Похищение Елены

Рев мгновенно прекратился.

Взлохмаченная маленькая крона кивнула, и под ней из складок коры вырисовались и проявились большие влажные зеленые глаза.

— А какую? — осторожно спросила древесная девочка, вытирая веткой деревянный нос. — Только интересную. И я все сказки уже знаю. И если ты будешь рассказывать какую-нибудь старую или скучную, я опять зареву, — честно предупредила она.

— Такую ты еще не знаешь, — заверил ее царевич, приобнял одной веткой и начал: — Э-э-э… Так вот, значит… Кхм…

— Ты ее забыл! — обвиняюще повернулась к нему лицом Рябинка.

— Нет, что ты! Я ее прекрасно помню.

«Вот только не знаю, какие сказки у вас тут сказки», — мысленно добавил он.

Но времени на размышление не оставалось — девочка уже снова закрыла глазищи, сморщила нос и набрала полный ствол воздуха.

— Ну значит, слушай. Посадил дед… Дуб… Репку. Выросла Репка большая-пребольшая. Стал Дуб Репку из земли тащить…

— Зачем?

— Н-ну… Чтобы она на поверхности жила. Как они…

— А-а…

— Вот. Тянет-потянет, а вытянуть не может. Позвал Дуб Липу. Липа — за дуб, дуб — за Репку, тянут-потянут, вытянуть не могут. Позвала Липа… Малину. Малина — за Липу, Липаза Дуба…

Рябинка с интересом дослушала до того места, когда при решающем усилии Крапивы Репка все-таки увидела белый свет, но, когда Иванушка сделал попытку произнести: «Тут и сказке конец», нижняя губа снова многообещающе оттопырилась.

— А дальше?

— Дальше?..

— Да, дальше. Что было дальше?

Иван задумался.

А в самом деле, что же могло быть дальше?

— А дальше Дуб вымыл Репку и положил на… на… на камушек… сушиться. Полежала-полежала на камушке Репка, да надоело ей. Соскочила она на землю и покатилась. Катится она этак по дороге, катится, а навстречу ей… навстречу ей… — Иван панически оглянулся по сторонам и увидел бабочку. — …А навстречу ей — Бабочка. И говорит: «Репка-Репка, я тебя съем!» А она ей: «Не ешь меня, Бабулечка, я тебе песенку спою». И запела: «Я ядрена Репка, уродилась крепкой, полежала, посушилась и по лесу покатилась. Я от Дуба ушла, и от Липы ушла, и от Малины ушла, и от Шиповника ушла…» — покатилось вместе с шаловливой Репкой повествование Иванушки по более-менее знакомой колее.

Рябинка слушала, восхищенно раскрыв рот.

Последним, как самый опасный противник Репок, был извлечен на свет…

— …Червяк. И только раскрыла Репка рот, как он — а-ам! — и проглотил ее…

— А-а-а-а-а-а-а!!!..

Иванушка даже подскочил.

— Ты чего? Ты чего ревешь опять?

— Ре-э-эпку жа-а-а-алко-о, а-а-а-а-а!!!..

Сердце царевича, непривычное к такому количеству детей и слез, не выдержало, екнуло, пропустило удар и призналось, что Реп… то есть Колобка всегда было жалко и ему. И каждый раз при чтении этой сказки оно упорно надеялось, что уж на этот-то раз конец точно будет счастливым и подлая Лисица понесет наказание за свое коварство или по меньшей мере останется без обеда. И вот теперь Иванушке представился уникальный шанс восстановить попранную безжалостными авторами сказки справедливость, и он понимал, что если не воспользоваться им сейчас, то сотни поколений детей всех галактик ему этого никогда не простят.

— Но это еще не все, — произнес Иванушка таким воодушевленно-заговорщицким голосом, что девчушка моментально плакать перестала, проглотила последние, еще не успевшие найти выход слезы и вытаращила на него огромные круглые глазищи. — В это самое время, не за морем-за горами, а на грядке с сорняками жил-был царь Горох. И было у него три сына: старший — Чеснок Горохович, средний — Укроп Горохович и младший — Лук Горохович. И настало им время жениться. И сказал им царь: «Сыны мои любезные. Сделайте-ка себе из бузины трубочки да выстрелите горошинами на все четыре стороны. Куда ваша горошина упадет, там и ищите себе невесту». Выстрелил первым старший сын Чеснок-царевич — попала его горошина… — Иванушка сделал театральную паузу, не подавая вида, что лихорадочно пытается вспомнить, что же еще растет на грядках. Картофель и моркофель? Нет. Картошка и моркошка? Нет, тоже не так. Морковь и картофь? Да нет же. Да как же ее там?..

Девчушка затаила дыхание и не отрывала от лица царевича завороженно-влюбленного взгляда, и Иван, скорее почувствовав, чем поняв, что сегодня его сельскохозяйственное бескультурье не может стать помехой триумфу всемирной справедливости, вдохновенно продолжил:

— …попала его горошина в темницу, где сидела красная девица — боярышня Моркова! И освободил ее, и привел на двор к отцу. Выстрелил средний сын Укроп-царевич — и попал в высокую башню, где томилась царица полей — Кукуруза, и спас ее оттуда, и привел к отцу. А младший сын попал своей горошиной прямо в лоб отвратительному Червяку. Охнул Червяк и издох. А Лук-царевич распорол ему брюхо, и вышла оттуда жива-здоровехонька, весела-веселехонька Репка. И привел ее Лук на двор к отцу — царю Гороху, и радости-то было, и тут же все веселым пирком да за свадебку. И я там был, водицу пил, по коре текло — в рот не попало.

Девчушка радостно всплеснула своими ручками-веточками, разулыбалась, быстро обняла Ивана, вскочила и побежала от него прочь.

— Эй, постой, ты куда? — оторопел от такой развязки Иванушка.

— Брату сказку рассказыва-а-ать!.. Спаси-и-и-иба-а-а-а!.. — донесся до него удаляющийся деревцын голосок.

Тут царевич разулыбался сам не зная чему, кряхтя поднялся и, покачиваясь и спотыкаясь всеми своими корнями, на двух из которых к тому же нелепо болтались поношенные сапоги из кожи заменителя, направился к горному источнику, высоко выбрасывающему свои хрустальные воды из-под земли посреди широкой и глубокой естественной гранитной чаши метрах в десяти от него.

Интересно, куда попадет он теперь?

Частью какой истории ему предстоит стать?

Снова промелькнуть и, оставив едва заметный след, нестись сквозь пустоту дальше?

Появились ли обитатели в городе джиннов?

Что сталось с кланами обиженных невест?

Вернет ли брат мамино ожерелье Рябинке?

Справилась ли Вахуна со спасением Панта со племянники?

Интересно было бы узнать.

И Иван шагнул в мечущую на солнце искры воду.

— Помогите!.. Помогите!.. Помогите!..

Потерявший всякую надежду развязаться самому и вконец выведенный из себя видом двух скрюченных трупов своих недавних мучителей, Виктор решил попробовать позвать на помощь.

Вообще-то памятуя слова магов о коконе молчания или сфере тишины, или как они там это называли, он не очень-то рассчитывал, что его вопли кто-нибудь услышит, и поэтому топот множества ног по коридору и ворвавшиеся в комнату хозяин и прислуга с разнообразной кухонной и хозяйственной утварью различной степени тяжести явились для него приятным сюрпризом.

— Помогите!.. — еще раз повторил он и для пущей убедительности безуспешно поизвивался на полу и пожал плечами. — Развяжите меня!

Но Толстый Мансур почему-то не торопился.

— Что эти двое делают у тебя в комнате? Вы знакомы? — подозрительно прищурился он и взял лопату на изготовку.

— Нет, что вы, уважаемый хозяин! Я впервые их вижу. Как только я вошел в эту комнату и закрыл за собой дверь, они ворвались в нее, связали меня и стали пытать.

— А где кровь?