Похищение Муссолини

— Не думаю, что следует охотиться за каждым дуче, появляющимся на просторах от Атлантики до Хуанхе. Но если фюрер поручит мне это…

— Пока что вам предстоит подобрать группу русских военнопленных, которые согласились бы совершить теракт против вождя всех времен и отца всех народов. Мои агенты уже даже присмотрели восемь человек, из которых надлежит отобрать максимум четверых.

— Значит, такая операция все же готовится? Это всерьез?

— Вы один из немногих, кто оказался посвященным в нее. Пленные, кстати, тоже пока не знают, что их ожидает. Хотя и понимают, что готовят их в разведывательнодиверсионной школе отдельно от всех неслучайно.

— Тех, что будут окончательно отобраны, после тщательнейшей проверки и испытаний мы могли бы перевести на свои «Специальные курсы особого назначения Ораниенбург».

— Но лишь после тщательнейшего отбора и еще более тщательной проверки.

Кальтенбруннер хлопнул ладонями по краешку стола. Все, кто общался с ним, знали, что этот удар означал: тема исчерпана. Очень часто обергруппенфюрер исчерпывал ее до того, как собеседник успевал подступиться к главному в ней, однако продолжать разговор не решался уже никто.

— На приготовление к отъезду на аэродром, гауптштурмфюрер, у вас остается полчаса. С этого дня вы — Высший Посвященный СС. Вернее, станете им после вечернего таинства в «Вебельсберге». Повторяю, это большая, даже слишком большая, честь для любого, гауптштурмфюрер.

«Которой вы, Отто, опять обязаны мне и только мне», — договорил Скорцени то, на что упорно налегал Кальтенбруннер.

5

Средневековый замок мрачно высился на плоском каменистом взгорье, и старый парк с черными, давно не зеленеющими, кронами все еще пытался скрывать его от посторонних глаз, от всего, что происходило в этом мире вне его стен.

Приближаясь к воротам «Вебельеберга», Скорцени поймал себя на мысли, что, кажется, он уже бывал здесь и, возможно, не один раз. Во всяком случае; восточные очертания привратной арки, окрестный ландшафт; валуны, окаймлявшие пешеходные дорожки… — каким-то образом давно знакомы ему. Сейчас он чувствовал себя рыцарем, вернувшимся из крестового похода. Стоит приблизиться к замку — и заскрежещут цепи подъемного моста, со ржавым ревматическим стоном откроются тяжелые дубовые ворота, и рожок привратника возвестит обывателей о том, что доблестный рыцарь Скорцени с победой и славой вернулся в свое родовое гнездо.

«Вдруг так оно все и было на самом деле? — поддался этому наваждению Скорцени. — Вдруг это во мне возродился дух одного из предков? Значит, так и должно было случиться. Само провидение вело меня к этим башням, само провидение…»

Даже усиленная охрана из офицеров СД и целая стая машин, мобилизованных в Паденборне для того, чтобы доставлять сюда из ближайшего аэродрома элиту СС, не в состоянии были разрушить ту ауру таинственности и вечности, что царила сегодня в «Вебельсберге».

Когда Скорцени появился в окутанном фиолетовой дымкой, зарождавшейся из полумрака замка и сияния светильников, зале, все, кто находился здесь, удивленно посмотрели на него. Гауптштурмфюрер? Скорцени? В «Вебельсберге», замке посвященных?!

Нет, вслух своего удивления не высказал никто. Да никто и не усомнился в Том, что в зале появился новый посвященный, будь он хоть эсэсманном [58] , ибо войти сюда мог лишь с позволения САМОГО. И все же появление на встрече начальника отдела диверсий СД многим показалось вызывающим. Объяснение этому могло быть только одно: на небосводе тайного рыцарского ордена СС появляется новая звезда.

Скорцени уже был предупрежден, что в «Вебельсберге» громкие приветствия не приняты. Поэтому он вежливо склонил голову, приветствуя всех вместе, и тотчас же устремил свой взгляд туда, в конец зала, где возвышалось троноподобное кресло, в котором когда-то давно, очевидно, восседал владелец замка, а теперь имели право сидеть только те, по чьей воле создан их Черный Орден: Гитлер или рейхсфюрер СС.

58

Рядовой войск СС.

Ни того, ни другого в зале пока не было, и трон пустовал. Но сколько «принцев» алчно посматривали на него. Скорцени знаком был пока что не со всеми, однако многих уже узнавал. Ну, вон хотя бы тот… группенфюрер СС Фегеляйн, женатый на сестре Евы Браун, а п >му считавшийся одним из наиболее приближенных и доверенных лиц Гитлера.

А кто это приветливо улыбается ему? Ах да, обергруппенфюрер СС из штаба Гиммлера, он же заместитель «имперского руководителя молодежи» Лаутербахер. В этом зале он предстал еще и в качестве гаулейтера Вестфалии, а посему чувствовал себя в какой-то степени хозяином замка.

Группенфюрер, рейхсмедик профессор Карл Гебхардт — степенный, молчаливый. Скорцени уже пришлось сталкиваться с ним, когда проходил специальное медицинское обследование, без которого не был бы назначен на должность в Главном имперском управлении.

А эти двое, как истинные фронтовики, держатся чуть особняком: обергруппенфюрер и генерал-полковник войск СС, командир третьей танковой дивизии СС «Мертвая голова» Йозеф Дитрих, и тоже вызванный с фронта бригаденфюрер СС, командир дивизии «Рейх» Пауль Хауссер.

Наткнувшись взглядом на Скорцени, Хауссер приветствовал его взмахом руки, скромно, но искренне. Под началом этого генерала в 1941 году он наступал на Москву.

Словно прочитав его мысли, Хауссер, улыбаясь, подошел, чтобы пожать мужественную руку своего боевого офицера.

— СС еще зажит о себе, Скорцени, — неожиданно сурово произнес он. — Независимо от того, как сложится обстановка на фронтах, СС должен выжить. Это рыцарский орден, созданный на века. Я, старый солдат» понимаю это так.

— Сделаю все от меня зависящее, — так же сурово и клятвенно заверил Скорцени, зная, что теперь, кроме Кальтенбруннера, в этом зале у него есть еще один союзник. Он отметил это про себя с таким волнением, словно его вызвали не для участия в совете ордена СС, а для суда эсэсовского Трибунала чести.

— Вы были одним из моих лучших офицеров, Скорцени. Но, если берлинское руководство сочло необходимым пригласить вас на службу в СД, значит, вы ценитесь и в Берлине. Я, старый солдат, понимаю это только так.

— Только так, — с едва заметной улыбкой подтвердил Скорцени.

Ему нравилась солдатская простота этого генерала. Он часто вспоминал речь бригаденфюрера, которую тот произнес, стоя на танке, в полночь 21 июня 1941 года, за несколько часов до того, как двинуть части дивизии на Россию. Как они, солдаты дивизии «Рейх», внимали тогда каждому слову генерала! Как верили ему! Скорцени до сих пор помнит, что речь свою Хауссен закончил словами: «Через несколько недель мы проведем в Москве парад победы».