Поэты 1880–1890-х годов

Дохнет на папортник и — чудо! — Разрезнокудрые листы Усеют пылью изумруда Яркоогнистые цветы. («Канун Купала. Фантазия», 1892)

Лирика экстаза, «райских мечтаний», «яркоогнистых цветов» так же подготовляла модернизм в поэзии, как мистицизм Вл. Соловьева, или мрачный нигилизм Случевского, или безудержный индивидуализм Минского, только с другой стороны. Это были разные струи одного потока, разные стороны одного процесса. Погружение в себя, резкая субъективность поэтического восприятия, дематериализация внешнего мира — все это вплотную подводило к поэзии символизма и близких к нему групп и школ.

В это же время в гражданской поэзии конца XIX века, с ее суровой простотой, с ее глубоким народолюбием, с ее призывами к борьбе и предчувствием победы, происходил иной процесс: подготовлялось поэтическое течение, в той или иной форме связанное с русским рабочим движением начала XX столетия.

Г. А. Бялый

СТИХОТВОРЕНИЯ

Д. Л. МИХАЛОВСКИЙ

Дмитрий Лаврентьевич Михаловский родился в Петербурге 28 января 1828 года. Отец Михаловского был священником, сын избрал карьеру чиновника. В 1848 году, окончив юридический факультет Петербургского университета, он поступил на государственную службу, которую не смог оставить вплоть до выхода на пенсию. Служил он вначале юристом, затем по министерству финансов. Жил не в столице, а в провинции, часто переезжая с места на место (Кавказ, Литва, Польша и т. д.). Он постоянно нуждался, и литературный труд для него был одним из источников существования (всякий раз, посылая стихи или переводы в тот или иной журнал, он настойчиво просил не задержать высылку гонорара).

Специальностью и страстью Михаловского были переводы. В совершенстве владея основными европейскими языками, он много переводил с немецкого, английского, французского — «старых» и «новых» поэтов и прозаиков: Шекспира и Бодлера, Гейне и Мюссе, Байрона и Поля Бурже, Джованни Руффини и Лонгфелло. К своей деятельности переводчика Михаловский относился крайне серьезно. В письме к Некрасову, высоко отзываясь о должности переводчика, он утверждал: «Балласт денег не стоит, да и подписывать свою фамилию под стихотворениями, годными только для „затычки“, просто совестно» [18] . Михаловский и был известен в кругах читающей публики прежде всего именно как переводчик. В 1890 году ему была присуждена Пушкинская премия за перевод пьес Шекспира «Ричард II» и «Антоний и Клеопатра».

18

«Литературное наследство», т. 51–52, М., 1949, с. 395.

Одним из первых (а в ряде случаев первым) Михаловский познакомил русского читателя с произведениями Лонгфелло, Бодлера, Дранмора. Ему принадлежит заслуга первого перевода на русский язык «Песни о Гайавате».

В своей литературной деятельности он был прочно связан с самыми передовыми журналами того времени — «Современником» и «Отечественными записками». Его литературный дебют — перевод поэмы Байрона «Мазепа», напечатанный в пятом номере журнала «Современник» за 1858 год. Май 1858 года Михаловский считал впоследствии началом своей литературной деятельности. С этого времени у него завязываются отношения с Некрасовым, который относится благосклонно к литературной деятельности Михаловского, поощряет его, помогает ему материально. После закрытия «Современника» Михаловский вступил в тесную связь с редакцией «Отечественных записок». В этих двух журналах были напечатаны все его главные произведения. Среди них особый успех выпал на долю перевода «Записок Лоренцо Бенони» (под этим именем выступал известный англо-итальянский писатель Джованни Руффини), в которых шла речь о революционной борьбе итальянских студентов.

Наряду с переводами Михаловский печатал время от времени в различных журналах оригинальные стихотворения. Их было сравнительно немного, сам Михаловский им большого значения, как видно, не придавал; однако некоторые из них пользовались в 1870–1880-е годы широкой известностью.

Незадолго до смерти он написал воспоминания «Начало моего знакомства с Н. А. Некрасовым и Н. Г. Чернышевским».

В мае 1898 года многие газеты и журналы отметили сорокалетний юбилей литературной деятельности Михаловского.

Умер Михаловский в Петербурге 9 февраля 1905 года. В последние годы он особенно сильно нуждался, жил одиноко и был почти забыт. Никаких откликов в печати кончина Михаловского не вызвала.

Переводы Михаловского впервые вышли отдельным изданием в 1876 году. Оригинальные стихотворения его ни разу отдельно не печатались. Лишь однажды он собрал некоторые из них, составив раздел «Стихотворения Д. Л. Михаловского» в последнем своем двухтомном стихотворном сборнике «Иностранные поэты в переводах и оригинальные стихотворения» (тт. 1–2, СПб., 1896). Здесь собрано всего четыре с половиной десятка произведений, из них одиннадцать стихотворений для детей. Многие значительные стихотворные произведения Михаловским в это издание не включены [19] .

19

Наиболее полная биобиблиографическая справка о Михаловском помещена в кн.: С. А. Венгеров. Источники словаря русских писателей, т. 4, Пг., 1917.

1. «Протестуй, пока ты в силах…»

Протестуй, пока ты в силах, Свеж и громок голос твой, Протестуй, пока есть в жилах Капля крови молодой! Опыт жизни, время, лета Сердце медленно черствят, Подчиняют воле света, С злом и пошлостью мирят. И, дряхлея постепенно Средь житейской суеты, Как все люди, несомненно, Примиришься с нею ты. Иль бессильно пред судьбою Склонишь голову свою И почувствуешь с тоскою, Что не воин ты в бою. Может быть, твой ум свободный Блеск свой прежний сохранит. Но к чему тот блеск холодный, Если сердце догорит? Без его огня и страсти Ум бессилен и несмел: Это — царь, лишенный власти, Вера мертвая без дел! Протестуй! Не то ты скоро, Точно вол, свой воз попрешь И, в сознании позора, Под ярмом своим вздохнешь. <1876>

2. «Что ты волнуешься, мятешься…»

1

Что ты волнуешься, мятешься, Тревогой вечною томим? Куда неудержимо рвешься Ты сердцем жаждущим своим? Какое радужное знамя Тебя сквозь мрак густой манит? Какая искра, что за пламя Еще в груди твоей горит? Ужель тот злобный, мрачный гений, Что путь твой тернием покрыл, Не мог унять твоих стремлений, Твоих кумиров не разбил? Скажи мне, в чем твоя опора, Где тайна бодрости твоей, Огнем сверкающего взора Среди напастей и скорбей?

2

К чему стремлюсь и чем согрета Моя трепещущая грудь? Я жажду правды, жажду света И направляю к ним свой путь. Тот путь тяжел; но средь страданья Я головы не преклоню: Опора мне — воспоминанья, Что я в душе своей храню. Как солнца свет, как звезды ночи, Они сияют мне во тьме, Слезами наполняют очи И будят мысль в моем уме. Их благодатное сиянье Отраду, бодрость в душу льет, Внушая сердцу упованье, Что в мире правда не умрет. Я знал людей добра и света, И мысль о них меня живит, Вот чем душа моя согрета, Вот отчего мой взор горит! 1880

3. КУБОК ЖИЗНИ Вариация на мотив из Лонгфелло

Я выпил кубок жизни нашей, Всё испытал, всё перенес, И над пустой сижу я чашей, С глазами, тусклыми от слез. В ней нектар не играл душистый И не лилась через края, Сверкая пеной золотистой, Восторгов пламенных струя. В ней было много влаги жгучей, Что как фонтан из сердца бьет, Когда порыв скорбей могучий Его на части разорвет. Горька была мне эта влага! Напрасно думал я найти Мне в грезах снившиеся блага Среди житейского пути. Но в чаше мрачного страданья, Тревог и горестей моих Я замечал порой сверканье Каких-то искор золотых… Те искры весело сверкали, Волшебный жар в себе тая, И чудным блеском покрывали Поверхность мутного питья. Во мне являлся сил избыток, И, в жажде сердца моего, Я пил отравленный напиток, Забыв о горечи его. Душа внезапно озарялась, Весь мрак куда-то исчезал, И сердце сладко волновалось: Я грезил, веровал, мечтал. Минутно было опьяненье, Мгновенно гас мгновенный свет… Теперь — настало пробуждение, Теперь — и этих вспышек нет! Жизнь пронеслась, как сон несвязный, Претит мне хмель ее вина, И вижу я осадок грязный В той чаше, выпитой до дна… <1881>

4. МЕЧТЫ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ На мотив из Э. Манюэля

Вы, зиждители нового зданья, Изыскатели новых путей, Вы, светила добра и познанья, Провозвестники радостных дней; Вы, что истину в сердце носили, Вы, герои духовной борьбы, Что свой мозг так упорно трудили Над загадками нашей судьбы! Моя дума за вашей летала, Она вашею мыслью жила И нередко себя вопрошала: Где источник безумья и зла? Отчего, лишь в насилие веря И в потемках блуждая весь век, Превращается в дикого зверя, В неразумную тварь человек? Но восходит заря молодая Так прекрасно, роскошно, светло, Лучезарный свой свет проливая С высоты и на наше чело. Это ваша заря засияла, Слышим вашу мы кроткую речь! Превратим же мечи на орала, Разобьем ненавистный нам меч! Царство бога уже наступает, Ветхий мир возрождается вновь, — Не враждою, что всё разрушает,— Возродит его только любовь! Но… чу! Воздух ночной всколебался… Или это пригрезилось мне? Страшный грохот орудий раздался, Залп за залпом в ночной тишине… 1881