Поэмы. Драмы
Шрифт:
67
Джемшид — основатель иранской державы, по иранским преданиям.
68
Густасп, по-гречески Гистасп — отец Дария, имя, чуть ли не родное скандинавскому Густав.
69
Туз славился еще при Фирдуси своими садами; сам Фирлуси был сын садовника. Любовь соловья и розы (бульбуля и гуля) — известный миф персидской поэзии.
70
Сура — глава Курана. Точно ли седьмая сура запрещает изображать ваятелям и живописцам человека, — не могу сказать, но для впечатления, предполагаемого всяким поэтическим созданием, вовсе не нужна дипломатическая точность. — Пусть будет то хоть пятая, хоть шестая, хоть двадцатая: читателю некогда и не для чего наводить справки; ему довольно вообразить себе мусульманина, твердо
71
Все это взято из 2 книги Эздры, откуда заимствован и весь предмет поэмы. Вообще евреи гораздо точнее изображали нравы других народов, нежели греки.
72
Об этой жемчужине пусть прочтут хоть в замечаниях к Мировой поэме «Lalla-Rorrkk». Нарочно ссылаемся на книгу, доступную всякому несколько образованному читателю, потому что стыдно в цитатах щеголять видом учености, почти всегда очень дешево купленной.
73
Эвер — один из предков Авраама.
74
Об этом явлении, называемом по-персидски зарги — обман, см. хоть замечания к той же поэме Томссона Мура.
75
Бедный юноша! (нем.).
76
Угол листа оборван. — Ред.
77
Холм или Гора Костей, черепов, в Славянском тексте: Краниево место, у Лютера — место казни, несколько стадий, или поприщ, от Иерусалима.
78
Галилея была населена евреями, но между ними жило множество и самаритян, и язычников, между прочим и галлатов, или азиатских галлов, — остаток от нашествия галлов при втором Бренне.
79
Если поэт не довольно ясно высказал то, что хотел сказать этим отрывком, так пусть это замечание в прозе доскажет его мысль! В таком пусть, может быть, более самоотвержения, чем бы то иной думал. Замечание в прозе, разъясняющее целую поэму или по крайней мере довольно пространный отрывок, в котором есть же нечто целое, почти не что иное, как явное признание, что мысль в поэме, в отрывке, развернута неудовлетворительно; а легко ли для самолюбия стихотворца признаться в подобном промахе? Конечно, тут можно бы было и сказать кое-что в защиту этой неясности, этой неудовлетворительности, но — оставим: автор, по крайней мере в настоящем случае, более дорожит своею мыслию, чем стихотворением, в котором она — хорошо ли, худо ли — изложена. «Воздадите Кесаре — Кесареви, а божие богови». От святыни, от человеков божиих не требуйте никогда и ничего, что не до них касается: пусть религия не будет для вас никогда средством для достижения мирских целей, как бы, впрочем, эти цели ни были благородны и высоки. Даже те, которые, напр<имер>, как испанское духовенство в войну с Наполеоном, употребляли веру для воспламенения любви к отечеству и ненависти к чужеземному владычеству, все-таки унижали ее чистую святость — и в своих понятиях не слишком разнствовали от утилитарного богохульства некоторых философов XVIII века, говоривших, что религия — очень недурная выдумка для обуздания глупой черни.
80
Об этом ужасном деле рассказывает подробно в своей истории Флавий Иосиф (которого, скажем мимоходом, несправедливо называют Иосифом Флавием).
81
Тит, по свидетельству того же историка, не желал, чтобы взяли его воины Иерусалим приступом, потому что хотел сохранить храм, как примечательный памятник зодчества.
82
Цитадель, построенная по приказанию Антония и носившая его имя.
83
Кидар — род чалмы.
84
См. книгу: Песнь песней, гл. 2, стих 1-й и следующие.
85
Седьмица кущей — известный летний праздник у иудеев.
86
Лицо,
которое здесь выводится на сцену, не вымышленное. О нем упоминает Иосиф, а Евсевий подробно рассказывает его историю: был он сын земледельца, по имени Анания, а сам звался Иисусом. В последние 50 лет он приобрел некоторую знаменитость по известному пророчеству Казотта.87
Сыны Исава, т. е. едомляне, или идумец, составили дружину и прислали на помощь осажденному Иерусалиму. Эта дружина отличалась не только храбростью, но и благоразумием и повиновением своим вождям и первосвященникам иерусалимским: на нее одну почти только и могла положиться, среди всеобщих смут, раздоров и буйств, партия еврейских умеренных, доктринеров, к которой принадлежал и сам Иосиф.
88
Римляне свою империю называли Orbis Romanus, т. е. Римским миром: этот Orbis они противуставляли городу (urbi), мир — Риму. И по сию пору папа, преемник не только апостола, как называют его католики, но и древнего первосвященника (Pontifex Maximus) языческого Рима, в первый день пасхи с балкона собора св. Петра произносит сначала благословение urbi — Риму, потом orbi — миру.
89
Критики очень справедливо заметят, что в царствование Траяна зверям уж несколько поздно было искать в земле трупов тех, которых убили при взятии Иерусалима Титом.
90
Саддукеи отвергали, как видно из Евангелия, бессмертие души — они между жидами были вольнодумцами, философами, esprits torts (вольнодумцами — франц.).
91
Эта исполинская просопопея в Мильтоновом «Потерянном Раю» пришла очень не по нутру Аддисону и чопорным Аристархам XVIII столетия. Между тем в ней все так живо и ужасно, что, право, кажется, читаешь не просто продолжительное олицетворение двух отвлеченных понятий, а изображение двух настоящих чудовищных лиц: Грех и Смерть Мильтона вовсе не сродни скучным и вялым аллегориям, которыми Вольтер вздумал, было, в своей «Henriade» заменить мифологические лица Гомера и Вергилия.
92
Данте и Тассо, первый — Эсхил, другой — Еврипид между романтиками, оба в том сходны между собою, что диаволу вполне сохранили ту страшную маску безобразия, которую надели на него средние века и народное верование. Мильтона, протестанта и поэта-метафизика, почти невозможно считать романтиком: но, без сомнения, он между новыми, величайший, точно так как, земляк его и почти современник, Шекспир — последний и величайший между романтиками. Как несчастный Спинелло Аретинский первый между живописцами, так Мильтон прежде всех поэтов дерзнул отступить от всеми принятого предания и представить князя темных сил не отвратительным чудовищем, но, по наружности, все же ангелом, хотя и падшим, сохранившим и в самом падении красоту и величавость. Но у Мильтона, как и у Спинелло, сатана ужасен самою красотою: он ею не может обмануть духов света, с которыми встречается. Только философскому безвкусию первой половины XVIII века была предоставлена честь выдумать сантиментального диавола-плаксу — Аббадону, равно отвергаемого и небом и адом. Пери персидской мифологии совсем другое дело: раз, существа средние, падшие, но не отверженные, чающие примирения, они, вовторых, духи-девы, обитательницы не ада, но мира вещественного; наконец, в них сильно преобладает начало добра: после своего первого и единственного падения они только и думают, как бы благотворить человеку, утешать страждущих, лелеять сирот и пр. Им не только красота, но и скорбь о минувшем и тоска по прекрасной утраченной отчизне — в высокой степени приличны.
93
Хотя не патрициев, однако же все же джентльменов, кавалеров, всадников (equites), выводил в цирк не Нерон, не Калигула, а лучший, может быть, изо всех цесарей — Юлий.
94
Об этом соусе заставил рассуждать отцов римского народа император Домициан.
95
Панегирик Траяну известен всем — несколько знакомым с классическою литературою.
96
В стихах позволено забыть, какая это была страна; в прозе скажем, что Плиний был проконсулом в Вифянии.
97
Graeculi — уже Горации их так величает.
98
Top (torus) — возвышенное ложе вроде наших канапеев, но не низменных турецких диванов: «Ac toro pater Aeneas sic orsus ab alto» (Verg. Aen. Lib. II. Ver. 2). (Родитель Эней так начал с высокого ложа (Верг., Эн., кн. 2, стих 2) (лат.). — Ред.)