Поэты 1840–1850-х годов

Э. П. ГУБЕР

Э. И. Губер. Дагерротипный портрет

Эдуард Иванович Губер родился 1 мая 1814 года в поселке Усть-Золиха Саратовской губернии, в семье бедного пастора лютеранской церкви. Родным языком Губера был немецкий. Уже в четырехлетием возрасте он научился читать, а вскоре, под руководством отца, начал заниматься латинским и греческим. Шести лет он уже сочинял стихи на немецком и латинском языках.

В 1823 году семья переехала в Саратов, куда был переведен отец Губера. Здесь мальчик за несколько месяцев овладел русским языком, которого ранее не знал, и был принят в гимназию. В ученические годы большую роль в развитии литературных способностей Губера сыграл преподаватель русской словесности Ф. П. Волков. В 1830 году юноша блестяще закончил гимназический курс и на выпускном акте читал написанное по-русски стихотворение «Прощание с друзьями».

В том же году для продолжения образования Губер переехал в Петербург. С 1832 по 1834 год он учился в Институте корпуса путей сообщения, окончив который в чине прапорщика, поступил на службу военным инженером. Однако главным в его жизни были литературные интересы. Губер знакомится со многими литераторами: В. А. Жуковским, Н. А. Полевым, Н. В. Кукольником и другими, посещает литературные «четверги» Н. И. Греча.

На протяжении 30-х годов сильное влияние на Губера оказывал И. А. Фесслер (1756–1839), немецкий ученый-историк, писатель и общественный деятель, в начале века поселившийся в России. Губер познакомился с ним еще в Саратове, а в Петербурге сблизился и под его руководством на протяжении нескольких лет изучал философию. Исследователи отмечали продолжительное воздействие на творчество поэта личности Фесслера, сочетавшего в своем мировоззрении мистические и атеистические тенденции [53] . Фесслер ввел Губера в мир гетевского «Фауста», и в 1831 году семнадцатилетний поэт впервые в России принялся за стихотворный перевод трагедии. В 1835 году перевод первой части был завершен и отдан в цензуру, однако цензура запретила его, и тогда Губер, в досаде и ярости, уничтожил свою рукопись.

53

См.: П. А. Висковатов, Эдуард Губер и Фесслер, СПб., 1897.

Это трагическое обстоятельство послужило поводом для знакомства с Пушкиным, который разыскал неизвестного ему прежде поэта и сумел убедить его вторично приняться за работу. Губер, боготворивший Пушкина, стал часто бывать у него, показывая фрагменты заново переводимого им произведения. Законченный и опубликованный уже после смерти Пушкина, в 1838 году, перевод вышел с посвящением памяти великого поэта. Появление «Фауста» даже в изуродованном цензурой виде (многие места и целые страницы текста были изъяты) навлекло на Губера неприятности по службе: заподозренный в сочувствии «вредным и безнравственным» идеям, поэт не получил обещанной ему ранее должности адъюнкт-профессора русской словесности в Инженерном институте, к чему несколько лет готовился, усердно занимаясь историей русской литературы. Вскоре, в 1839 году, Губер вышел в отставку в чине капитана и поступил на гражданскую службу, в канцелярию главноуправляющего путями сообщения. Независимый и прямой, он не смог стать послушным чиновником и, испортив отношения со своим начальником, графом П. А. Клейнмихелем, в 1842 году окончательно оставил службу.

Нужда преследовала Губера до конца жизни. Едва приехав из Саратова в Петербург, он отказался от родительского пособия и умудрялся еще из своего скудного жалованья оказывать постоянную помощь младшему брату, студенту. В 30-е годы, по заказу Академии наук, он взялся за перевод с немецкого огромной Тибетской грамматики и словаря, а затем принял участие в «Энциклопедическом словаре» Плюшара, для которого написал статьи по истории немецкой литературы.

В 1840 году Губер получил от Сенковского приглашение сотрудничать в журнале «Библиотека для чтения» и стал заведовать там отделами «Критика» и «Литературная летопись». Постоянно нуждавшийся, изнурявший себя непосильной литературной работой, Губер подорвал свое здоровье; из-за тяжелого сердечного заболевания он вынужден был в 1842 году уйти из журнала. Вернулся он туда незадолго до смерти, в конце 1846 года, а с начала 1847-го, кроме того, стал вести отделы фельетона и театральной хроники в «Санкт-Петербургских ведомостях». Своими фельетонами, которые пользовались успехом, Губер, по словам М. Н. Лонгинова, «много содействовал тому, что во многих гостиных заговорили хоть отчасти по-русски» [54] . Здесь же были напечатаны несколько его статей и среди них статья о «Выбранных местах из переписки с друзьями» Гоголя, о которой Белинский отозвался как о «замечательном и отрадном явлении» [55] .

54

«Московские ведомости», 18–57, 12 ноября.

55

В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. 12, М., 1956, с. 332; ср. на с. 340.

Жизнь Губера оборвалась в результате сильнейшего сердечного приступа. Поэт умер 11 апреля 1847 года, не дожив и до 33 лет.

Первое стихотворение Губера, «Разочарованный», было опубликовано в 1831 году в петербургской газете «Северный Меркурий». Затем его стихи печатались в журналах «Современник», «Сын отечества» и в различных альманахах, а особенно часто — в начале 1840-х годов — в «Библиотеке для чтения». В 1835 году Губер подготовил к изданию сборник из 25 стихотворений. Рукопись прошла цензуру, но, по неизвестным причинам, издание не состоялось. Только через десять лет поэт издал сборник своих «Стихотворений» (СПб., 1845), куда вошли произведения, написанные в 1832–1844 годах. Рецензенты, признавая талант поэта, справедливо критиковали книгу за ее сгущенно мрачный колорит. Белинский, упрекая автора в отсутствии творческой фантазии, подчеркивал все же, что его поэзия отличается «замечательно хорошим стихом и избытком чувства» [56] .

56

Там же, т. 9, М.,1955, с. 391.

В 1845 году Губер создал одно из лучших своих произведений — поэму «Прометей». Свободолюбивые, тираноборческие мотивы сделали невозможным ее опубликование при жизни автора. Напечатать поэму удалось лишь в виде расположенных в нарочитом беспорядке отрывков («Иллюстрация», 1847), что не давало почти никакого представления о произведении в целом.

Ранняя смерть помешала Губеру завершить начатую еще в конце 30-х годов поэму «Антоний» (из задуманных восьми глав он успел написать шесть). Поэма отчасти автобиографична, в особенности первые главы, описывающие детство героя. Незадолго до смерти Губер начал поэму «Вечный жид», но успел написать лишь пролог.

К середине 40-х годов можно отнести поворот Губера от романтического мировоззрения к реалистическому осмыслению окружающей действительности. Его стихи последних лет проникнуты состраданием к обездоленным и ненавистью к власть имущим. Наметилось сближение поэта с представителями «натуральной школы», с кругом «Современника». Так, имя Губера в конце 1846 года встречается в списке будущих постоянных участников «Современника», переходившего тогда к Некрасову. Не случайно намерение этого журнала, не осуществившееся из-за цензурного запрещения, напечатать стихотворение Губера «У люльки». Однако новым тенденциям в его творчестве не суждено было развиться.

После смерти Губера появились его трехтомные «Сочинения», изданные под редакцией А. Г. Тихменева (СПб., 1859–1860). Различного рода искажения, имеющиеся здесь в большом количестве, делают это издание малоавторитетным в текстологическом отношении.

39. СУДЬБА ПОЭТА

Когда, в пучинах жизни смрадной Борьбой напрасной истомясь, Грехами черни кровожадной В правдивом ужасе смутясь, Поэт разгневанный проснется, Жрецом небес заговорит, И речь, как буря, пронесется, И слово громом прогремит, — Тогда с насмешкою лукавой, И любопытна и глупа, Для праздной, суетной забавы К нему сбегается толпа, Его и хвалит и порочит, И дико смотрит на него, Или бессмысленно хохочет Над вдохновением его, И как раба своей забавы, На шумный пир его зовет, И жрец небес, питомец славы У ней поденщиком слывет! Им чужд язык его могучий, И всуе дивный глас певца Волною пламенных созвучий Тревожит хладные сердца. И только редкою порою, Возненавидев жалкий свет, Он купит страшною ценою Отрадный ласковый привет; И вдохновительница муза С улыбкой сына обоймет И в знак священного союза Чело венками обовьет. 1833

40. НА КЛАДБИЩЕ

В страшный час томящих снов, В тихой области гробов, На обломках бытия От людей скрываюсь я. Нива божия молчит, Ветер дремлет-воздух спит, Над гробами тишина; Ночь глубоких дум полна, И не тронет этих дум Праздной жизни праздный шум. В этот час молюся я, Детский страх в душе тая; В этот час в тоске немой Проклинаю жребий мой. Здесь, в безмолвии святом, Под могилой и крестом Спят страдания людей До рассвета лучших дней. Всё, что радовало их, Что терзало душу в них, Грусть и смех, печаль и страх, Всё навек легло в гробах! Сколько тайн на дне могил Медный заступ схоронил! Надпись хладная молчит, Смерть костям не изменит. Лишний житель бытия, Между них усну и я, И — в могиле свежий гость — Возле кости ляжет кость. Тих и темен бедный дом. В нем усну я долгим сном. Гроб не выдаст мертвеца В руки праздного глупца, Не отдаст моих костей В посмеяние людей! 1834

41. ТРИ СНОВИДЕНИЯ

1

Порой три сна меня мутят, Порой три сна ко мне нисходят, И смутным страхом тяготят, И думы на душу наводят. И в первый сон мой вижу я Роскошный образ бытия, И колыбель между цветами, И пышной юности рассвет С ее заветными мечтами, С ее тоской, с ее слезами, С надеждами грядущих лет. Я вижу вновь ручей сребристый, Громаду гор и темный лес, Ковры цветов и луг душистый, И ясный свод родных небес. Как прежде, ветхая лачужка С патриархальной простотой Стоит над светлою рекой, А в ней приветная старушка С улыбкой нежной из окна Глядит на сына-шалуна; И вдруг сердито погрозится, Когда на утлом челноке Стрелой по дремлющей реке Дитя веселое промчится. Шалун над сонною водой Играет легкими веслами, Зовет грозу к себе на бой И ждет, чтоб мутными волнами Вскипела буря над рекой. Дрожит поверхность сонной влаги, И страх старушке под окном, И любо подсмотреть тайком Порыв младенческой отваги И этот гордый взмах веслом. Темнеет, вечер наступает; Шалун на ужин прибежит, Его старушка побранит, Его старушка поласкает, — И тихо время вечерком Течет под кровлей бедной хаты. Наступит ночь — пред смирным сном Старушка милая трикраты Благословит его крестом, Ему к молитве руки сложит И тихо спать его уложит. Увы, тех дней давно уж нет! Мой детский быт с его забавой, Моих надежд роскошный цвет Поблек в потоке бурных лет Под ядовитою отравой. Порой томит меня тоска, И мнится мне, как над могилой Шалун посыпал горсть песка На тихий гроб старушки милой.