Похищение Елены

— Безумцы! Перестаньте! Что вы делаете?!

— А что мы делаем? — озадаченно нахмурился купец, но быстро понял, что полный ужаса вопль адресовался не ему.

А кому тогда? Он завертел головой и сразу увидел: на самой вершине горы моряки, судя по всему отчаявшиеся найти что-нибудь более интересное на долгожданной, но такой негостеприимной земле, баграми колотили по гладкому, безлесному, похожему на яйцо куполу.

— А что они делают? — заинтересовался Семьбаб, но капитан корабля — похоже, это именно его довели до предынфарктного состояния действия команды — не удостоил их ни малейшего внимания.

— Все назад! Возвращаемся на корабль! Отплываем немедленно! — как оглашенный орал он.

— Да что случилось? — напуганный помимо воли, Семьбаб развернулся и грузно затопал по трапу вверх.

Фарух, нервно оглядываясь на неприветливую ранее и ставшую открыто враждебной сейчас гору, без промедления последовал за ним, едва не подталкивая купца в спину для увеличения скорости.

Раздробленные кости волов и прочих верблюдов весьма кстати пришли ему на память.

— Что случилось, капитан Махмуд? — воздев руки к небу, вопрошал запыхавшийся Семьбаб.

— Все на корабль! Это гнездо! Это яйцо птицы Рух! Она сейчас вернется, и мы все погибнем! — хватался за бритую голову старый моряк.

Те члены команды, которые услышали последний вопль своего капитана, побросав багры, что было духу припустили вниз по склону.

Откуда-то издалека донеслись звуки, как будто кто-то с балкона вытрясал гигантское одеяло.

— Птица Рух летит!

У моряков у самих как будто выросли крылья, и вся команда мгновенно оказалась на борту.

Капитан сбросил сходни, матросы побежали на реи ставить паруса, гребцы налегли на весла, и корабль испуганным верблюдом (присутствие на острове костей которых теперь так легко объяснялось) рванулся прочь.

Но было слишком поздно.

Огромная тень, закрывающая полнеба, легла на остров, и мамаша (или папаша?) Рух увидела ущерб, причиненный людьми ее гнезду.

Со злобным криком подхватила она в когти камень величиной с маленький дом и нашла круглым птичьим оком поспешно удаляющийся корабль.

Пара взмахов бескрайних крыльев — и она уже заходит в пике.

А-а-а-ах!

Плюх!

Кр-ра-а?!

Неторопливо развернувшись, Рух улетела за вторым камнем.

Он упал совсем рядом, и поднявшаяся волна накренила корабль так, что с мачты сорвалось несколько матросов.

— Она полетела за третьим!

— Мы погибли!

— Какому сыну шакала, обиженному разумом, пришла в его булавочную головку мысль разбить яйцо?!

— Откуда я знал, что это яйцо? Оно было просто похоже на яйцо, и я подумал…

— Оно было похоже на яйцо, потому что это и было яйцо!..

— Тебя-то никто не заставлял его бить!

— Я посмотрел на тебя, придурка…

— Сам придурок! И сын шакала тоже!

В пылу перепалки, когда проявилось самое примечательное из человеческих качеств — в беде искать виноватого, вместо того чтобы искать выход, — даже любопытный Семьбаб забыл про Фаруха и его странную непотопляемую кухонную утварь.

Скрючившись, присев на корточки и убедившись, что его не видно из-за пузатых тюков с товаром, Фарух быстро потер свой кувшин и зашипел:

— Джинн, выходи!

Иван, как и в прошлый раз, появился без предупреждения, встал в полный человеческий рост и недовольно скрестил руки на груди.

— Что, уже приплыли?

— Приплывем сейчас!.. На дно!.. На нас нападает птица Рух!!!

— Птицерук? — переспросил царевич.

— Птица Рух! Это гигантская птица. Она сбросит на нас камень, и все потонут.

— А при чем тут я?

— Ну ты же джинн! Сделай же что-нибудь!

— Сколько раз тебе можно повторять, что никакой я не… Батюшки-светы!.. — Иван увидел стремительно приближающуюся птицу. — Ёже-моёже, как сказал бы отрок Сергий!

— Видишь?.. — теперь уже чуть не подвывал от ужаса Фарух. — Сделай же что-нибудь! Сделай! Семью премудростями Сулеймана заклинаю тебя!..

— Что сделать?.. — Иванушка запаниковал и сам.

Провести века и тысячелетия на дне морском, пока его не выловит какой-нибудь глубоководный тральщик или ныряльщик-пионер, в его планы вовсе не входило.

— Хоть что!.. Прогони ее!!! Прогони!!! Джинн!..

Такого птица Рух — ужас прибрежных сел и городов, кошмар морей, напасть горных деревень — не видела никогда.

К ней обращались с мольбами, проклятиями и просто с очень короткими нечленораздельными вскриками, но ТАКОГО ей никто и никогда еще не говорил.

— Кыш! Кыш! Кыш! — сердито загудело в поднебесье.

Из уст человека в ее адрес это звучало бы смешно, не будь этот человек нескольких сотен метров высотой и не размахивай он перед собой курткой размером с арбузное поле.

Надменная Рух, безжалостная Рух, мстительная Рух первый раз в жизни почувствовала себя вамаясским воробьем.

Выпустив из когтей небольшую скалу и едва увернувшись от рукава исполинской куртки, она, нарушая все законы аэродинамики и анатомии, поджала хвост, втянула голову в плечи, развернулась и, едва удерживаясь, чтобы не зачирикать, во все лопатки припустила домой.

— Что это было? — уперев руки в боки, затребовал объяснений Семьбаб почему-то именно у Фаруха.

— Что — это? — слабо попытался удивиться Фарух.

— ЭТО — выговорил купец с таким видом, что Фарух понял, что уловки его не пройдут. Но тем не менее сделал еще попытку.

— Массовая галлюцинация?

— Не старайся казаться умнее, чем ты есть! ЭТО! ЯВЛЕНИЕ!

— Джинн-хранитель, семейный талисман. Он не продается, — быстро добавил Фарух еще до того, как Семьбаб успел открыть рот.

— Ах, не продается… — оценивающе прищурился купец. — А как насчет оплаты проезда?

— Когда мы прибудем в Шатт-аль-Шейх, моя семья заплатит тебе столько, сколько ты запросишь, — снисходительно соврал Фарух, стараясь не думать о матери, перебивающейся с купленных в долг бобов на принесенную в соседском ведре воду.