Поднять на смех!
Шрифт:
— Вот видишь, — сказала сноха-новатор, — и сама так думаешь. Надо тебя сейчас же в медпункт отвести.
Гайша глянула в окно. Мимо, стоя в санях, гнал на рысях пятнадцатилетний Ишмурза. Постучав кулаком по раме, сноха остановила его. Ишмурза осадил лошадь и побежал в избу.
— Посади-ка ты, Ишмурза, матушку Шамсинур в сани и отвези в Армак, в медпункт. Если там болеть не оставят, привезешь обратно. Тут три километра всего-то.
Ослушаться Ишмурза не посмел. Муж-то у Гайши кто? Бригадир. А сама Гайша, стало быть, кто? Бригадирова жена.
Матушка
Девушки спрашивают по очереди:
— Сколько вам лет, бабушка?
— Шестьдесят девять. Бог даст, и семьдесят стукнет скоро.
— Кто еще дома болен?
— Слава тебе, господи, все здоровы. И дома, и по хозяйству все в порядке. И скотина благополучно зимует. Когда корма есть, чего бы ей не зимовать? Кормов нынче хорошо выдали. Слов нет, в добром теле скотинушка зимует. И ягнятки, словно мячики, так и прыгают. Пестрая овечка нынче трех принесла. Все, все здоровы…
— А малые дети в доме есть?
Таким вниманием матушка довольна. «Какие воспитанные, заботливые, приветливые…» — думает она про себя.
— Хвала аллаху, полон подол. Какой же дом без детей? От двух сыновей восемь внуков. Озоруют, конечно… Мальчишки ведь, что с них возьмешь. Вон у соседа Миндияра дети свою бабушку и знать не хотят и в грош не ставят…
— Какими болезнями в детстве болела, бабушка?
— Ой, деточка, ах, медовый твой язык, даже о детских ведь моих годах расспросит, дай бог тебе счастья! Меня маленькую, дочка, никакая хворь не брала. Очень я живая была. В семь лет пряжу пряла, в девять холсты ткала. Меня и замуж-то выдали — от игрушек оторвали. Такие были времена, и не вспоминай…
Ишмурза сидит в сторонке. Только иной раз кашлянет в кулак, чтобы напомнить матушке: я тут, дескать, жду, и лошадь на улице стынет.
Веснушчатая девушка берет у бабушки из-под мышки градусник.
— Какая странная, скрытая болезнь! — огорченно качает она головой. — Гляди, какая коварная, даже температуры не дает. Тридцать шесть и девять. Где болит-то?
— Вроде бы суставы начинают ныть.
Смуглая морщит лоб:
— Мы такую болезнь лечить не умеем, бабушка… Придется тебя в районную больницу направить.
— Последнее средство, — вздыхает веснушчатая.
Матушка Шамсинур в упрямицах никогда не ходила.
— Как скажете, вы люди ученые, — тут же соглашается она. — А я на подъем легкая. Поехали, Ишмурза, белый свет повидаем. Зимнее путешествие — само по себе целое зрелище. — И тут она чихает в два приема пять раз. Три раза размеренно и еще два быстро вдогонку.
Матушка надевает шубу, заматывается в шаль. Ишмурза, натянув кожаные рукавицы, хлопает ими друг о друга: нам, дескать, все нипочем, куда хотим, туда и едем. А сам искоса бросает взгляд на девушек.
Те выписывают направление и суют бабушке в руку.
За Армаком дорога расходится на две стороны. Правая — в райцентр. На дощечке написано: «12 км». Та, что влево припустила, — в город. До него — «15 км».
На развилке Ишмурза с лету осаживает лошадь.
— Матушка, —
говорит он, — одежда у нас справная и деньги в кармане есть, на калач хватит. Может, сразу в город махнем? Всей-то разницы — три километра. Пегой кобыле это раз плюнуть. Прямо к профессору пойдем.— Городская дорога поровней будет… Люди ездят, а мы что?
И пегая кобыла сворачивает на городскую дорогу.
Возле кабинета врача сидят матушка Шамсинур — опять с градусником под мышкой, и беспечный Ишмурза — блестя значком ГТО. Вид у него: нам все нипочем, эка невидаль — город!
Сестричка расспрашивает, сколько лет бабушке, где болит, чем раньше хворала, как здоровье домашних. На каждый вопрос матушка отвечает обстоятельно: и соседей, и родственников, и свойственников — всех помянет..
Сестра смотрит на термометр:
— Тридцать семь и четыре. Температура немного повышенная.
— Повысится. В дороге, кажется, спину немного прохватило.
Врач вызывает матушку в кабинет. Она не показывается долго. Наконец выходит. Следом — сам врач. На пороге он дает последнюю консультацию:
— Баня бар?
— Бар, бар. Прошлый год сын построил. Пар такой — треш-шит!
— Березовый веник бар?
— Бар, бар. Сама вязала.
— Тулуп бар?
— Бар, бар. Старик помирал, хороший тулуп оставлял.
— Душица бар?
— Бар, бар. Хорошая душица. Все соседи бегут ко мне, просят.
— Мед бар?
— Бар, бар. Ты, доктор, умный, как соседка Баллыбанат, — матушка ласково хлопает врача по спине. — Сам простудишься — приезжай! Сноха баню истопит, я за тобой мальца пришлю, — она кивает на Ишмурзу.
И в душу Ишмурзы западает обида. Какой же он малец, когда по городу раскатывает рядом с автомобилями?!
Перевод с башкирского И. Каримова.
МАРАТ КАРИМОВ
ДРУЗЬЯ ВСТРЕЧАЮТСЯ ВНОВЬ
— Ба-а! Кого я вижу! — воскликнули оба в один голос. — Сколько лет, сколько зим!
Обнялись. Помолчали, разглядывая друг друга.
— Что же мы тут торчим? — прервал один из них явно затянувшееся молчание. — Посидеть бы по такому историческому случаю не мешало.
— Великолепная мысль. Заодно и потолкуем вволю, — поддержал другой.
Зашли в ресторан. Заказали пиво. Завязалась беседа.
— Ну, рассказывай. Как дела?
— Так вот и идут… Своим чередом.
— Да… Своим чередом, значит?
— Да… Именно так.
Наступила неловкая пауза. Тот, что предложил пойти в ресторан, поспешил возобновить беседу:
— Значит, своим чередом, говоришь? Неплохо. Очень даже недурно. Это хорошо, когда своим чередом. Вот взять меня, так и у меня тоже в таком разрезе.
Другой смело подхватил нить разговора:
— Гляжу-погляжу да вижу: ты ничуть не изменился. И раньше, бывало, у тебя дела шли в таком же вот разрезе.