Пограничье

— Никогда не думал, что жажда убийства так велика во мне.

Мальчишка удивленно приподнял брови и повел носом, принюхиваясь. Сонья шумно втянула воздух ноздрями и, расслабленно откинувшись назад, приподняла лицо, снизу вверх заглядывая Паулю в глаза:

— Павлик, — пробормотала она, розовея под гневным взглядом. — А мы тут, кажется, династию сменили… И от тебя опять ничем не пахнет. М?

Доверчиво потерлась щекой о китель с чужого плеча и, смешно дернув кончиком носа, пожаловалась:

— Я так устала.

— Народ, я все понимаю, правда, — послышалось откуда-то сбоку, и Эро без особого удивления обнаружил, что и второй преданный поклонник его непоседливой жены тоже здесь. — Но здесь до чертиков страшно. И у меня такое нехорошее предчувствие… Может, уже смоемся отсюда, наконец?

— Мне, кажется, придется остаться, — неуверенно проговорил Ларс Волк и почему-то посмотрел на свои руки, прежде чем оглянуться назад. — Наверное, надо позвать кого-то из Совета… и вообще.

С несчастным видом мальчишка опустил плечи, а затем, явно переигрывая с трагизмом в голосе, пробормотал:

— Что мне теперь делать, Сонечка?

— Довольно! — Пауль решительно рубанул воздух, отгораживая наглого волчонка от своей женщины, начиная потихоньку понимать, что здесь произошло.

Смена династии, значит.

Смерил мальчишку оценивающим взглядом и прямо спросил:

— Ну и? Давно ты это задумал? Как-то мне не верится, что все получилось случайно.

Оборотень улыбнулся нагло и уверенно, а после этого пожал голыми плечами и произнес, стараясь не смотреть в сторону Соньи:

— Не очень давно, но сегодня все и в самом деле вышло почти случайно.

Тонкое тело в объятиях Пауля напряглось, а хрипловатый родной голос недоуменно произнес:

— Ларс, о чем ты говоришь?

Оборотень скривился и попытался оттереть засохшую кровь от лица.

— Наверное, твой юный друг, милая, хочет намекнуть на свою родословную, — даже не пытаясь скрыть злорадства, произнес Эро.

— Родословную? — переспросила Соня.

— Родословную? — удивился племянник покойного Гамлета Лириковича.

— Родословную, — вздохнул Ларс Волк и смущенно почесал переносицу. — Сонечка, ты только не обижайся. Но истинный правитель должен уметь использовать людей.

Зеленые глаза недоуменно округлились, а Пауль, вместо того, чтобы попытаться размазать наглого мальчишку по стене, прошептал:

— Милая, ну его… к чертям… пойдем к Дунае, а? Она велит нам грогу сварить. Опять-таки, Оливка там. И Зойка твоя…

Между тонкими рыжими бровями пролегла недовольная складка, и Сонья проговорила мрачно:

— Будь любезен объясниться.

Пауль прикрыл глаза, непроизвольно сжимая руки на женской талии, Гавриил Пяткин демонстративно посмотрел на часы, а Ларс, который назывался Волком, вздохнул и заговорил:

— Скажи, сестренка, тебе мама рассказывала о нашем отце? Мне рассказывала.

— О нашем?

— Боги не так часто сходят на землю, Сонька. Черт! Я с ума схожу от твоего сладкого аромата. Ты лучше встань чуть дальше. Я себе слово дал, что тебя не трону.

— Поль, — Сонья посмотрела на Эро, несчастно искривив губы и нахмурившись. — Павлик, пожалуйста, я ничего не понимаю…

— Прости, счастье мое, но думаю, он должен сказать тебе об этом сам. 

История Ларса Волка

Он родился в жаркий летний полдень, когда солнце плавилось раскаленным воском на плечи беспечных прохожих, и огласил окрестности протяжным заунывным воплем, от которого у всех коров в деревне свернулось молоко, а старая бабка Конаг, услышав этот яростный вой, поспешила на встречу к мужу в широкие луга предков.

Он родился не так, как рождаются обычные дети-оборотни. Он заставил свою мать помучаться. Несколько дней кряду несчастная роженица была вынуждена менять обличие в попытке убежать от нестерпимой боли, но волчица страдала так же сильно, как и человеческая самка. Может, даже в чем-то больше.

— Богиня! — рычала женщина, закидывая изрезанное морщинами боли лицо к небу. — Избавь. За что ты терзаешь меня?

Богиня молчала, но в глубине души женщина и сама знала ответ. Не нужно было никуда идти в поисках причины гнева богини с колокольчиками. Она была здесь, внутри живота. И эта причина боролась за жизнь, ища выход из колыбели, которая вдруг стала тюрьмой.

Первым словом Ларса стало слово «хочу».

И вторым, и третьим тоже. Хочу пить. Хочу спать. Хочу есть. Хочу быть самым быстрым, самым сильным, самым лучшим. И женщину. Хочу самую красивую женщину в стае. Хочу быть вожаком.

Ларсу едва исполнилось пять лет, когда он озвучил свою мечту. Пять лет. Мать, услышав о желаниях сына, сначала впала в истерику, а потом, не говоря никому ни слова, пересекла узкую полосу, отделяющую Долину от Пограничья, и скрылась в Призрачном лесу. Ну, что ж. По крайней мере, там их не искали долгое и очень долгое время. И время это понадобилось ей — для того, чтобы вырастить из щенка волка, ему — чтобы найти себя в мире завтрашнего дня, и одновременно с этим окончательно потеряться в своих фантазиях. И надо отдать должное матери: она единственному сыну активно помогала во всем.

— Я бы хотела, чтобы ты стал охотником, — шептала она вечерами, когда мальчишка дремал, устроив голову у нее на коленях. — Дерзким, хитрым, самым лучшим под луной. У тебя самые быстрые ноги и самый острый нюх из всех, кого я знаю... Оно и понятно, ты же сын бога... Я бы хотела, чтобы ты стал охотником, а ты станешь вожаком.

Она рассказывала о том, как сложно придется юному Ларсу, как безумен и страшен нынешний глава клана Лунных Волков. Она переплетала реальные истории с существующими легендами и все время говорила о том, как ей повезло быть матерью бога.

Наверное, какое-то время Ларс воспринимал слова матери как данность. Почему бы и нет? Он действительно самый красивый. Он быстрее всех в Призрачном лесу. Он может выследить зайца по следу недельной давности... В конце концов, он первым почувствовал, что недалеко от их логова появилась молодая волчица.

Ее запах сводил с ума и заставлял раз за разом возвращаться под стены Замка, чтобы посмаковать этот удивительный аромат, так похожий на его собственный. Однажды он принес его на себе домой, и мать, оскалившись, проворчала: