Поединок. Выпуск 7

«А с другой стороны, не селедку же они в них везут!» — решил в конце концов Зубков и осторожно полез из–за куста в кювет. Он заполз в него, как уж, и долго прислушивался к шагам часовых: не участились ли они, не побежали ли немцы? Нет, все было спокойно. И часовые по–прежнему не торопясь ходили по насыпи. Уже совсем стемнело. Но на фоне неба хорошо различались вагоны и платформы: с техникой и покрытые брезентом — с бочками. Зубков выбрал одну из таких платформ и следующим броском забрался под нее и прижался к рельсу. Снова слушал темноту чутко и напряженно. И опять немцы не заметили его. Он лежал и прислушивался. А они то подходили к нему совсем близко, то снова удалялись. Теперь надо было забраться на платформу. Он подумал, где и как это будет удобней, и решил проползти под платформой до ее конца и взбираться на нее между буфером и сцепкой. И на этот раз все обошлось благополучно. Он без шума забрался на платформу и сразу же нырнул под брезент. В нос ему шибанул резковатый запах бензина.

«То, что надо!». — с облегчением подумал Зубков.

Зубков лежал под брезентом и не видел, как над полустанком взлетели в ночное небо две зеленые ракеты. Но он отчетливо услышал, что паровоз вдруг с шумом выпустил пар. Услышал оживленные голоса немцев. И насторожился. И автомат и гранаты у него были готовы к немедленному действию. Но тревога оказалась напрасной. В следующий момент вдруг загремела сцепка, эшелон тихо тронулся.

Поначалу Зубкову подумалось, что надо немедленно спрыгивать с платформы. Но потом он понял, что ему просто здорово повезло. Что лучшей ситуации для него и придумать нельзя. Что действовать теперь можно совершенно смело. И надо только поспешить, чтобы успеть все сделать раньше, чем эшелон придет на полустанок.

Зубков вытащил из ножен трофейный штык, который заменял ему нож, и опробовал пальцем остроту его конца. Потом пошарил рукой вокруг бочки и нашел металлический угольник, предохранявший бочки от раскатывания. Он упер штык острием в бочку и что было силы ударил угольником по его рукояти. Бочка отозвалась глухим басом. Зубков ударил еще раз и еще и почувствовал, как из бочки брызнул бензин. Он обмочил Зубкову руки, колени, попал на сапоги. Но старшина, кажется, был бы рад сейчас выкупаться в нем весь, лишь бы только тот хлестал из бочки посильнее. Он развернул штыком отверстие побольше и выдернул штык из бочки. Бензин ударил упругой струей. Зубков отскочил в сторону и вылез из–под брезента. Эшелон набирал ход. Охраны не было видно. Зубков отрезал штыком от брезента большой кусок и намочил его в бензине. Теперь оставалось только подождать, когда бензин разольется по всей платформе. Старшина поглядывал на звезды, на приближающийся полустанок и вдруг не поверил своим глазам: от хвоста эшелона, прыгая на ходу с платформы на платформу, двигался немец. Зубков сидел на корточках, прижавшись к бочкам, и снизу хорошо видел, как он, по–собачьи хватая носом воздух, принюхивался к бензиновому запаху. Зубков, опустившись еще ниже, натянул на себя брезент. Конечно, ему ничего не стоило срезать немца короткой очередью. Но поднимать шум ни к чему. А немец подошел уже совсем близко и вспрыгнул на платформу. Опустился с бочек на пол платформы и, увидев лужицу бензина, что–то пробормотал, сердито и резко, и, отвернув брезент, начал ощупывать бочки, стараясь, очевидно, найти ту, у которой плохо завинчена пробка. Он нагнулся, и в этот момент Зубков ударил его штыком. Немец даже не вскрикнул. Он только дернулся, но тут же обмяк и упал.

Зубков рывком стащил у него с шеи автомат, вытащил из–за пояса гранату и отошел к краю платформы. Здесь, опустившись на колени, он чиркнул спичку и поджег намоченный бензином кусок брезента. Тот вспыхнул ярким, коптящим пламенем. Зубков сунул этот факел под брезент и спрыгнул с платформы. Странно, но его и теперь не заметили. Впрочем, он понял почему. Охрана ехала на последней, замыкающей эшелон платформе. И от той, на которой сейчас занимался пожар, ее отделяли три вагона.

Эшелон уходил в темноту. Зубков, потирая ушибленное плечо, пристально смотрел ему вслед. Долго ничего не было видно. Зубков даже начал нервничать. И вдруг темноту разорвал огненный смерч. Над эшелоном поднялся столб огня. Во все стороны от него полетели искры. Пламя перебросилось на соседние платформы. Загорелись машины. С грохотом взорвалось несколько бочек. Эшелон превратился в огромный, стремительно движущийся пожар.

— Вот так–то оно веселей, — довольно сказал Зубков и спустился по откосу к лесу.

На рассвете он был уже у своих. Оказалось, что он вернулся первым. Ни Бугрова, ни Закурдаева с Борькой на месте еще не было. Зубкова встретил Сорокин и очень обрадовался его появлению.

— Живой? Ну, молодец. Ну докладывай, — обняв старшину, сказал он.

— Не пройти нам через железку. Успели они уже и вышки построить, и посты на них с пулеметами выставить, — доложил Зубков. — Одни–то, конечно, прошли бы. А с командиром рискованно, — Зубков замолчал.

Сорокин, видя, что старшина ни о чем больше говорить не собирается, спросил:

— А еще что?

— В основном все.

— А автомат откуда?

— Да так, по случаю прихватил у одного недотепы, товарищ старший лейтенант, — уклончиво ответил Зубков.

— А что там гремело? — спросил Сорокин и втянул носом воздух: — И почему от тебя бензином пахнет?

Зубков коротко рассказал о том, что произошло неподалеку от полустанка.

— Приказа я вашего не нарушил. А с собой совершенно совладать не смог, — закончил он свой доклад.

— По–другому это называется, старшина, — усмехнулся Сорокин. — Проявил разумную инициативу и добился значительного успеха. С чем и поздравляю. И благодарю.

— Служу Советскому Союзу, — привычно, как будто этот разговор происходил на вечерней поверке на родной заставе, ответил Зубков. — Однако что же это наших–то никого до сих пор нет?

***

Деревня Силино, в направлении которой двигался Бугров, стояла на взгорке. В ней было дворов пятьдесят, небольшая церквушка и старый, давно уже не действовавший ветряк. Бугров увидел все это, как только вышел на опушку леса перед Силином. Взгорок был невысок. Со стороны леса, почти от самой опушки, он весь был перекопан под огороды и сплошь покрыт картофельной ботвой. По деревенской улице то и дело сновали люди. Время от времени ветер доносил до Бугрова неразборчивые голоса, лай собак. И все время он слышал глухую и далекую артиллерийскую стрельбу. Слева к взгорку примыкало большое болото, уходившее в лес и скрывавшееся в нем. Оно началось еще неподалеку от места остановки их группы и сразу же отделило ’Бугрова от Закурдаева и Борьки. Они шли вперед, он–по правому, они–по левому краю этого болота. Где–то, справа от него, к железной дороге двигался старшина.

Бугров долго приглядывался к деревне. Ничего подозрительного не заметил, но до темноты решил в нее не входить. Времени у него было достаточно.

С сумерками артиллерийская стрельба утихла. Бугров подождал еще немного и пополз по картофельным грядкам к деревне. Вспомнив рассказ Закурдаева, он тоже выбрал крайний дом, справедливо решив, что в нем также живут какие–нибудь старики. Потому что дом этот был самым неказистым в деревне. Покосился, наполовину врос в землю, крыт был не соломой, как подавляющее большинство домов в Силине, а камышом.

Рядом с ним, но еще ближе к огороду, стояла еще какая–то хибара: не то в прошлом банька, не то амбарчик. Но еще более ветхая, чем сам дом. Бугров был уверен, что, если даже в деревне и есть немцы, в этой хибаре они на постой не встанут. Бугров волновался, потому что впервые был в разведке и ему очень хотелось оправдать доверие старшего лейтенанта. Тем более что перед самой войной, а это было всего лишь в начале июня, при задержании нарушителя он, Бугров, что называется, сплоховал: погорячился, выдал себя и спугнул вражеского лазутчика. Тогда все это могло бы кончиться очень, плохо. Враг ушел бы незадержанным. Но старший лейтенант Сорокин, как всегда, принял необходимые меры и перекрыл ему пути отхода. Он же потом провел с Бугровым несколько индивидуальных занятий. Подробно разобрал все случившееся, проанализировал, объяснил, как надо было действовать. Бугров очень хорошо понял, что имел старший лейтенант в виду, когда посылал его на это задание и сказал ему: «Уверен, что на сей раз все будет в полном порядке». Только так и должно было быть. И потому Бугров волновался…

Он подполз сначала к хибаре, а потом к дому и встал за угол. В деревне было тихо. Лишь в нескольких домах слабо мерцали огни. Остальные были погружены во мрак, а деревня казалась вымершей. Бугров вышел из–за угла и направился к крыльцу. И в тот же момент с противоположной стороны дома навстречу ему вышли два дюжих немца. Они были в пилотках, в сапогах, с расстегнутыми воротниками кителей, с засученными рукавами, с винтовками, висевшими за спиной. Они не ожидали этой встречи.

— Рус! — почти с удивлением воскликнул немец и осветил его лучом фонарика.

— Hande hoch! [4] — скомандовал другой.

Бугров, ослепленный фонариком, не видел, что они делали. Но ему не так уж и важно было это знать. Он понял, что в его распоряжении секунды. И не задумываясь полоснул по немцам очередью из автомата. В следующий момент он был уже возле хибары. Ему надо было пробежать еще метров сорок, и темнота надежно спрятала бы его. Но за спиной у него раздались сразу две очереди. Он почувствовал сильные удары по ногам и упал. И уже на руках заполз в открытую дверь хибары. Боль в ногах была невыносимой. Но Бугров не потерял сознания. Высунулся из хибарки и открыл огонь по маячившим в темноте фигурам немцев, бегущих по его следу. В темноте послышались крики, и все стихло. Немцы не стреляли. Потом он услышал их крики из–за стены:

4

Руки вверх! (нем.)