Поэтические миниатюры 2010-2016 гг

– Еще ты мастер выходить сухим и невредимым из воды.

– Одни нападки. Быть может, повод был иль слух? Что вдруг ко мне ты охладела?

– Охладела?

И помолчав, добавила:

– Боюсь произнести - возненавидела (ну, скажем) ненароком...

– Вот просто так? Проснулась в свете солнца и поняла, что ненавидишь?

– Наверно так.

– С тобой опасно.

– Даже?

– Само собой. Я не могу предугадать, что ты подумаешь, когда проснешься завтра.

– Ты словно уж на сковородке.

– И вновь какие-то туманные намеки, обвиненья.

– Все думаю, расскажешь или нет? о ритуале, который всем известен - нанизывать на шелковую нить костяшки - своеобразный список жертв.

– О нет! Что слышу я? Враги. Враги повсюду. Кому-то выгодно такие сплетни распускать, чтоб очернить меня в глазах прекрасных дев, не знающих меня настолько, чтоб с легкостью вестись на клевету...

– Но вам не привыкать? Не так ли?

– Мы перешли на "вы"?

Молчанье.

– Порою репутацию нам создает по своему уразуменью окруженье...

Адель в сторону:

– Врет.

Недолгое молчанье.

– Могу ли я исправить положенье и доказать вам искреннее расположенье, симпатию и братскую любовь?

– И братскую любовь? С чего вдруг?

– Надеяться на большее не смею. Или нет?

– Не в ваших правилах справляться у девицы - на что вы смеете надеяться. Смешно.

– Сегодня вы не в духе. Я, право же, расстроен. Позвольте проводить вас. Но если вы останетесь в гостях, позвольте удалиться. Дорогой мне о многом придется размышлять.

– Как вам угодно. И спокойной ночи.

– Боюсь, спокойно спать мне вряд ли уж придется...

– Месье Арно, простите... но мне нет дела, что неспокойной выдастся вам ночь.

– Действительно. Поклон, мадемуазель, и извиненья. Еще раз доброй ночи.

– Доброй.

Месье Арно в своих покоях.

– Какой-то мерзкий тип перебежал дорогу. Кусочек лакомый с тарелки снял грязными и жирными (уверен я) пальцами.

Запустив руки в волосы, расставив ноги и опустив голову, месье сидит на кровати в нижнем белье, не сняв чулки и туфли.

– А я ведь был уже у входа... У входа в райский девственный цветок. Благоухающий бутон, как голубое утро нераскрытый, не знающий оттенков цвета страсти от нежно-розового до кричащего багрянца. И чем девица дверь прикроет крепче, тем похотливое желанье ворваться вихрем внутрь сродни азарту схожему с игрой в рулетку. Что ж... Сегодня на ночь вызову кокотку. А завтра буду штурмом брать то, что принадлежит по праву. Но уж когда добьюсь строптивую Адель (сотрясая указательным пальцем в воздухе), свою победу разнесу по всем домам. Никто ее не примет, не взглянет без усмешки, а замуж (ахаха!) подавно не возьмет! О, как мысль о мести согревает душу! Бальзамом разливается по чреслам. И клонит, наконец-то, в сон. Я засыпаю в предвкушенье пурпура в рассветном небе, как алых поцелуев россыпь на белых простынях. Аллегро! Крещендо! Брависсимо! Ах!

Обращается к слуге:

– И пусть музыканты играют до утра под дверью, понял?

– О да, месье. Не беспокойтесь. Понял. Распоряжусь.

Мадемуазель Адель в покоях.

– Благодарю Тебя Господь, что Ты послал мне праведного мужа. Не став очередной постыдной жертвой, меня Ты защитил от зла, которому противостоять мне было б трудно... До бракосочетанья по совету матушки и графини тети, затворюсь в монастыре. Хвала Тебе, Господь, на небе. Клянусь, что до скончанья дней я буду верною супругой и (если дашь) - и матерью примерной. А в день, когда решишь, что время истекло и... овдовею, я в монастырь уйду, чтоб петь Тебе хвалу. Благослови на сон грядущий, Боже.

25-26 августа 2013

Пусть три часа, но на моем месте...

Он: Я ждал тебя. Я осветил тебе дорогу. Светодиодные гирлянды развесил на деревьях, понимаешь?

Она: (Он ждал всего-то три часа. А я ждала три года). Мне очень жаль, как видишь, я больна.

Он: Я... многое. О многом передумал....

Она: (С его гордыней-то, легко представить). Напрасно ты пришел. Когда увидимся? Не знаю. Думаю, не скоро. Врачи советуют мне зиму провести на юге Франции.

Он: Как глупо...

Она: Глупо? Что? Лечиться?

Он: Как глупо так влюбиться...

Она: Возможно. Я не знаю. Мне не понять, ведь я не влюблена.

Он: Не влюблена?

Она: Ты удивлен, почти кричишь? Ты, может, болен. На морозе простудился?

Он: Возможно. Простудился. И да... (стоя у двери) с Новым годом.

Она: С Новым годом... Иди ж, сквозит... Ну право, дверь закрой плотнее, ступай домой, не медли, торопись.

Она: Ушел. Какое наслажденье. Какое облегченье на душе. Отныне сердце под замком. Без четверти двенадцать? Вот мое желанье. Его я загадаю. Любят за характер. Теперь я знаю. Мама, где Беллини? Каватину Нормы поставь в исполненье Каллас. Спасибо. Я скоро выйду. О-о, сколько там гостей!

31 декабря 2013

Посвящение Сальваторе Квазимодо

Дорогая моя, дорогая. В трепетном сердце нет восклицаний, лишь многоточия. Поэтому говорю тихо, так тихо, что слышно, как скребется тоска от разлуки с тобой: дорогая моя... la mia cara... сher la mienne... droga moja... Возможно ль не видеть тебя? Не переносить взор в сторону, куда ты, любимая, смотришь. Видела ли ты себя? Видела ли ты в зеркальце себя, ненаглядная... Бог, Он не искуситель, отчего же рождает красоту невиданную, чтобы умирать в паузах угасающего сердца, в свете меркнущего заката в водах бегущей наперекор жизни реки? Аppassimento... muoio... Не оставляй! покуда...

8 апреля 2014

Теряя слова...

Только белый почерк

метели,

выводящий

последние строчки

последней главы,

где мы теряем

приметы

друг друга...

Илья Гутковский

Разве я могу писать, не зная слов?.. В последнее время с каждым днем, мгновением я теряю слова... Возможно, они растворяются в небытии, куда уходит моя душа-беглянка. Она... ты знаешь... она никогда не признаётся, что уходит, а возвращается, как только зазвучит музыка в мобильном телефоне, и я открываю глаза уже с беглянкой-душой, чтобы встать, позавтракать, сделать кое-какие домашние дела и пойти на работу.

И вот я снова читаю твои стихи, и каждое слово в них - жертва Богу сокрушенная. Я же молчу... И молчание убивает меня, потому что постоянно рассыпаю слова, когда-то нанизанные подобно жемчужинам на нить, белизной и изяществом украшая вечернее платье с глубоким вырезом. Но это было давно, - когда жемчужина-слово прислонило ухо к сердцу и пело в унисон. Сейчас все по-другому. Я перестала слышать себя. И подумала, а не путь ли это, где белое по белому, где молчание святое, и вовсе не разрушительное? Друг мой, в осени цвета пламени я абсолютно белая, немая, сокрушенная. Господь простит ли меня? Я не зарыла ни одного таланта, и в свое время каждая монетка оказалась в деле. Сейчас другое. Надо стать абсолютно белой, чтобы приклонить главу и внутренним зрением созерцать только Бога... чувствовать Его дыхание, лишившись своего, слышать Слово и только Одному Ему ведомые строки наших выбеленных книг метелью сердечной боли... Думаю, так оно и есть. А когда намолчусь, напишу тебе вновь... Боль моя проходящая. Непреходящи лишь слова гения, угодные Всевышнему... твои слова, друг мой...