Поэзия Африки

ГИЛЬЕРМО РОШТО [127]

Панорама Перевод П. Грушко

Повсюду в просторах грядущего утра, в расплывчатых контурах маскировки, в гуле войны, в агонии черного дыма и пороха — люди, чья битва в тылу. То, что на поле боя обернется болью, выстрелом в упор, здесь, в тылу, отзывается смутным беспокойством сердец, болью за себя и за них. Эвакуация, разлука, тревоги, вести о потопленных караванах судов. Война расшатанных нервов: война, колющая нас вестями с войны. Бессонные ночи сердец, пишущих стихи нервами войны. И чудится, будто фронт — на востоке, юге, в небе, повсюду. И что война — не где-то, а в нас!

127

Гильермо Роштородился в 1924 году на острове Санто-Антао. Пишет по-португальски. Стихотворение переведено впервые из антологии «Modernos poetas…».

ЭУЖЕНИО ТАВАРЕС [128]

Морна прощания Перевод М. Самаева

[129]

Час расставанья камнем в груди. Час расставанья, не приходи. Вспомню, что ты ждешь впереди, — на сердце мгла, жизнь не мила. Грозное море ждет меня вновь. Дай мне, любовь, выплакать горе. Плоть, как раба, в путы возьмут. Душу — ее не увезут. Сладко с тобой, горек отъезд. Горе изъест, жить надоест. Если умру в дали безвестной, волею бога дома воскресну. Я не уйму слез расставанья. Нет моему горю названья. Сможешь ли боль сердца живого выразить ты, жалкое слово! Я не уйму слез расставанья. Нет моему горю названья. Здесь, близ тебя, мучусь ревнуя. Как же разлуку перенесу я?

128

Эуженио Таваресродился в 1867 году на острове Брава, умер в 1930 году. Писал на креольском языке. Стихи переведены впервые из его книги «Mornas. C^antigas crioulas», Lisboa, 1931.

129

Морна— характерный для фольклора Островов Зеленого Мыса синкретический жанр песни-танца, исполняется обычно под печальную медленную музыку. В «Морне прощания» речь идет о частом для Островов явлении — эмиграции коренных жителей, не нашедших работы на родине.

АГИНАЛДО ФОНСЕКА [130]

Опустошение Перевод М. Самаева

Крик раздирает мне горло… В этом крике пламенный ветер или огонь преисподней. Горизонт сжимается, как петля, на далях и моих надеждах. Не знаю — то ли он из крови, то ли из пыли кровавой. (О, если б изведать ласку прохладной тени, зеленых веток, утесов влажных!) Кажется, голос канул в море солнца, где растворились все предметы. Я кричу — и не в силах выдрать черствый крик из глотки, и не знаю, чем от тоски откупиться. Дайте мне озеро — много озер с прозрачной водою, откуда напился бы взгляд мой. Поля зеленые дайте, чтоб вырвался на свободу придушенный голос.

130

Агиналдо Фонсекародился в 1922 году на острове Сан-Висенте. Пишет по-португальски. Стихотворение «Разделение труда» взято из сборника «Взглядом сердца», стихотворения «По долгому пути моей надежды», «Мертвая земля» — из сборника «Здесь и трава родится красной»; «Опустошение» переведено впервые из «Antologia tematica…».

Разделение труда Перевод И. Тыняновой

Я и ты задумали Выстроить наш мир. Ты носил камни, воду, размешивал известь. Я стоял поодаль, наблюдая твою работу: — Красивое будет зданье!.. — Я вошел, Я все осмотрел внимательно, С благодушной улыбкой: — Хорошее будет зданье!.. — Ты орудовал ломом и лопатой… Ты дороги прокладывал, И сажал деревья по обочинам этих дорог, И поранил руки, и до крови стер ноги На этой тяжелой работе… А я тем временем сел в машину, И проехал по этим дорогам, И сорвал плоды с деревьев, которые ты посадил. — Как все хорошо, как все красиво! — Ты копал землю и бросал в нее семена. И окропил эту землю своим потом. Я восхитился твоим урожаем и крикнул: — Сытость! — Ты опустил заступ Всего на одну минуту, И вытер пот со лба, И сосчитал скудную плату, И закричал: — Голод! Ты и я задумали застроить наш мир… Но когда труд был закончен, Я вошел, захлопнул двери И оставил тебя за порогом.

По долгому пути моей надежды Перевод И. Тыняновой

Лицо подставляя ветру, По долгому пути моей надежды Иду… Мой шаг повторяя, Бьется горячее сердце. Иду с пустыми руками, иду с губами сухими По долгому пути моей надежды, Все потеряв, что было, все собирая, что будет. Дни, месяцы и годы я разбросал, не жалея, По долгому пути моей надежды. Многие смотрят с усмешкой: — Куда ты идешь, несчастный? Чему улыбаешься вечно? Какая такая тайна тебя вдалеке ожидает? Падают, падают листья… Дикие ветры воют На просторах пустынных… Но я все иду, все иду… Стучит, и стучит, и стучит Мое горячее сердце По долгому пути моей надежды!

Мертвая земля Перевод М. Самаева

Бесплодна земля, где братья мои, спотыкаясь, по жизни бредут. Солнце их спины хлещет лучами, суховей выжигает душу. А на волнах океанских ночами, залитые лунным светом, покачиваются миражи прохладных лесов и колосящихся нив. Печальна земля, где братья мои поют (только небо вверху и море вокруг). Их заунывные песни взлетают в поисках неба и падают вдруг, беспомощно крылья сложив. Мертва и простерта под солнцем земля, где мои братья глядят на пролетающих птиц, на океан без границ, на облака. И чего-то все ждут с пустыми руками.

МАРИО ФОНСЕКА [131]

Когда жизнь возродится… Перевод Ю. Левитанского

Здесь, на краю земли погребенный, к этому морю приговоренный, я созерцаю свою решетку, я наблюдаю пейзаж обычный: катятся вдаль голубые волны — кладбище наших иллюзий вечных и недоступная нам дорога в мир, которого мы не видим, за горизонтом, за дальней тучей, воображенье, мираж летучий, сдавленный между двух стен отвесных, сжавшийся между землей и морем… (А душа покориться не хочет.) Там, за решеткой, — земля, сухая земля, голодная, безводная земля, бесплодная, любимая, обреченная, земля, где гитара тенькает на каждом углу, и пьяница на мостовой валяется, и безмолвствует побежденный (побежденным уже рожденный), и песет свое тело мертвое проститутка по тихой улице, и живой паренек, мятущийся и молчащий, боясь молчания и боящийся поражения, предвещаемого отчаяньем, что лежит на лице отца его, возвращающегося под вечер с мотыгою на плече… Только песни одни печальные заглушают боль и отчаянье… О, земля, земля моя высохшая, тщетно ждущая руку помощи, тщетно ждущая крика ярости из груди, преисполненной доблести, человека, который борется с несчастливой своей судьбой… О, земля, земля без пророков, без повстанцев, без террористов, и без падших, и без великих, и без классовых битв жестоких, лишь земля, та земля, в чьих недрах миллион родников таится, родников доброты и жизни, ждущей доблестного человека, чтоб иные открыть дороги — не единственно только к морю, не единственно только к бегству, — а иные совсем дороги, отовсюду к земле идущие, неизменно к земле ведущие, к ней, нетронутой, полной жизни, неизменно зовущей к жизни их, уставших, их, оживающих, их, воскресших и жить желающих… Море с одной стороны — но уже не тюрьма, земля с другой стороны — земля великих и падших, земля террористов, повстанцев, пророков, зла и добра, очерченных четко и ясно, земля живописцев, ученых, поэтов, которым отныне не надо вымаливать дождь для земли своей милой, поэтов, воспевших с огромною силой судьбу человека, воспрявшего к жизни, судьбу человека на этой земле, пребывавшей в молчанье от века… Пророков, повстанцев, великих и падших, ученых, поэтов… Когда жизнь возродится…

131

Марио Фонсекародился в 1939 году. Пишет по-португальски. Стихи переведены впервые — из «Antologia tematica…».

АРНАЛДО ФРАНСА [132]

Антистихи о спящей красавице Перевод П. Грушко

[133]

Пока ты еще не явилась моим глазам, я знаю — ты не в зачарованном замке, вокруг которого вьются драконы. Чтобы соединиться с тобой, мне не нужна волшебная палочка, не нужно плутать по лесу, опасаться хитрых засад. Ты есть в любом уголке мира, как я — в любом другом уголке. И жизнь твоя — как жизнь любого из нас. Ты ходишь по нашим улицам, под нашим солнцем, разделяя наши печали, мечты, мятежи. И мы обязательно встретимся. Я перережу последний узел веревки, которой я связан, собью ноги о камни дорог и, встретив тебя, во весь голос закричу о победе! Ты обовьешь меня своими руками, голоса наши сольются, твой рот расплывется в улыбке, и навсегда проснутся глаза — и ты без боязни отдашь мне свою чистоту.

132

Арналдо Франсародился в 1925 году на острове Сантьяго. Пишет по-португальски. Стихи переведены впервые — из антологии «Modernos poetas…».

133

В стихотворении «Антистихи о спящей красавице» поэт полемизирует с тенденцией к идеализации жизни, свойственной поэтам Островов Зеленого Мыса предшествующего поколения.

Мир Перевод П. Грушко

Твой ясный голос вплыл в морские дали, улегся шторм, прояснело вокруг, глаза людей по небесам блуждали, и падало оружие из рук. Над пашнями, над зеленью земною, над реками, стекающими с круч, еще луна смертельной желтизною сочилась — череп среди серых туч. Но свет уже царил непобедимо и падали, в огне и струях дыма, стальные птицы смерти в бездну вод. И вскоре на ожившем небосклоне твои возникли добрые ладони, образовав надежды нашей свод.

КАМЕРУН

ФРАНСИС БЕБЕЙ [134]

Маска Ифе Перевод А. Якобсона

Маска Ифе [135] — древесный лик сумеречных времен — следит, ухмыляясь, за хороводом годов, проходящим в ритме маятника часового. — Что есть год и что век? — повторяет она про себя. — Два пальца, скучающих на циферблате; уж не они ль способны меня состарить? Фробениус, к тебе я взываю, к тебе, что меня отыскал под безжалостным солнцем Бенина; взгляни: разве я постарела? Разве не те же морщины на лбу и не то же страданье во взоре? Друг мой, время не старит меня — год ли, век, — что мне два пальца, скучающих на циферблате? Я, маска Ифе, безразлична к векам и в веках неизменна; сегодня — такая ж, как тогда, на свежей земле, когда изваяла меня первобытная сила искусства. Уже не торгуют рабами — десяток сигар за штуку; протяжные стоны не рвутся из трюмов, наполненных смрадом. У жизни иные заботы, и она награждает искусство мещанской медалью за верность текущей минуте. — Как хороша эта маска! — восклицает сноб, не веря себе самому. — Хороша? — откликается архисноб. — Но разве не ясно, что ей не хватает штриха здесь вот, на правом виске. — И профессорьё затевает бесстыдную болтовню, выдвигая тысячи соображений о негритянском искусстве. Будьте ж неладны — вы, возомнившие, что обрели тайный смысл, сокровенное слово маски. Вчерашняя пошлость копируется сегодня: слепые поводыри заблудились в негритянском искусстве, что старо, как мир, и, как мир, первозданно. Будьте неладны — вы, решившие, что разгадали неподвластное разуму слово. Плоские толмачи, чуждый от века язык вам ли дано постичь с вашим бесплодным рассудком? Маска Ифе прислонила древесный лик сумеречных времен к столу, где расставлены сувениры, и говорит их владельцу, туристу, обживающему святые места — Ты, почтивший меня посещеньем, послушай, приятель: хочешь — смотри на меня, не нравится — отвернись, но не суди обо мне; и, главное, умоляю, не пытайся меня разложить по полочкам глупым науки чужого мне мира.

134

Франсис Бебейродился в 1929 году в Камеруне. Пишет по-французски. Стихи переведены впервые — из сборника новелл и стихов «Embarras et Cie» («Тяготы и компания»), Yaound'e, 1968.

135

Ифе— город в Западной Нигерии. Мировую известность приобрели найденные в Ифе произведения традиционной пластики XII–XIV веков, — в частности, маски (см. послесловие)

Оптимизм Перевод А. Якобсона

Ангелы бога образовали конвейер, штампуя кулечки счастья в розово-голубых покоях цвета летних закатов. Ангелы сатаны образовали конвейер, штампуя кулечки злосчастья за серой занавескою капель, составляющих тучу. Прелюбопытное дело… Ливень стоит стеною. Сорок дней и сорок ночей потопа тянутся до сих пор. Мелькнуло нечто иное: радуга осчастливила Ноя, но скрылась за пеленою бесчисленных серых капель, составляющих ливень. Нужны нам новые солнца, сильнее, чем это солнце, нужны такие лучи, которые смогут землю спасти от потоков злосчастья; нужны нам новые солнца, сильнее, чем это солнце, нужны другие лучи, могущие выпить тучу — в предотвращенье потопа. Возьми же свою сноровку, уменье и разуменье и отправляйся в цех, где люди и механизмы фабрикуют счастье для всех. Там, в конвейере длинном, ты найдешь свое место, будешь затягивать гайки, клепать, ковать и слесарить — множить крупицы счастья. Работай, работай, работай для блага себе подобных, так же, как те ангелочки, что выстроились цепочкой, штампуя кулечки счастья и детали нового мира. Работай… — Я? За меня — не волнуйся; лучше я посмотрю, как работаешь ты, как усталость и отвращенье тебя одолеют на склоне лет — на подступах к дерьмовому счастью. Я, развалившись в качалке дней, посмотрю, как раздавит тебя безнадежность, а быть может, все та же надежда; и тогда я спрошу у тебя: — Друг мой, взыскующий неба, задумался ты хоть раз: а что, если бог не хочет, чтоб были счастливы люди?