— Джессика, как ты себя чувствуешь?

— Кажется, что уже лучше, — мое рот был сухим, а слова царапали горло. Доктор подала мне бутылку с водой, в горлышка которой была вставлена соломинка. Я стала жадно втягивать прохладную жидкость, практически задыхаясь от облегчения.

— Полегче, — доктор забрала бутылку и поставила ее на тумбочку. Она измерила мое давление, проверила зрачки, после чего взяла очередной анализ крови, запечатала пробирку и отставила ее в сторону.

— Судя по всему, острая фаза миновала. Теперь тебе предстоит восстановить свой истощенный организм. Твой вес намного ниже нормы, так же у тебя острая нехватка питательных веществ в организме.

— Сколько я здесь?

— Две недели, — ответила она и подхватила пробирку с кровью, собираясь выйти из палаты.

— Две недели? — я попыталась сесть в кровати, но мое тело отказывалось слушаться.

— Не торопись, ты сейчас очень слаба. Медсестра поставит тебе капельницу, отдыхай.

Я откинулась на подушку и прикрыла глаза. Мое лихорадочное состояние продлилось две недели, а я употребляла таблетки всего пару месяцев. Если бы я не решилась отказаться от них, как долго я смогла бы выдержать?