Пограничье
Шрифт:
— Соня! — в голосе Ларса послышалась боль и обида, но мне, откровенно говоря, было наплевать. В тот момент я думала о своей маме. О том, что я в этот мир, видимо, пришла не без насилия. О том, что Уна была удивительной и сильной волчицей, если сумела полюбить меня после всего. Если защищала меня до последнего вздоха. И даже после того, как перестала дышать.
Я зло почесала ладонью правый глаз и громко втянула воздух, надеясь таким образом прогнать непрошенные слезы.
— Я хотел бы сказать, что Фенрира по прозвищу Лис изгнали из стаи за насилие над женщинами, но это, к сожалению,
Эро достал из внутреннего кармана камушек, сверкнувший янтарным медом, и покрутил его между пальцев, вслушиваясь в злобное рычание Фенрира:
— Она моя! — выдохнул тот.
— Больше нет. Даже по вашим волчьим законам, не твоя. Такие артефакты сами находят носителя. И эта слеза нашла меня. Я думаю, что тогда, много лет назад, Арнульв изгнал тебя именно из-за нее. Что это было? Ты украл у вожака артефакт? Или он хотел получить то, что ему не принадлежало?
— Не твое дело!
— Впрочем, да. Не мое. Да это и неважно, если честно. Важно то, чем эта слеза является на самом деле и о чем мечтали шонаги нескольких поколений под крышей этого мрачного дома.
А мечтать они могли только об одном, конечно. О власти, потерянной давно, о силе, которой клан обладал, когда по правую руку от той, что занимала Темный трон, стояли представители самых сильных семей Лунных волков. И смириться с такой потерей было оборотням не под силу. И не только потому, что даже спустя сотни лет воспоминания были свежи и болезненны, и даже не потому, что смирение и покорность были по определению незнакомы представителям этого народа, но и потому, что древние, разрушительные в своей мощи артефакты жгли руки.
Пауль снова посмотрел на ярко-оранжевую каплю, а затем решительно спрятал ее в карман и продолжил свой маленький экскурс в историю волчьего народа:
— Неясно, кто первым догадался, что янтарные слезы Койольшауки — не просто редкий драгоценный камень, который время от времени все еще находили в скалистых землях Волчьей долины и ее окрестностях, но еще и исключительно ценный минерал, впитывающий в себя энергию места, в котором находится. Не знаю, сколько времени и экспериментов потребовалось местным химикам, чтобы определить силу каждой слезы, чтобы научиться делать вытяжки из этой мощи, чтобы объединить все это в артефакт поистине ценный и...
— Ерунда! — Фенрир оборвал Павлика раздраженным рыком. — Ты даже не понимаешь, чем владеешь. Проклятье. Почему я не заметил тогда, что обронил ее? Все было бы совсем иначе... Черт!
Волк бешено оскалился, а я вдруг узнала его по этому оскалу, хотя и не видела ни разу. Не в этом обличье. Это был тот самый оборотень, с которым Гринольв столкнулся сегодня в «Пьяной свинье». Сегодня? Проклятье, поистине, действительно плохие, я бы даже сказала, отвратительные дни имеют удивительную особенность не заканчиваться.
— Это не камень, болван! — проговорил Фенрир. — Это и есть слеза богини. Все так, как в легенде. Все на самом деле так.
Пауль удивленно приподнял брови.
— Не знал, — проговорил он
и рассеянно потрогал карман, в который опустил артефакт. — Это неожиданно, но, в общем и целом, ничего не меняет. И уж точно не то, что волки научились преобразовывать энергию, заключенную в минералах.— Мы называем их ложные слезы, — снова перебил старый оборотень и устало закрыл глаза. — Они не так сильны, как истинный дар богини, но тоже кое на что способны.
— Например, помочь носителю преодолеть защиту Зачарованного леса, — произнес сыщик, а я вспомнила сына Гринольва, которого мы поймали на территории эльфов. — Или принять облик другого волка... Ведь это ты, а не Гринольв был тогда, возле Ивска, когда мы нашли мальчишку...
И снова я удивилась, вспомнив рассказ Гаврика о волке с зеленой полосой. Действительно, домовенок тогда говорил о том, что был еще один волк, а я почему-то его словам не придала значения. Наверное, потому что совершенно точно знала, что покойный ныне глава клана Лунных Волков в тот момент находился в гостях у эльфов.
— И снова мимо, — проворчал Фенрир, тяжело вздыхая. — Все-таки люди склонны к преувеличениям. Мне казалось, что ты умнее... Я не был возле Ивска. Без истинной слезы принять чужое обличье невозможно. Там был лишь мой фантом.
— Фантом, который может убивать? — удивился Пауль.
— Я никого там не убивал... Не в тот раз. Слушай, — оборотень неожиданно разозлился. — Я что, все должен за тебя рассказывать? Это просто цирк какой-то, а не обличительная речь великого сыщика!
Пауль покраснел правой щекой и произнес, упрямо наклонив голову:
— В главном я не ошибся.
— Угадал, — Фенрир пожал бы плечами, если бы не был скован парализующими заклятиями.
— Я не гадалка, чтобы гадать, — обиделся Пауль. — Я только сопоставил факты. В любом случае, все то, что происходит в последние полгода или около того в обоих мирах и, в основном, в Пограничье, затеяли не волки, но именно они стали главными действующими лицами в этом кровавом спектакле.
Павлик окинул всех мрачным взглядом, а потом с какой-то обиженной досадой в голосе произнес:
— Одного понять не могу, почему всегда молодожены? Это какой-то личный пунктик или тут что-то другое?
Оборотень распахнул глаза и вдруг засмеялся громким издевательским смехом, от которого даже у меня мурашки по коже побежали. Что же касается Гавриила с Лавром, то последний слегка побледнел, непроизвольно вжимая голову в плечи, бросив перед этим завистливый взгляд в сторону домовенка, который, наплевав на предостережения моего внезапно оказавшегося ревнивым мужа, вплотную прижался к моей ноге, которую я спустила с подоконника.
— Серьезно? — отсмеявшись, Фенрир довольно хрюкнул. — Если ты не понимаешь этого, то что ты тогда понял во всем этом деле, мальчик?
В наступившей тишине было слышно лишь тяжелое дыхание оборотня да шум ветра за окном.
— Что я понимаю? — наконец проговорил Пауль. — Я понимаю, что поймал жесткого убийцу. И Стражей, полагаю, ты убивал не из личной неприязни к бывшим хранителям границы. Уверен, что все это имеет под собой какое-то основание, пусть я пока и не понял, какое именно.