Похищение Елены

— Ну как? — коршуном бросился к нему человек в синем бурнусе, перепрыгивая через три ступеньки крыльца большого дома.

— Он в наших руках, брат! — Изрезанное морщинами, как скомканный лист бумаги, загорелое лицо старьевщика озарилось торжествующей улыбкой. — Все, как мы и рассчитали! Надуть караван-сарайщика было парой пустяков. Хотя почему надуть? Кувшин за котелок — все честно! — И братья расхохотались.

— Ну где же он? — подпрыгивая от нетерпения, младший брат — Иудав, дипломированный черный маг третьей степени, нырнул в кучу хлама на телеге.

— Здесь. — Откинув борт, одним движением руки старший брат, не менее дипломированный черный маг четвертой степени по имени Гагат, сбросил верхние слои, и на самом дне, среди дырявых тазов и гнутых стремян, во всей своей зеленобокой красе пред ними предстал помятый кувшин.

— О как он красив! В жизни ничего не видал прекраснее! — протянул к нему дрожащие руки Иудав. — Вот оно — наше могущество, наше богатство, наша власть над всем миром! Мы им всем еще покажем! Они у нас еще поплачут! Они у нас попляшут!

Зашло солнце, и слуги зажгли факелы во дворе.

Серый безрадостно выловил из воды небольшое состояние, достаточное для покупки всего караван-сарая и его окрестностей в радиусе километра.

Иван так и не появился.

Вздохнув, в который раз отчаянно, но безуспешно пытаясь придумать хоть какой-нибудь план поисков пропавшего друга, он натянул сапоги и направился к зданию.

И натолкнулся на старика.

Вернее, если быть точным, это старик налетел на него, выскочив внезапно из не успевшей еще прочно приклеиться к земле темноты, и, обогнув его и даже не извинившись, прихрамывая и держась за поясницу, под скрип суставов, спешно заковылял дальше.

Впрочем, его «дальше» было не так уж и далеко.

Доскакав до мусорной кучи неподалеку от фонтана, старик коршуном набросился на нее и стал яростно расшвыривать, кряхтя, охая и горестно причитая, будто в поиске случайно выброшенного семейного бюджета на тридцать лет вперед.

— Дедуль, — обратился к нему Волк, посочувствовав незадачливому пенсионеру. — Чего ищем-то? Может, помочь чего? Может, факел принести? Или лампу?

— Принеси, — бросил через дрожащее плечо старик и снова чуть не с головой зарылся в хлам.

Когда лукоморец вернулся, кучи как таковой уже не было. Повсюду, даже в фонтане, валялись и плавали ее бывшие составляющие.

А на ее месте лежал, скорчившись, растрепанный старик и плакал.

Волку стало не по себе.

— Послушай, дед, эй, дедуль! Ты там потерял чего, что ли? — осторожно тронул он старика за тощее плечо. — Деньги, что ли? Так дам я тебе денег, не убивайся ты так из-за ерунды какой-то! Сколько тебе надо?

— Уйди, отрок! Дай мне умереть в одиночестве! Мне теперь ничто не поможет!..

— Да что случилось-то?

— Его нет здесь… Нет!.. Его украли… Он пропал… Я погиб… Я погиб… — всхлипывал он, не слыша ни единого слова, обращенного к нему.

— Да перестань ты стонать, дед! — не выдержал Волк. — Не будь бабой! Можешь ты мне толком рассказать, что у тебя пропало, или нет?! Подумаешь, потерял! Найдется завтра! Утро вечера мудренее.

— Я могу не дожить до утра, о громогласный отрок, — прервав на секунду свои стоны и утерев грязным рукавом глаза, мрачно сообщил старик. — Насколько я знаю, без него я могу умереть с минуты на минуту. И это будет достойным наказанием за мою глупость и гордыню, да будет проклят тот час, когда пришла в мою бесталанную голову эта дурацкая идея!

— Да без чего — «без него»-то?

— Без моего кувшина!

Первым порывом Серого было расхохотаться, но он заметил при свете факела выражение лица старика, и смех костью застрял у него в горле.

— Какого кувшина?

— Моего кувшина. Я там живу. Я джинн.

— Джин? Это такая вонючая водка? — уточнил лукоморец.

Мгновенно позабыв про свое бедственное положение, старик то ли с ужасом, то ли с надеждой уставился на него.

За много столетий ему первый раз приходилось объяснять одно и то же очевидное явление два раза за два дня.

— Нет, о гость из далекой страны, — медленно покачал он головой — то ли из-за дежавю, то ли из-за остеохондроза. — Джинн — это я. И мне никогда еще никому не приходилось растолковывать… вот уже целый день… и даже больше… кто такие джинны.

Взведенная до предела нервная система Серого выстрелила.

— КОМУ ЕЩЕ? — яростно ухватил он за грудки старика. — НЕМЕДЛЕННО ГОВОРИ, КОМУ ЕЩЕ!

— Вчера… Тоже чужеземцу. Его звали… Звали… Такое трудное иностранное имя… На «Н» начинается… Или на «В»… Нет, на «А»…

— Где он?!

— Кто, чужестранец?

— Да!

— В кувшине.

— Чево?.. — хватка Серого от изумления ослабла, и старик смог, ойкая, опуститься на землю.

— Кхм… Извини… Я не хотел… так вот… Погорячился. Но у меня друг пропал. Иваном звать, — опустился рядом и Волк.

— Вот-вот! Кажется, это он. Иван. Как я и говорил.

— Что ты с ним сделал, старый пень? — снова подскочил Серый.

— Я не хотел… Я хотел вернуться… Вскоре… Когда-нибудь… Может быть… Эта куча лежала тут сорок лет. И никто ее не трогал. Я погиб…

— Вот что, как тебя там…

— Шарад.

— Да. Шарад. Пойдем сейчас ко мне в комнату, и все по порядку расскажешь, пока я тебя не убил.

Настал великий день и звездный час братьев, о котором они мечтали с самых младых ногтей, со школьной скамьи, как о манне небесной.

Возможно, не в последнюю очередь из-за своей мечтательности они и оставались на этой скамье гораздо дольше положенного остальным ученикам — сначала на дополнительные занятия, а когда и этого оказывалось мало — на второй год.

Не то чтобы они испытывали какую-нибудь склонность к творению зла вообще и к черной магии в частности, но это была семейная традиция их древней династии знаменитых колдунов и чародеев, и поэтому перед их отцом никогда не стояло выбора, какому ремеслу отдать учиться своих отпрысков. Хотя на пятнадцатый год посещения родительских собраний, каждый раз с чувством невинно осужденного, ведомого на публичную казнь, он уже искренне жалел, что их семейная профессия — не погонщик верблюдов или подметальщик улиц.