Поединок. Выпуск 7

— Тоже здорово, — понравилось Борьке.

— Вот и порядок. Раз свистну — стой. Два — дуй ко мне. Три — прячься. И лучше всего — в болото.

И они разошлись. Закурдаев мерил землю саженными шагами. Борька, изредка видя его в просветы между деревьями, чтоб не отставать от него, почти бежал вдоль болота. Он то и Дело прислушивался к доносившимся звукам. Почти все время слышалась далекая стрельба. Гудели и завывали моторы. Закурдаев не свистел. Но примерно через час Борька все же услыхал «фиу–тиу–лиу» два раза. И стремглав побежал к своему старшему. Теперь Закурдаев говорил почти шепотом:

— Мотай–ка, крестник, на дерево. Присмотрись хорошенько.

Борька, как обезьяна, ловко и быстро вскарабкался на высокий дуб. Он, конечно, не знал, что в то же время, в другом месте, но так же с дерева, панораму местности наблюдает старшина Зубков. И видит примерно то же, что видит сейчас он, Борька: дымы на горизонте, движение машин по видимым участкам дороги, пролетающие в небе самолеты. И слышал он почти те же звуки, которые слышали и Зубков и Бугров: раскаты артиллерийских выстрелов, грохот и эхо разрывов снарядов и бомб. Борька постарался запомнить все, что ему удалось высмотреть, и спустился вниз. Ему не терпелось поскорее обо всем доложить Закурдаеву, и с нижнего сучка он просто спрыгнул на землю. Но Закурдаеву это не понравилось:

— Геройство свое показываешь? — недовольно глядя на Борьку, вопросом встретил он его. — А если ногу подвернешь? Что с тобой тогда прикажешь делать?

— Да что вы, дядь Гриш, — оторопел Борька. — Я с сарая тысячу раз прыгал. А там выше…

— Обстановку учитывать надо, — не дал договорить ему Закурдаев. — Давай по делу: что видел?

Борька подробно рассказал. Закурдаев остался доволен докладом.

— Значит, впереди кусты, а левее дорога, — повторил он. — В кусты нам лезть незачем. На дорогу тоже выходить нет смысла. Нам ведь по ней не идти?

— Вы меня спрашиваете? — удивился Борька.

— Сам с собой рассуждаю, — буркнул Закурдаев. — Аида в обход кустов.

Они двинулись дальше. Прошли еще километров пять. Отсюда орудийная стрельба слышалась совсем близко. Закурдаев остановился.

— Где–то неподалеку гвоздят, — шепотом сказал он. — И лес редеет. Наверное, там на опушке и огневая позиция. Запоминай.

— Запомню, — также шепотом ответил Борька.

— И местность запоминай. Значит, отсюда правее надо брать, ближе к болоту, — говорил Закурдаев. — В болото они с такой техникой не полезут…

— Запомнил, — ответил Борька.

— А теперь оставайся тут. На тебе куртка светлая, за километр видно. А я поползу вперед, разведаю все поточнее. Автоматную стрельбу услышишь — отходи. Меня не жди…

Борька в ответ кивнул. И вдруг схватил Закурдаева за руку. Закурдаев недоуменно вскинул на него взгляд:

— Что?

— Слышите? — прислушиваясь к чему–то, спросил Борька.

Закурдаев тоже прислушался.

— Ничего не слышу, — признался он.

— Скрежещет что–то, — объяснил Борька.

Закурдаев повертел головой, поочередно приложил к ушам то правую, то левую ладонь и недоуменно пожал плечами:

— Может, померещилось?

— Да нет же. Вроде как косу кто точит.

— Этого мне не расслышать. Меня так на катере гранатой оглушило, что до сих пор в ушах шум стоит, будто в колокола кто наяривает, — объяснил Закурдаев. — И сейчас точит?

— Перестало…

Закурдаев махнул рукой, дескать, муть все это, и пополз. Но Борька остановил его снова.

— Что еще? — даже рассердился Закурдаев.

— А вы за мной вернетесь? — спросил неожиданно Борька.

Закурдаев изобразил было на лице негодование. Но увидел Борькины глаза и осекся. В один миг вспомнил все, что пережил этот парнишка за последнюю неделю, все понял и крепко сжал ему руку и тоже спросил:

— А ты думаешь, меня без тебя там наши примут?

— Не знаю, — признался Борька.

— Близко не подпустят, браток, — заверил его Закурдаев. — И вообще на границе закон железный: сам пропадай, а товарища выручай. И хватит. Сиди. А то стемнеет, и ничего я не увижу.

Закурдаев уполз. А Борька лег под куст и плотно со всех сторон прикрыл себя ветками орешника. На душе у него стала совсем спокойно. И он сейчас, пожалуй, не объяснил бы даже самому себе, почему, собственно, задал Закурдаеву такой вопрос. Но он и не жалел, что задал его. Для него всякое теплое слово было теперь несказанно дорого. Но особенно ему приятно было услышать это слово от ворчливого и вечно чем–нибудь недовольного дяди Гриши Закурдаева…

А Закурдаев, еще не видя огневой позиции, уже определил, что на ней четыре орудия крупного калибра. Огонь они вели методически, с интервалами между выстрелами в тридцать секунд. От каждого выстрела болотистая земля вздрагивала, и, поскольку Закурдаев полз, он чувствовал эту дрожь всем телом. Он полз, собственно, не на огневую позицию. Она была ему не нужна. Он обползал ее стороной, изучая проход между болотом и этой огневой позицией. Проход, по которому, возможно, им предстояло нести командира. И он определил этот проход. И хотя уже сгущались сумерки, все, что надо, высмотрел и вернулся к Борьке. Но сколько он ни присматривался к знакомому месту, сколько ни таращил глаза, ни напрягал зрение, отыскать Борьку он так и не смог. И волей–неволей снова пустил в ход свое «фиу–тиу–лиу». Борька отозвался неожиданно близко. Он крякнул так, что Закурдаев даже вздрогнул от неожиданности.

Несмотря на серьезность всей ситуации, а может, еще и от радости, что дядя Гриша вернулся целым и невредимым, Борька чуть не рассмеялся. А Закурдаев, хотя ему тоже вдруг стало смешно, показал Борьке кулак и прошипел знакомое:

— Ну, крестник… — А потом все же не выдержал и похвалил: — Здорово замаскировался. Молодец!

Назад к своим они шли уже вместе. Встретить в ночном лесу немцев было маловероятно. Настроение у них было неплохое, задание они выполнили успешно. Закурдаев снова похвалил Борьку:

— Ты, вообще–то, я гляжу, быстро все ухватываешь. Это хорошо. И разведчик из тебя со временем может получиться толковый.

— Я пограничником буду, — сказал Борька.

— Тоже дело, — похвалил Закурдаев.

— У нас в деревне все мальчишки пограничниками хотели стать. Мы ведь на самой границе жили…

— Знаю, — сказал Закурдаев.

— А когда я с батей в прошлом году был в Москве на Сельскохозяйственной выставке, я сразу нашел павильон, где собак показывают. И целый день на овчарок смотрел. И батя обещал мне достать щенка. Чтоб я его вырастил и выучил, как Индуса, — продолжал Борька. И вдруг сник: — Да вот как все получилось…

Закурдаев обнял его за плечи.

— Крепись, крестник. Отомстим мы за твоего отца. И за всех отомстим. А щенка я тебе подарю, дай только к своим выйти. Да и сам ты мстишь уже этим гадам, как надо, — сказал Закурдаев и еще крепче обнял Борьку.

— И гранату тогда, хоть вы меня и ругали, я тоже правильно сделал, что бросил, — словно оправдываясь, напомнил Борька.

— На поверку вышло, что да, — не стал спорить Закурдаев. Но побоялся, очевидно, перехвалить парня и тут же добавил: — Но самовольничать все равно никуда не годится. Тем более пограничнику. Он не просто боец. Он часовой Родины. Его первым с чужой стороны видно. А за спиной у него вся земля наша лежит, со всеми ее людьми, — городами, дорогами, самыми малыми деревушками и самыми узкими тропами. И мы первые за них перед народом в ответе. Это, брат, никогда забывать нельзя. И потому насчет дисциплинки — у нас во как строго!