Поэтический мир прерафаэлитов

ЗЕМНОЙ РАЙ (ОТРЫВОК)

Забудь шесть округов, забудь их смрад и чад, Забудь, как поршни в лад размеренно стучат, Как расползается наш город-монстр во тьму, А вспомни: здесь брела лошадка по холму, Наш Лондон был и бел, и мал, и мил, и нов, А Темзы берега все в зелени садов. По зелени волны ввозили корабли Груз тисовых стволов с холмов Святой Земли; Минуя мост, вплывал, Востоком осиян, Привезший пряности корабль из дальних стран; Шли амфоры, что грек мог приподнять едва, Флоренции шитье, голландцев кружева, Из Брюгге ткани шли, из Франции вино И в пестром хаосе бурлила пристань, но Сам Чосер вел счета. В те дальние года Ведет вас строк моих неловких череда <…> Перевод М. Липкина

GARDEN BY THE SEA

I know a little garden-close, Set thick with lily and red rose, Where I would wander if I might From dewy morn to dewy night, And have one with me wandering. And though within it no birds sing, And though no pillared house is there, And though the apple-boughs are bare Of fruit and blossom, would to God Her feet upon the green grass trod, And I beheld them as before. There comes a murmur from the shore, And in the close two fair streams are, Drawn from the purple hills afar, Drawn down unto the restless sea: Dark hills whose heath-bloom feeds no bee, Dark shore no ship has ever seen, Tormented by the billows green Whose murmur comes unceasingly Unto the place for which I cry. For which I cry both day and night, For which I let slip all delight, Whereby I grow both deaf and blind, Careless to win, unskilled to find, And quick to lose what all men seek. Yet tottering as I am and weak, Still have I left a little breath To seek within the jaws of death An entrance to that happy place, To seek the unforgotten face, Once seen, once kissed, once reft from me Anigh the murmuring of the sea.

САД У МОРЯ

Я знаю сад, укромный сад, Где лилии и розы спят. Я там бродил бы день-деньской. В росе рассветной и ночной, Мы там бродили бы вдвоем. Пусть певчих птиц не слышно в нем, И нет чудесного дворца, Пусть облетели до конца Деревья, лишь бы слышать мог Я шелест этих легких ног, Следя за ними, как тогда. Морская плещет там вода, И два ручья с лиловых гор Бегут, ведя бурливый спор, Спешат через зеленый дол; Не слышно там жужжанья пчел, Не видно с берега челна, Лишь целый день шумит волна, И отзвуками полон сад. Увы, мне нет пути назад. Напрасно плачу день и ночь, От мира удалившись прочь, К земным соблазнам глух и слеп, Уныл, беспомощен, нелеп, Страдаю я, судьбу кляня. Но хватит духу у меня У смерти в пасти отыскать Вход в тот блаженный край опять, Где мне сиял любимой лик, Где я ее лишился вмиг, Где волны, омывая сад, Неумолкаемо шумят. Перевод В. Окуня

RIDING TOGETHER

For many, many days together The wind blew steady from the East; For many days hot grew the weather, About the time of our Lady’s Feast. For many days we rode together, Yet met we neither friend nor foe; Hotter and clearer grew the weather, Steadily did the East wind blow. We saw the trees in the hot, bright weather, Clear-cut, with shadows very black, As freely we rode on together With helms unlaced and bridles slack. And often, as we rode together, We, looking down the green-bank’d stream, Saw flowers in the sunny weather, And saw the bubble-making bream. And in the night lay down together, And hung above our heads the rood, Or watch’d night-long in the dewy weather, The while the moon did watch the wood. Our spears stood bright and thick together, Straight out the banners stream’d behind, As we gallop’d on in the sunny weather, With faces turn’d towards the wind. Down sank our threescore spears together, As thick we saw the pagans ride; His eager face in the clear fresh weather, Shone out that last time by my side. Up the sweep of the bridge we dash’d together, It rock’d to the crash of the meeting spears, Down rain’d the buds of the dear spring weather, The elm-tree flowers fell like tears. There, as we roll’d and writhed together, I threw my arms above my head, For close by my side, in the lovely weather I saw him reel and fall back dead. I and the slayer met together, He waited the death-stroke there in his place, With thoughts of death, in the lovely weather, Gapingly mazed at my madden’d face. Madly, I fought as we fought together; In vain: the little Christian band The pagans drown’d, as in stormy weather The river drowns low-lying land. They bound my blood-stain’d hands together, They bound his corpse to nod by my side; Then on we rode, in the bright March weather, With clash of cymbals did we ride. We ride no more, no more together; My prison-bars are thick and strong, I take no heed of any weather, The sweet Saints grant I live not long.

ДРУЗЬЯ

Мы долго ехали с тобою, Дышал восток на нас теплом, И становилось той порою Все жарче, жарче день за днем. Не попадалось нам с тобою Ни супостатов, ни друзей, Весенней радостной порою Восточный ветер дул сильней. Мы рощи видели порою, Их тень была черным-черна. Мы вольно ехали с тобою, Без шлемов, бросив стремена. Когда мы ехали с тобою, Нам взоры тешила река, Цветы весеннею порою, Вода лесного ручейка. Ночлег устроив, мы с тобою Распятье клали в головах, Несли дозор ночной порою, Когда луна вселяла страх. Сверкали копья; мы с тобою, Под ярким знаменем, вперед Весенней ясною порою Стремились прямо на восход. Взялись за копья мы с тобою, Язычники сомкнули строй; Ты той весеннею порою В последний раз стоял со мной. На мост помчались мы с тобою, Бой становился все страшней, Листва весеннею порою, Как слезы, сыпалась с ветвей. Ввязались в гущу мы с тобою. Мои глаза застлала мгла — Ведь ты, той дивною порою, Качнувшись, мертвым пал с седла. Убийца ждал, готовый к бою, Я нанести удар был рад. Он испугался той порою, Увидев мой безумный взгляд. Мы столько сил отдали бою, Но тщетно: горстку христиан Смело, как бурною порою Сметает сушу океан. Меня, изранив, взяли с бою, И привязали рядом труп, И в путь весеннею порою Пустились с ревом хриплых труб. Не скачем больше мы с тобою, Над головой — тюремный свод. Мне все равно, какой порою Господь к себе меня возьмет. Перевод В. Сергеевой

SHAMEFUL DEATH

There were four of us about that bed; The mass-priest knelt at the side, I and his mother stood at the head, Over his feet lay the bride; We were quite sure that he was dead, Though his eyes were open wide. He did not die in the night, He did not die in the day, But in the morning twilight His spirit pass’d away; When neither sun nor moon was bright, And the trees were merely grey. He was not slain with the sword, Knight’s axe, or the knightly spear, Yet spoke he never a word After he came in here; I cut away the cord From the neck of my brother dear. He did not strike one blow, For the recreants came behind, In a place where the hornbeams grow, A path right hard to find; For the hornbeam boughs swing so, That the twilight makes it blind. They lighted a great torch then, When his arms were pinioned fast, Sir John the knight of the Fen, Sir Guy of the Dolorous Blast, With knights threescore and ten, Hung brave Lord Hugh at last. I am threescore and ten, And my hair is all turn’d grey, But I met Sir John of the Fen Long ago on a summer day, And am glad to think of the moment when I took his life away. I am threescore and ten, And my strength is mostly pass’d, But long ago I and my men, When the sky was overcast, And the smoke roll’d over the reeds of the fen, Slew Guy of the Dolorous Blast. And now, knights all of you, I pray you pray for Sir Hugh, A good knight and a true, And for Alice, his wife, pray too.

ПОЗОРНАЯ СМЕРТЬ

Мы там стояли вчетвером: Монах, коленопреклонен, И мать со мною — над одром, Жена — в изножье; умер он. О мертвом, плакали о нем, Хоть взгляд на нас был устремлен. Не ночью он покинул нас, Не днем покинул этот свет, Но в предрассветный серый час Оставил дух обитель бед, Когда и месяц не угас, И солнца утреннего нет. Нет, не меча он жертвой стал, Не от секиры пал в бою, Он нам ни слова не сказал, Прибывши в вотчину свою — В тот горький час веревку снял Я с шеи брата, сэра Хью. Врагам вреда он не нанес — Они напали со спины, В лесу, где дуб огромный рос, Где тени плотны и темны, И ветви мощные — вразброс, Под ними тропки не видны. Когда был крепко связан он, Тогда лишь факел принесли. Хозяин Топей, рыцарь Джон, И с ним сэр Гай с Пустой Земли, И их друзья, презрев закон, Беднягу вешать повели. Года под старость нелегки, И я давно уж слаб и сед. Я встретил Джона у реки, Тому уже немало лет. Я рад, что от моей руки Он пал, покинув этот свет. Я нынче, в семьдесят, старик И прежних сил, увы, лишен, Но помню я счастливый миг, Когда затмился небосклон И под грозой полег тростник — Когда сэр Гай был мной сражен. Я вас прошу за сэра Хью Молитву вознести свою И прочитать еще одну За Элисон, его жену. Перевод В. Сергеевой

АЛДЖЕРНОН ЧАРЛЬЗ СУИНБЕРН ALGERNON CHARLES SWINBURNE

ПОРТРЕТ АЛДЖЕРНОНА ЧАРЛЬЗА СУИНБЕРНА Фотография с портрета У. Б. Скотта Ок. 1860 Национальная портретная галерея, Лондон

АЛДЖЕРНОН ЧАРЛЬЗ СУИНБЕРН (5 АПРЕЛЯ 1837–10 АПРЕЛЯ 1909)

Родился в Лондоне, в семье адмирала. Учился в Бейллиол-Колледже Оксфордского университета. Во время учебы познакомился с прерафаэлитами; среди его лучших друзей были Данте Габриэль Россетти, Уильям Моррис и Эдуард Бёрн-Джонс. После окончания колледжа поселился в Лондоне, где и начал активно писать стихи. Уже первые произведения молодого поэта, особенно баллады на средневековые темы («Прокаженный», «Laus Veneris», «Святая Доротея» и др.), привлекли к себе внимание читателей своей красотой и музыкальностью. Изданная в 1865 г. трагедия в античной манере «Аталанта в Калидоне» (Atalanta in Calydon)обратила на себя внимание критиков, а вышедшие в 1866 г. «Поэмы и баллады» (Poems and Ballads)принесли автору скандальную известность: публика была шокирована откровенной чувственностью и языческим духом стихотворений. В этот период Суинберн декларирует свою близость к прерафаэлитам. Начиная с 1871 г. выходит целый ряд его сборников: «Предрассветные песни» (Songs before Sunrise),«Песни двух наций» (Songs of Two Nations),второй и третий выпуск «Поэм и баллад», «Песни весны» (Songs of the Springtides).Обращение к прошлому отражало неприятие Суинберном современной цивилизации; он охотно брался за те же исторические темы, что и многие современные ему поэты, стремясь, с одной стороны, к тщательной проработке деталей (в ряде произведений он блестяще имитировал средневековый стиль), а с другой — к созданию глубоких психологических портретов. Владение словом и блестящая стихотворная техника поставили Суинберна в один ряд с самыми талантливыми английскими поэтами.

A LEAVE-TAKING

Let us go hence, my songs; she will not hear. Let us go hence together without fear; Keep silence now, for singing-time is over, And over all old things and all things dear. She loves not you nor me as all we love her. Yea, though we sang as angels in her ear, She would not hear. Let us rise up and part; she will not know. Let us go seaward as the great winds go, Full of blown sand and foam; what help is here? There is no help, for all these things are so, And all the world is bitter as a tear. And how these things are, though ye strove to show, She would not know. Let us go home and hence; she will not weep. We gave love many dreams and days to keep, Flowers without scent, and fruits that would not grow, Saying, ‘If thou wilt, thrust in thy sickle and reap.’ All is reaped now; no grass is left to mow; And we that sowed, though all we fell on sleep, She would not weep. Let us go hence and rest; she will not love. She shall not hear us if we sing hereof, Nor see love’s ways, how sore they are and steep. Come hence, let be, lie still; it is enough. Love is a barren sea, bitter and deep; And though she saw all heaven in flower above, She would not love. Let us give up, go down; she will not care. Though all the stars made gold of all the air, And the sea moving saw before it move One moon-flower making all the foam-flowers fair; Though all those waves went over us, and drove Deep down the stifling lips and drowning hair, She would not care. Let us go hence, go hence; she will not see. Sing all once more together; surely she, She, too, remembering days and words that were, Will turn a little toward us, sighing; but we, We are hence, we are gone, as though we had not been there. Nay, and though all men seeing had pity on me, She would not see.

РАССТАВАНИЕ

Уйдем, печаль моя; она не слышит, Какое горе в этих песнях дышит; Уйдем, не стоит повторять впустую! Пусть все, что с нами было, время спишет; К чему слова? Ее, мою родную, И ангельское пенье не всколышет, Она не слышит. Уйдем скорей; она не понимает, Зачем угрюмый смерч валы вздымает, Швыряясь в небеса песком и солью; Поверь: скорее полюса растают, Чем тронется она чужою болью; Стерпи, печаль; пойми, что так бывает: Она не понимает. Уйдем; она слезинки не уронит. Пускай любовь ненужная утонет В бурлящих волнах, в ледяной пучине — В ее душе ответа все равно нет; Пойми же и не жалуйся отныне: Она спокойно прошлое схоронит — Слезинки не уронит. Уйдем отсюда прочь, она не любит: Ей все равно, что с этим садом будет, Который мы в мечтах своих растили, — Мороз ли ветви юные погубит, Пока они еще цвести не в силе, Или отчаянье его порубит — Она не любит. Уйдем же навсегда; что ей за дело! Ее тоскою нашей не задело; Пусть все созвездья в золотом узоре Над ней сольются, пусть, как лотос белый, Луна трепещущая канет в море, — Как лик любви, от горя помертвелый — Что ей за дело! Уйдем, печаль моя; она не видит, В грудь гордую сочувствие не внидет. Иль нет! споем в последний раз: быть может, Ее наш стих смиренный не обидит И не любовь, так память растревожит… Нет, прочь отсюда! ничего не выйдет — Она не видит. Перевод Г. Кружкова

ADIEUX `A MARIE STUART (A FRAGMENT)

Queen, for whose house my fathers fought, With hopes that rose and fell, Red star of boyhood’s fiery thought, Farewell. They gave their lives, and I, my queen, Have given you of my life, Seeing your brave star burn high between Men’s strife. The strife that lightened round their spears Long since fell still; so long Hardly may hope to last in years My song. But still through strife of time and thought Your light on me too fell: Queen, in whose name we sang or fought, Farewell.