Весной 1845 года поэтесса с мужем и тремя детьми уехала в двухлетнее путешествие по Европе. Она посетила Францию, Италию, Германию, Австрию. Из Италии Ростопчина прислала в официозную «Северную пчелу» Булгарина, где прежде никогда не сотрудничала, свое стихотворение «Насильный брак». Польщенный честью, оказанной ему известной поэтессой и великосветской дамой, Булгарин немедленно опубликовал стихотворение. Так оправдалось предсказание Гоголя, который, услышав в Риме от Ростопчиной это стихотворение, «попросил прочесть (его) еще раз и потом сказал: „Пошлите в Петербург: не поймут и напечатают. Чем хотите ручаюсь! — „Как не понять! Помилуйте! — сказал автор, — ребенок поймет“. — Говорю вам: не поймут! Пошлите! Вы не знаете тупости нашей цензуры, а я знаю. Пошлите!“» [32] Вскоре в зарубежной печати появилась расшифровка подлинного смысла стихотворения, где под видом рассказа о судьбе молодой жены барона-деспота изображалось угнетение русским самодержавием Польши. Царь был разгневан. Булгарин вынужден был давать объяснения в III Отделении. Стихотворение получило широкое распространение и вызвало своеобразную стихотворную полемику. С верноподданнических позиций написаны призывающие «барона» покарать дерзкую «жену» и саму поэтессу стихотворения А. С. Голицына «Суд вассалов» (др. загл.: «Ответ одного из вассалов барону и его жене») — иногда приписывалось В. А. Жуковскому или В. Ф. Одоевскому; Н. В. Кукольника «Ответ вассалов барону»; Е. П. Рудыковского «Ты прав во всем, наш повелитель…». В защиту Ростопчиной написано стихотворение анонима «Ответ старого вассала» (подпись N.N.). Полемику завершила сама Ростопчина стихотворением «Дума вассалов» (1853), также свидетельствующим
о заинтересованности поэтессы в судьбе Польши.
32
Н. Берг, Графиня Ростопчина в Москве. Отрывок из воспоминаний. — «Исторический вестник», 1893, № 3, с. 694.
Царская немилость коснулась Ростопчиной по приезде на родину. По слухам, она была вызвана к шефу жандармов графу Орлову. Поэтесса была удалена из столицы и вплоть до смерти Николая I (1855) прожила в Москве, выезжая лишь в свое подмосковное имение Вороново.
В Москве Ростопчина сближается со славянофилами, становится деятельной сотрудницей их журнала «Москвитянин». На ее московских «субботах», просуществовавших с 1849 по 1858 год, бывают: редактор «Москвитянина» М. П. Погодин, члены «молодой редакции» «Москвитянина» А. Н. Островский, Н. В. Берг, Е. Н. Эдельсон, а также А. С. Хомяков, Н. Ф. Павлов, Н. Ф. Щербина, М. С. Щепкин и др. Но постепенно литературные чтения сменяет «праздная светская болтовня» [33] , и значение салона падает.
33
«Посмертные записки Н. В. Берга». — «Русская старина», 1891, № 2, с. 254.
В 1840–1850-е годы Ростопчина, помимо стихотворений, пишет большое количество крупных произведений: романы «Счастливая женщина» (1851–1852), «Палаццо Форли» (1854), «У пристани» (1857), роман в стихах «Дневник девушки» (1842–1850), историческую сцену в стихах «Монахиня» (1842), поэмы «Донна Мария Колонна-Манчини» (1846), «Версальские ночи в 1847 году» (1847), ряд произведений для сцены. Впрочем, расширение жанрового диапазона не отразилось на проблематике и качестве ее сочинений. Это привело к резкому падению интереса читателей и критики к ее творчеству.
Растущее влияние на общественную жизнь демократов-разночинцев, направление «Современника» вызывают у писательницы-аристократки недовольство, раздражение. Сначала оно проявляется лишь в частных письмах, но в 1851 году Ростопчина печатает в «Москвитянине» письмо к Ф. Н. Глинке, где стремится, проповедуя «истинную религиозность», предостеречь молодежь от «гибельного чтения жалких и вредных теорий современных» [34] . «Современник» не остался в долгу. Чернышевский в двух рецензиях подверг уничтожающему разбору первые два тома «Стихотворений» Ростопчиной (СПб., 1856) [35] . Столь же резок был отклик Добролюбова на роман «У пристани» [36] . Оба критика зло высмеяли салонность ее произведений.
34
«Москвитянин», 1851, № 11, с. 242.
35
См.: Н. Г. Чернышевский, Полн. собр. соч., т. 3, М., 1947, с. 453–468; с. 611–615.
36
См.: Н. А. Добролюбов, Собр. соч., т. 2, М. — Л., 1962, с. 70–87.
Избалованная прежними похвалами, не привыкшая к подобным оценкам своего творчества, поэтесса была глубоко уязвлена и пыталась отомстить, нападая на демократов-разночинцев в стихотворениях «Моим критикам» (1856) и «Простой обзор» (1857). В крупных произведениях последних лет, вышедших уже посмертно — «Возврат Чацкого в Москву, или Встреча знакомых лиц после двадцатипятилетней разлуки. Продолжение комедии Грибоедова „Горе от ума“» (1856) и «Дом сумасшедших в Москве в 1858 г.», — она стремится занять некую серединную позицию между славянофилами, в идеях которых к середине 1850-х годов успела разочароваться, и западниками и осыпает тех и других градом ядовитых насмешек. В результате Ростопчина к концу жизни оказалась в атмосфере безразличия или открытой вражды.
Последние два года жизни Ростопчина часто болела; умерла она 3 декабря 1858 года.
В конце жизни Ростопчина подготовила издание своих «Стихотворений» в 4-х томах; первые два тома вышли в 1856 году (цензурное разрешение — 30 июля 1855), третий и четвертый — в 1859 году (цензурное разрешение —15 августа 1857; три стихотворения из включенных в четвертый том датированы после даты цензурного разрешения). В 1857–1860 годах «Стихотворения» вышли вторым изданием. В 1890 году С. П. Сушков, брат поэтессы, издал в Петербурге «Сочинения графини Ростопчиной» в двух томах, куда включил часть ее стихотворений и несколько прозаических произведении. В этом издании, в сравнении с четырехтомным, имеется некоторое число разночтений; часто встречающиеся у Ростопчиной эпиграфы, посвящения и постоянно присутствующие во всех прижизненных публикациях даты и указания места написания стихотворений здесь, в подавляющем большинстве случаев, сняты. Вероятно, несмотря на утверждение Сушкова, эти изменения в основном принадлежат самому издателю.
1. КОГДА Б ОН ЗНАЛ!
Подражание г-же Деборд-Вальмор (Для Елизаветы Петровны Пашковой)
Когда б он знал, что пламенной душоюС его душой сливаюсь тайно я!Когда б он знал, что горькою тоскоюОтравлена младая жизнь моя!Когда б он знал, как страстно и как нежноОн, мой кумир, рабой своей любим…Когда б он знал, что в грусти безнадежнойУвяну я, не понятая им!.. Когда б он знал!Когда б он знал, как дорого мне стоит,Как тяжело мне с ним притворной быть!Когда б он знал, как томно сердце ноет,Когда велит мне гордость страсть таить!..Когда б он знал, какое испытаньеПриносит мне спокойный взор его,Когда взамен немого обожаньяЯ тщетно жду улыбки от него. Когда б он знал!Когда б он знал… в душе его убитойЛюбви бы вновь язык заговорил,И юности восторг полузабытыйЕго бы вновь согрел и оживил!И я тогда, счастливица!.. любима…Любима им была бы, может быть!Надежда льстит тоске неутолимой;Не любит он… а мог бы полюбить! Когда б он знал!Февраль 1830 Москва
2. МЕЧТА
Поверь, мой друг, — взойдет она,Звезда пленительного счастья,Россия вспрянет ото сна,И на обломках самовластьяЗапишут наши имена!А. Пушкин
Когда настанет день паденья для тирана,Свободы светлый день, день мести роковой,Когда на родине, у ног царей попранной,Промчится шум войны, как бури грозный вой;Когда в сердцах славян плач братьев притесненныхЗажжет священный гнев и ненависть к врагу,Когда они пойдут на выкуп угнетенных,На правый божий суд, на кровную борьбу;Когда защитники свободы соберутся,Чтоб самовластия ярмо навек разбить,Когда
со всех сторон в России раздадутсяОбеты грозные «погибнуть иль сгубить!» —Тогда в воинственный наряд он облачится,Тогда каратель меч в руке его сверкнет,Тогда ретивый конь с ним гордо в бой помчится,Тогда трехцветный шарф на сердце он прижмет,—И в пламенных глазах зардеет огнь небесный,Огнь славолюбия, геройства, чувств святых…Всю душу выскажет взор строгий, но прелестный,Он будет страх врагам и ангел для своих,Он смело поведет дружину удалую,Он клятву даст, и жизнь и кровь не пощадитЗа дело правое, за честь, за Русь святую…И полетит вперед — «погибнуть иль сгубить!»А я? Сокрытая во мгле уединенья,Я буду слезы, страх и грусть от всех таить,Томимая грозой душевного волненья,Без способа, без прав опасность с ним делить.В пылу отчаянья, в терзаньях беспокойстваЯ буду за него всечасно трепетатьИ в своенравии (безмолвного) расстройстваГрустить, надеяться, бояться, ожидать.Я буду дни считать, рассчитывать мгновенья,Я буду вести ждать, ждать утром, в час ночнойИ, тысячи смертей перенося мученья,Везде его искать с желаньем и тоской!..Или во храм святой войдя с толпой холодной,Среди веселых лиц печальна и мрачна,Порывам горести предамся я свободно,Никем не видима, мольбой ограждена…Но там, но даже там вдруг образ незабвенный,Нежданный явится меж алтарем и мной…И я забуду храм, мольбу, обряд священныйИ вновь займусь своей любимою мечтой!Но если грозный рок, отмщая за гоненья,Победу нашим даст, неравный бой сравнить,С деспотством сокрушить клевретов притесненьяИ к обновлению Россию воскресить;Когда, покрытые трофеями и славой,Восстановители прав вольности святойВойдут в родимый град спокойно, величаво,При кликах радости общественной, живой,И он меж витязей явится перед строем,Весь в пыли и крови, с (зазубренным) мечом,Покрытый лаврами и признанный героем,Но прост, без гордости в величии своем,И имя вдруг его в народе пронесется,И загремит ему хвала от всех сторон,Хвала от сограждан!.. Как сердце в нем забьется,Как весел, как велик, как славен будет он!..И я услышу всё, всем буду наслаждаться!..Невидима в толпе, деля восторг его,Я буду медленно блаженством упиваться,Им налюбуюся… и скроюсь от него!Июль 1830
3. К СТРАДАЛЬЦАМ-ИЗГНАННИКАМ
Соотчичи мои, заступники свободы,О вы, изгнанники за правду и закон,Нет, вас не оскорбят проклятием народы,Вы не услышите укор земных племен!Пусть сокрушились вы о силу самовластья,Пусть угнетают вас тирановы рабы, —Но ваш терновый путь, ваш жребий лучше счастьяИ стоит всех даров изменчивой судьбы!..Удел ваш — не позор, а слава, уваженье,Благословения правдивых сограждан,Спокойной совести, Европы одобреньеИ благодарный храм от будущих славян!Хоть вам не удалось исполнить подвиг местиИ цепи рабства снять с России молодой,Но вы страдаете для родины и чести,И мы признания вам платим долг святой.Быть может, между вас, в сибирских тундрах дикихУвяли многие?.. Быть может, душный пленИ воздух ссылочный — отрава душ великих —Убили в цвете лет жильцов подземных стен?..Ни эпитафии, ни пышность мавзолеевИх прах страдальческий, их память не почтут:Загробная вражда их сторожей-злодеевУкрасить нам не даст последний их приют.Но да утешатся священные их тени!Их памятник — в сердцах отечества сынов,В неподкупных хвалах свободных песнопений,В молитвах русских жен, в почтеньи всех веков!Мир им!.. Мир праху их!.. А вы, друзья несчастных,Несите с мужеством крест неизбежный свой!..Быть может, вам не век стонать в горах ужасных,Не век терпеть в цепях, с поруганной главой…Быть может, вам и нам ударит час священныйПаденья варварства, деспотства и царей,И нам торжествовать придется день блаженныйСвободы для Руси, отмщенья за друзей!..Тогда дойдут до вас восторженные кликиРоссии, вспрянувшей от рабственного сна,И к жизни из могил вас вырвет крик великий:«Восстаньте!.. Наша Русь святая спасена!..»Тогда сообщники, не ведомые вами,Окончив подвиг ваш, свершив урочный бой,С свободной вестию, с свободными мечтамиПойдут вас выручать шумящею толпой!..Тогда в честь падших жертв, жертв чистых, благородных,Мы тризну братскую достойно совершим,И слезы сограждан, ликующих, свободных,Наградой славною да вечно будут им!Май 1831 Москва
4. ПРОСТОНАРОДНАЯ ПЕСНЯ
1
Тучи черные собираются,И затмилося солнце красное;Думы мрачные крушат девицуИ волнуют в ней сердце страстное.Скучно девице одиночество,Она с радостью распростилася,Ей без милого опостылел свет,И тоска в душе вкоренилася.Тучи черные разгуляются,Засияет вновь солнце красное;Не осушатся слезы девицы,Не воскреснет в ней сердце страстное!
2
Темно-русые кудри милого,Не достанется вами мне играть!Очи светлые, очи ясные,Я привета в вас не должна искать!Взоры нежные, взоры страстные,Не при мне огнем вы пылаете!Уста милые, сладкогласные,Вы не мне «люблю» восклицаете!Ловкий молодец, ненаглядный мой,Не видать тебя горемычной мне!Разлучили нас бури лютые,Ты один теперь на чужой стране!..