Поэтические миниатюры 2010-2016 гг
Шрифт:
6 июля 2012
Две подруги
Все кончено. Тебя я отравила. Глава и плечи с безгласною покорностью на жертвенник легли. Я не вкусила. Не вкусила... упоенья. Напротив, помраченье вонзилось, как игла, в рассудок и саднит. Мне видится изогнутая шея, свист лезвия занесенного меча. Мне видится твоя плывущая по небу покойная и хладная печаль... Мне снится твоя робкая, болезненная нежность. Любовь, что испытать ко мне ты не могла. Мне снилось, как в последний день ты с лейтенантом по аллее прохаживалась, зонтиком крутя. Твое
30 октября 2012
Молитва лету
– Как часто я говорю о лете...
– Ты же дитя лета!
– Я и зиму люблю. Только настоящую. Морозную, сугробы снега, скрип под ногами. Загородную дорогу, развилку и одинокую тропинку средь высоких елей. В немолчной тишине погост. Поля под снежным веком...
– Так и будет.
– Не будет. Теперь у зимы снега не выпросишь зимой. За ним надо ехать в холодные дальние страны...
– Не грусти. Ты ведь дитя лета!
– Дитя, дитя. Но лето попрощалось, оно и так ко мне являлось в начале октября - благословить на встречу с музой. Сейчас же вижу я, как лето умирало, пока я наслаждалась единеньем, счастьем...
– Дитя, дитя... Всем недовольна...
– Недовольна? Шутишь... Мне надо бы поставить свечку на канон.
– Чтоб помянуть...
– ...кончено, лето...
И так болит моя душа, что вовремя с тобою не простилась.
Не проводила до утра. Не попрощалась. Не постилась.
Ах, лето, лето. Чуть жива, лежу на каменных ступеньках,
Где ты оставила себя, точнее туфельки свои, косынки,
Из листьев разноцветных и цветов фату и платье. Ах,
Где могильный твой альков? Он так прекрасен...
Я тоже платьишко одела покороче. Чтоб ножки, ручки,
Плечи показать. И умереть с тобой. Что больше
Могу я сделать и сказать?..
26 ноября 2012
Вечеринка
Ну чего ты хотел? Чтобы я не пила, не ела, не курила, сидела в углу, медитировала и пришла домой вовремя? Это вечеринка... Откуда мне знать, где мужчины? Девочки, у нас что - девичник? Ага. Слышал? Девичник, говорят. Ну что ты уставился? Может я персиков объелась... Не встану, не хочу... А чем плохо на полу? Паркет, тепло. А ты попробуй. С чего это вдруг стал ты этаким скромнягой? Ой, слушай, не нуди. Домой я не поеду. Где кольца и браслеты? Раскиданы по полу; может где в тарелках - посмотри. Играли на раздевание, и что? Ой, чего те надо? Не хочу, не встану, домой я не поеду. К тому же - выходной, и на работу завтра. Завтра! Послушай, милый, сходи да что-нибудь поешь иль выпей, тебя я не гоню... а даже жду. Да, жду! И - даже!
Она почти сливалась с атласным белым покрывалом, расстеленном небрежно на резном паркете. Среди девиц слегка полураздетых. И все блондинки, как на подбор. Все в белом нижнем платье, белоснежных чулках и кружевах и в белых лакированных туфлях. Вакханалия? Да нет. Однако, если честно, засмотрелся... изяществом милейшего, скажу вам, беспорядка. И, осушив бокал вина, подумал - с чего бы это я, действительно, пристал... ну как репей к овечьей шкуре? Жена моя прекрасна, лежит расслабленна, тиха, невинны томны очи устало смотрят на меня. И рот ее полуоткрыт, манит пурпуром губ
и чувственных и пухлых...– Хочу тебя поцеловать.
– Не вижу, что тебе мешает?
– Да сам не знаю - как-то непривычно...
Она слега вздохнула. А я присел на пол и, расстегнув пиджак, прислушивался к запахам, дыханьям и гулкой тишине. Ночь близилась к заре рассветной. И свечи гасли, догорая.
– Как странно слышать дыхание твоей подруги, и каблучок ее у изголовья, - начал я.
– Как странно видеть тебя робким, - продолжила она, коснувшись пальцем шеи, а затем груди.
– Как странно, что вы все похожи...
– И что же? Представь, что это зеркала, - и губки ее, как створки устрицы, вновь приоткрылись.
– Мне кажется, ты неосторожна...
– В чем?
– и взор жены доселе томный и спокойный стал удивленным.
– В желаниях, любовь моя.
– В былых или...
– Или.
– А мне смешна твоя натянутая осторожность. Тебе тут некомфортно, езжай домой. Никто ж не держит...
Возможно оттого, что сидел я подле, слегка касаясь тела, терял я нить не только ощущений, но и мыслей. Утратил я былую осторожность, как девственность, и вот... Ласкал ее открыто в сонной зале, среди покоящихся на полу девиц. Ласкал, жена мне отвечала. Мгновение, еще, еще... и мы слились. И в тот момент, когда она уже кричала и стонала, я краем уха, глаза уловил движенье. Подруги, просыпаясь, наблюдали нас. И я шепнул: "Нас видят", жена ответила: "И что же?" "Как? Тебя нисколько это не смущает?" "Меня, друг мой, нет, не смущает". Я остановился, почувствовав, что дыханье перехватило и пересохло в горле.
– Воды?
– услышал позади уж слишком нежный голос. Обернулся, лежа на жене, передо мной стояла, так скажем, в ночной сорочке, прелестная девица. Курчавая, как и жена, блондинка. Глаза большие, голубые. В руках хрустальный фужер с водой, надеюсь.
– Да, в горле пересохло, - ответил, сам себе не веря. Девица поставила фужер на пол и села к нам спиной, опершись на руки и голову назад откинув. Выпив воды, я лег рядом, пытаясь, глядя в потолок, привести себя в порядок. Но вскоре... заслышал легкое движенье в зале. И вот уж девушки меня ласкали, раздевали. И я решил, что мир сошел с ума. И я одним из первых. Целый день, который собирался провести в тиши на даче, я был средь этих женщин. И каждая из них казалась мне зеркальной копией жены.
Таким вот образом, далекий от разврата, примерный муж, молодой ученый и сын ученых, воспитанный, быть может, в вольнодумной среде, и все же строго... таким вот образом я... вкусил и был отравлен ядом утонченного разврата.
Вечеринка стала столь привычной и неотъемлемым досугом в жизни, что я и не заметил, как пришел тот день, когда гарем отпраздновал свое трехлетье...
6, 10 декабря 2012
Ты пришла...
Ты стояла на сквозняке (сквозняке). Средь питерских домов (дворов-колодцев, бесконечных арок). В пурпуре шелка коротенького платья (о, нет!), твои ножки прямые, стройные... (зачем?!) одеваясь, облекла их в черные чулочки? Я вижу сквозь пурпур платья ажурные резинки. Сатиновая лента (предмет гимнастки) такая же пурпурная, как платье, летала и кружилась пред тобой. А ведь... то взгляд мой и слова кружат в экстазе (слышишь? видишь?) яркий, ловкий язычок...
Ненаглядная моя, отчего глаза опустила, головку наклоня? И волосы, что змеи, вьются, взмывая вверх, как у Медузы, но не горгоны (не горгоны!). Сама, моя принцесса, ты робка, чиста и схожа с агнцем на закланье (на закланье?). Пришла ко мне, любовь моя, на первое, на первое свиданье. Ты шла по кромке льда, вослед тебе замерзший снег растекся лужей. Так жарки, горячи твои следы, что поцелуи, поцелуи...