Поэтика

Таким образом, пропуск целой главы, вызвавший действительно тонкое замечание со стороны Катенина * о немотивированности и внезапности перемены в героине (напоминающей театральное преображение), объявляется "выгодным для читателей" и не мотивируется вовсе. Тогда начинает казаться странной щепетильность Пушкина по отношению к перерыву связи рассказа, который, по его словам, вызвал пустые цифры и пропуск отдельных стихов. Анализ пропущенных строф убеждает, что с точки зрения связи и плана можно было бы не отмечать ни одного пропуска - ибо все они касаются либо отступлений, либо деталей и бытовых подробностей, и только немногие вносят новые черты в самое действие, план (не говоря уже о пустых цифрах). Собственно, уже одно существование пустых цифр, ненаписанных строф освобождает нас от указания на особую роль пропусков, как и на то, что сами удаленные строфы и строки были удалены не по их несовершенству или личным и цензурным соображениям **6.

Дело становится более ясным, хотя не менее сложным, если попять эти пропуски как композиционный прием, все значение которого, значение необычайного веса, - не в плане, не в связи, не в происшествиях (фабула), а в словесной динамике произведения.

В этих цифрах даются как бы эквиваленты строф и строк, наполненные любым содержанием; вместо словесных масс - динамический знак, указывающий на них; вместо определенного семантического веса - неопределенный, загадочный семантический иероглиф, под углом зрения которого следующие строфы и строки воспринимаются усложненными, обремененными семантически. Какого бы художественного достоинства ни была выпущенная строфа, с точки зрения семантического осложнения и усиления словесной динамики - она слабее значка и точек; это относится в равной или еще большей мере к пропуску отдельных строк, так как он подчеркивается явлениями метра ***7.

* Сделанное с точки зрения "плана".

** М. Гофман. Пропущенные строфы "Евгения Онегина".
– "Пушкин и его современники", вып. XXXIII-XXXV. Пб., 1922, стр. 2.

*** Эти соображения не ослабеваются, а подкрепляются тем, что пропуск глав (и перестановка их) - частый прием композиционной игры (Стерн, Байрон, Кл. Брентано, Пюклер-Мускау, Гофман и т. д.).

Та же установка на словесный план и в окончании "Евгения Онегина", и в так называемых попытках продолжения его.

Подлинным концом "Евгения Онегина" является, собственно, не LI строфа VIII главы, а следовавшие за нею, не только совершенно не приуроченные к какому-либо действию, но и вообще не внедренные в роман "Отрывки из путешествия Онегина", заканчивавшие как "Последнюю главу "Евгения Онегина"" (1832), так и прижизненное издание всего романа (1833). Мотивировано помещение "Отрывков" было предисловием, часть которого нам пришлось цитировать выше: "Автор чистосердечно признается, что он выпустил из своего романа целую главу, к коей описано было путешествие Онегина по России. От него зависело означить сию выпущенную главу точками или цифрой; но во избежание соблазна решился он лучше выставить, вместо девятого нумера, осьмой над последнею главою "Евгения Онегина" и пожертвовать одною из окончательных строф <...>" (Далее следует ссылка на замечание Катенина о вреде, нанесенном этим исключением плану, о происшедшей из-за этого внезапности и немотивированности перехода от Татьяны - уездной барышни к Татьяне - знатной даме.) Предисловие к последней главе, в которой подробно описывается замена девятого нумера восьмым ("во избежание соблазна") и подчеркивается немотивированность перемены в героине, было тем более иронично, что оно вовсе не оправдывало помещения отрывков вслед за восьмой главой. Здесь Пушкин опять подчеркивал словесную динамику своего романа, и, несомненно, концом "Евгения Онегина" и являются "Отрывки из путешествия", помещение которых только так и можно объяснить *. Отступления в этих отрывках сгущены и сконцентрированы до пределов отступлений в круге одного предложения, одной фразы, которые, собственно, и тянутся от 63-го стиха до конца (стих 203) :

63. Я жил тогда в Одессе пыльной...

91. А где, бишь, мой рассказ несвязный?

В Одессе пыльной, я сказал.

Я 6 мог сказать: в Одессе грязной

109. Однако в сей Одессе влажной

Еще есть недостаток важный.

И наконец, заключительная строка всего "Евгения Онегина" (ибо ею кончается роман) - 203-й стих "Отрывков":

Итак, я жил тогда в Одессе... **

Здесь кульминационный пункт всего романа; то, что Пушкин подчеркнул в LI (последней) строфе восьмой главы:

И вдруг умел расстаться с ним,

Как я с Онегиным моим,

* В особенности это станет ясным, если принять во внимание, что Пушкин в первое полное издание "Евгения Онегина" не только не внес никаких неотделанных отрывков, но исключил не только предисловие 1-го и 2-го изд. I главы - "Разговор книгопродавца с поэтом", некоторые примечания, но и четыре раньше печатавшихся строфы (I глава - 36-я строфа, V гл.

– 37-я и 38-я строфы, VI гл.
– 47-я строфа, перенесенная в примечания), оставив в то же самое время на конец "Отрывки из путешествия Онегина".

** Интересно при этом, что у Пушкина была готова целая строфа (см. М. Гофман. Пропущенные строфы..., стр. 254-255), начинавшаяся этим стихом, но он предпочел кончить "Онегина" именно отрывком, первой строкой.

здесь было реализовано им; композиционная сущность отступлений здесь сгущена до пределов языковой, синтаксической игры и необычайно подчеркнута чисто словесная динамика "Онегина" 8. Что касается попыток "продолжения" то, по-видимому, приходится говорить с большой осторожностью о действительном продолжении "Евгения Онегина". Здесь одно предварительное замечание. Из семи приводимых по этому поводу П. О. Морозовым отрывков (вернее, восьми: второй естественно распадается на два, ибо вторая половина его писана другим метром и повторяет тему первого отрывка), три (писанные в 1833 году) обычно относятся к началу неизвестного "послания к Плетневу и к друзьям" и только остальные (писанные в 1835 году) - к собственно "продолжению". Основывается это различение на различии метра и строфы; первые два отрывка (представляющие, по-видимому, одно целое) писаны пятистопным ямбом, причем первый из них представляет в строфическом отношении композицию октавы, второй же характерно не выдержан: начало писано тем же пятистопником, но затем Пушкин колеблется и попадает снова в онегинский четырехстопник:

Ты говоришь: "Пока Онегин жив,

Дотоль роман не кончен; нет причины

Его кончать <...>

и т. д.

Со славы, вняв ее призванью,

Сбирай оброк хвалой и бранью

и т. д.

Третий отрывок писан александрийским стихом. Простого сопоставления первых отрывков с другими достаточно для того, чтобы показать, что все они одинаково являются вариациями одной темы, - и если первые отрывки признаны (по вполне достаточным основаниям) началом "продолжения", то такое же начало "продолжения" и в остальных 9.

I

Ты мне советуешь, Плетнев любезный,

Оставленный роман мой продолжать

<...>

Ты думаешь, что с целию полезной

Тревогу славы можно сочетать.

А для того советуешь собрату

<...>

Брать с публики умеренную плату.

Оброк пустой для нынешних людей.

Неужто жаль кому пяти рублей?

<...>

II

Ты говоришь: "Пока Онегин жив,

Дотоль роман не кончен; нет причины

Его кончать; к тому же план счастлив

...кончины

<...>

III

Вы за Онегина советуете, други,

Опять приняться мне в осенние досуги;

Вы говорите мне: "Он жив и не женат

Итак, еще роман не кончен: это клад!

В его свободную, вместительную раму

Ты вставишь ряд картин, откроешь диораму.

Прихлынет публика, платя тебе за вход,

Что даст тебе и славу и доход".

IV

В мои осенние досуги

<...>

Вы мне советуете други

Рассказ забытый продолжать.

<...>

Что должно своего героя

Как бы то ни было женить,

По крайней мере - уморить.

<...>

V

Вы говорите: "Слава богу!

Покамест твой Онегин жив,

Роман не кончен.

<...>

Со славы, вняв ее призванью.

Сбирай оброк

<...>

И с нашей публики меж тем

Бери умеренную плату".

<...>

Таким образом, перед нами не октавная строфа и alexandrins послания, а октава и alexandrins "продолжения Онегина" *. Это одно уже достаточно говорит за то, что при "готовом герое" и "славном плане" продолжение должно было быть совершенно самостоятельной вариацией; эмоциональный тон начала также совершенно иной:

* Характерно колебание Пушкина в метре продолжения между пятистопником и четырехстопником (7-й отрывок) :

Ты мне велишь, мой строгий судия,

На прежний лад... настроя,

Давно забытого героя,

Когда-то бывшего в чести,

Опять на сцену привести.

Если чтение В. Е. Якушкина ("Русская старина", 1884, кн. 12, стр. 525) и П. О. Морозова правильно и 2-й отрывок не состоит из двух отдельных, то пред нами любопытное колебание 5-стопного и 4-стопного ямба [...]