Подношение

– Что случилось с этим мавзолеем?
– спросил он.

– Ну, это были 1920-е годы. Вы можете вспомнить это как эпоху повышенной активности ураганов, чудовищных торнадо, которые часто обрушивались на нашу территорию. Всё это, в сочетании с населением, которое не пользовалось теми же преимуществами систем готовности и предупреждения, которыми мы пользуемся сегодня, привело к периодам огромных смертей и разрушений, которые до сих пор отмечают нашу береговую линию. Мавзолей был построен из лучших материалов, можете быть в этом уверены, и последователи доктора Тида возобновили свою постоянную бдительность снаружи на случай, если этот человек наконец восстанет, как обещал. Однако, - и здесь гробовщик сделал паузу, чтобы одарить Фрая понимающим взглядом, - мавзолей может быть построен достаточно прочным, чтобы помешать даже самому решительному реанимированному трупу. Мы не говорим, что это так, мы лишь говорим, что это возможно. Очень, очень возможно. В любом случае ни один мавзолей не может защитить себя от разрушительного воздействия урагана, который обрушился вскоре после того, как останки доктора Тида были помещены в мавзолей. В результате шторма его, как и следовало ожидать, смыло в море. Если его воскресение когда-либо и произошло, то оно произошло в Мексиканском заливе.

Эти последние слова не давали покоя Фраю, когда их прогулка закончилась у дверей того, что когда-то называлось монастырём Эксхэм. Они напоминали ему о "Давилке", но он не мог точно сказать, почему. Он чувствовал, как вена на руке пульсирует в соответствии с ним, из-за чего наружу вытекает струйка жидкости. Двое других братьев ждали Фрая и его спутника возле жертвенной плиты, на которой лежала фотография. Фрай присоединился к троим мужчинам, которые заняли места вокруг стола и изучали фотографию.

– Для вашего одобрения, мистер Фрай, - сказал один из них.

На фотографии рука казалась ещё более отделённой от него, как какое-то инопланетное существо, выброшенное волнами на пляж (опять же, ассоциация по какой-то причине заставила его подумать о "Давилке"). Впервые он смог изучить расположение узоров ракушек и акульих зубов в новом, гораздо более ясном свете. Перед его глазами начал формироваться набор букв: ША ДАИ. Не то чтобы это имело для Фрая какой-то смысл. Тем не менее, надпись выглядела отчётливой.

– Петроглифы, - сказал Фрай.
– Так вы их раньше называли. Узоры.

– Возможно, это не совсем точный термин. Почему вы спрашиваете? Учитывая ваш талант к расшифровке фотографий, вы видите… ну, слова? Продиктуйте нам буквы, которые вы видите?

Другой гробовщик достал из кармана костюма блокнот и карандаш и стал ждать ответа Фрая.

Фрай объяснил им это, ценя тот факт, что они не просили его написать это самому. Ему долго не хотелось снова прикасаться к ручке или карандашу. Возможно, больше никогда.

Головы гробовщиков зависли над словами в блокноте.

– Возможно, это каббалистический термин?
– наконец сказал один из них.

Казалось, последовало молчаливое согласие, за которым последовал ответ другого.

– Демон. Похоже, это слово означает "демон", хотя наши знания в этой области невелики. Если бы мы были раввинами, а не гробовщиками, возможно, мы смогли бы дать вам более определённое толкование.

– Ничто не является тем, что есть; всё нечто иное, - сказал Фрай наполовину самому себе.
– А вы не как раввины, просто скажите мне, что мне делать?

– Для плотника, владеющего молотком, всё является гвоздем, - говорили братья Скейл (Фрай уже отказался думать о них как об отдельных личностях).

– Оценивайте наши советы с учётом того, что мы гробовщики. Мы рассматриваем захоронение как подходящий ответ на большинство проблем, и здесь мы видим то, что следует похоронить. Однако, учитывая вероятность его повторного появления, мы могли бы предложить альтернативный вариант, которого мы обычно предпочитаем избегать: кремацию.

Снаружи послышался раскат грома. Фрай рассматривал лица перед собой и задумался, показалось ли ему, что их черепа светятся в тусклом свете, или же усики нервов рук так глубоко проникли в его зрительную кору, что теперь диктуют, как он всё видит? Ему пришло в голову, что ему не следует обращаться за советом к этим людям, которые больше не казались ему просто омерзительными, а существами, порождёнными из сырья этого здания, наполненными злобой и намерением причинить вред.

Он попятился от стола и двинулся в направлении двери, опасаясь, что они могут попытаться отрезать ему путь к бегству. Тем не менее, все трое оставались неподвижными, наблюдая за ним с чем-то похожим на любопытство и голод. Их слова, когда они говорили, не смогли облегчить его тревогу.

– Мы заверяем вас, что сначала мы удалим руку. Хотя мы не можем обещать безболезненный опыт, мы можем предложить более элегантное решение, чем раздавливание черепа стеклянной бутылкой. У нас есть порошки, которые могут служить полезными успокаивающими средствами.

Фрай приостановил отступление, но сохранил дистанцию. Он не хотел эту руку, но и терять её тоже не хотел.

– Напоминаю вам, что последний парень, который пробовал подобные вещи, мёртв.

– Мы знаем, хорошо знаем, - сказали они.

По-прежнему никакого наступления, они просто смотрели на него светящимися черепами.

– Мне нужно подумать, - сказал Фрай.

– Думайте столько времени, сколько вам нужно. Мы предпочитаем не пользоваться крематорием. Мы предпочитаем захоронение, но для вас сделаем исключение. И мы подождём. Мы так же постоянны, как приливы Мексиканского залива.

Снова эта мучительная мысль о "Давилке". Что она сказала, когда он лежал на каталке?

"Вероятно, уже в Мексиканском заливе".

Фрай сказал:

– Мне нужно увидеть "Давилку".

– И вы это сделаете, мистер Фрай. Мы будем ждать вашего возвращения с удовольствием и нетерпением.

ПОСЛЕДНЕЕ ПОДНОШЕНИЕ

Никакой фотографии не требуется, чтобы увидеть словоформу на деревянно-кирпичном фасаде здания: ПАНДЕМОНИУМ. Как и раньше, он подошёл к заводу вовремя, чтобы увидеть зияние трубы на северной стене, но на этот раз вместо того, чтобы выбросить зелёную грязь, она извергала бело-красные испарения в ров внизу. Стальной клапан на её внешнем крае висел в открытом состоянии, что позволяло осуществлять более продолжительный выброс. Изнутри доносился звук реверса машины, а также что-то ещё - звук ветра, дующего в полых тростниках. Для ушей Фрая это была какая-то музыка. Его код всё ещё каким-то образом работал, поэтому подъёмный мост опустился, готовый провести его, независимо от того, был ли у него осуществимый план или нет. "Давилке" нужно было ответить за всё произошедшее, но Фрай сомневался, что его возвращение приведёт к сколько-нибудь значимому возмездию. Каким-то образом Фрай почувствовал, что рука тоже этого хочет и что к настоящему времени она настолько глубоко и бесконечно проникла в его нервную систему, что он больше не может сказать наверняка, кто командует. Он знал, что то, что контролировало ход будущих событий, очень мало заботилось о его благополучии и что предполагаемые результаты не обязательно включали в себя хороший для него исход.

В более причудливый момент он подумал, что мог бы приписать эти контролирующие силы своей умершей и ушедшей матери. Возможно, она каким-то образом преодолела смерть, достигнув бессмертия, которое вызвало бы зависть у доктора Тида, поселившаяся в машине внутри завода. Нет, оставим это вариант, она каким-то образом СТАЛА машиной. Она сохранила его руку, заботилась о ней и даже улучшила её, ожидая момента, когда звёзды выровняются внутри их полой планеты, отмечая наступление подходящего момента, чтобы наконец вернуть её ему - возможно, с той простой целью, чтобы он мог спуститься в провал с её останками и вынести их на поверхность, как он и предполагал ранее. В тот краткий миг он поверил во все эти вещи без тени сомнения. Он приписал ей всё, что произошло.

Внутри завода громкость реверса машины возросла вопреки его мыслям, а вместе с ней, словно пьяный контраргумент, послышался усиленный звук труб. Теперь в этом нет никаких сомнений: он действительно слышал музыку, доносившуюся из недр здания, и, судя по интенсивности механических звуков и вибрации стен вокруг него, она изо всех сил пыталась заставить себя быть услышанной в неустанном обратном цикле. Фрай знал, что сохранение такого темпа в конечном итоге приведёт к чему-то опасному, и, учитывая возраст здания, ничего не уцелеет, когда что-то наконец извергнется. Фрай не мог себе представить, включила ли "Давилка" в свой план такую неудачу. Пол внутри покрывали куски белых и красных отходов, достаточно толстые и глубокие, чтобы доходить до его лодыжек.