Похищение Муссолини

Не получилось.

Но вина в этом не старого солдата Хауесера. Он, гауптштурмфюрер Скорцени, до сих пор воспринимает себя как боевого офицера дивизии «Рейх» и по-прежнему верит своему генералу.

Тем временем к ним приближался слегка располневший бригаденфюрер. Невысокого роста, близоруко щурящийся, он буквально вклинился между Хауссером и Скорцени и, глядя на генерала, поинтересовался, кивая в сторону диверсанта:

— Что это за гауптштурмфюрер? Что-то я его не припоминаю.

— Отто Скорцени. Из СД, — машинально ответил Хауссер и вдруг обиженно взорвался: — Да это же Скорцени, черт побери, шеф диверсантов СС! Уж этого-то парня мог бы и запомнить.

— Ов-ва! Бригаденфюрер Монке, с вашего позволения, — медленно повернул голову генерал: — Дивизия «Адольф Гитлер» [34] .

Скорцени не был знаком с этим человеком, а потому взглянул на него с хладнокровным безразличием.

— У вас еще будет возможность познакомиться поближе, я, старый солдат, так понимаю, — заполнил некстати возникшую паузу Хауссер.

— Не сомневаюсь, — пророкотал своим внушительным басом Скорцени.

34

С 1944 г. бригаденфюрер СС Вильгельм Монке воевал на Западном фронте в качестве командира дивизии СС «Адольф Гитлер». Награжден Золотым крестом. В апреле 1945 г. был назначен Гитлером последним командиром боевой группы по обороне правительственного квартала Берлина, в котором находился бункер фюрера. Взят в плен советскими войсками. Осужден.

6

Их беседа была прервана появлением в зале личного адъютанта Гитлера обергруппенфюрера Шауба и начальника личной охраны группенфюрера Раттенхубера. Эти двое не произнесли ни слова, но прибывшие на совет, а их было человек тридцать, сразу поняли: через две-три минуты появится фюрер. И принялись молча разбираться с местами.

— Здесь у каждого свое кресло, — вполголоса объяснил Хауссер Скорцени, когда почти все расселись. Бригаденфюрер специально задержался возле гауптштурмфюрера, зная, что определиться ему будет трудновато. — Но возле меня свободно, я, старый солдат, так понимаю.

— Благодарю. Есть человек — должно быть и место.

Наконец все расселись, и на какое-то время в зале воцарилось томительное молчание. Все посматривали то на появившегося рейхсфюрера Гиммлера, стоявшего теперь у своего кресла, справа от трона, то на входную дверь, у которой все еще оставались Шауб и Раттенхубер.

Но вот дверь распахнулась и появился Гитлер. Он на несколько секунд остановился, довольно небрежно вскинул руку, отвечая на приветствие подхватившегося зала, и медленно направился туда, где его поджидал Гиммлер.

Он уже прошел мимо Скорцени, но потом вдруг остановился и, оглянувшись, пристально посмотрел на него.

— Скорцени? — спросил он, словно удивляясь, как тот мог оказаться здесь.

— Я, мой фюрер.

— Отныне вы такой же посвященный, как и все мы. И… вы мне понадобитесь.

— Яволь, мой фюрер.

Еще несколько мгновений Гитлер, почти запрокинув голову, смотрел на гиганта-эсэсовца. Он неосторожно приблизился к нему и потому казался слишком маленьким и невзрачным. Скорцени понял это и Даже на полшага: отступил, упершись в доску стола. Но это не помогло. И еще он обратил внимание, как фюрер постарел с той недавней поры, когда видел его в последний раз. Землистое лицо стало еще более рыхлым, левая щека нервно подергивалась, взгляд усталых глаз едва пробивался из-за мешковатых коричнево-пепельных складок.

— Вы понадобитесь мне, Скорцени, — почему-то повторил Гитлер и, опустив, наконец, голову, медленно двинулся дальше.

Того, что он сделал сейчас для гауптштурмфюрера, было вполне достаточно, чтобы с этой минуты на новичка смотрели совершенно по-иному.

Скорцени так и не понял: произнес что-либо фюрер или просто движением руки повелел всем сесть. Но случилось так, что все опустились в кресла, а он обнаружил себя все еще стоявшим посреди зала. Себя и фюрера. Который тоже присел, было, но потом медленно, не сводя глаз со Скорцени, поднялся. И какое-то время они так, молча, и стояли друг против друга.

«Он скажет, — пульсировала в сознании Скорцени одна и та же, еще не сформировавшаяся, мысль. — Он должен сказать. Сейчас он должен сказать ТО! Это может, это способен сказать только он».

Как оказалось, этих слов фюрера ждал не только Скорцени. Все собравшиеся с внутренним содроганием ждали их. И все же они прозвучали совершенно неожиданно. Словно не были произнесены одним из присутствующих здесь, а зарождались из затаенного до поры до времени Голоса Вечности.

— Я видел нового человека. Он уже здесь. Он живет среди нас. Он жесток и смел. Смел и жесток! Мысли чело-веко-червей земных нацелены сейчас на события, происходящие на фронтах. Их интересуют линии фронта, начерченные военными на картах, и списки погибших, публикуемые гробовщиками из бульварных изданий. Они видят только то, что способны видеть их глаза, а слышат лишь то, что творит молва и вещает толпе наша пресса. Они не способны проникнуться Духом Парсифаля. Не способны воодушевиться космической энергией Вриля [59] , — сотрясал фюрер поднятыми вверх кулаками, и Скорцени — незаметно для себя усевшемуся на подсунутое Хауссером кресло, или, может быть, насильно усаженному им — вдруг показалось, что вместе с содроганием рук его начали содрогаться своды замка, — эти человеко-черви не способны понять, что Германия ведет войну не только против наседающих на нее со всех сторон врагов… Что ее земная борьба ничто по сравнению с той, высшей, духовной, космической борьбой, которую ведут Избранные и Посвященные рейха за обладание энергией плотного воздуха [60] , за право владеть знаниями Высших Посвященных [61] , которые из всех народов по-настоящему познали и признали в качестве своих преемников только арийцев. Эти Высшие Посвященные уже вышли из недр Земли и соединились с Разумом Космоса. Они, только они, вступив в союз с нами, избранной расой, будут иметь право возродить нацию великих Гигантов. Но они ждут своего часа. Их приход невозможен до тех пор, пока мы, их избранники, их посвященные, не очистим планету от всего того, что способно загрязнять чистоту германской крови, не избавим мир от «существ, чуждых естественному порядку природы» [62] . Мы должны взрыхлить почву для того, чтобы возродившиеся в Тибете потомки Высших Посвященных Атлантиды смогли засеять её семенами новой расы, новой космической цивилизации.

59

Вриль — всепоглощающая энергия Вселенной, овладев которой человек якобы способен стать Повелителем своего тела и всего мира. В Германии существовало «Общество Вриля», членами которото являлись многие высокопоставленные нацисты.

60

Церемония посвящения в воины СС напоминала церемонию обета рыцарей Тевтонского ордена, которую, из-за. атмосферы крайней напряженности, называли «церемонией плотного (густого) воздуха».

61

Согласно тайному нацистскому учению, Высшие Посвященные — некие полубоги, являющиеся духовными наставниками арийцев, воспитателями сверхчеловека.

62

Так Гитлер отзывался о евреях.

Гитлер выдержал большую тягостную паузу. Скорцени воспользовался ею, чтобы обвести взглядом присутствующих. Он мог поклясться, что ни один из них не замечает его сейчас.

«Гитлер сам пребывает в медиумическом трансе и вводит в него своих слушателей, — разочарованно сказал себе Скорцени. — Вот и вся “загадка фюрера”. И эта истеричка — вождь народа? Правитель огромной цивилизованной империи, стремящейся изменить существующий в Европе и во всем мире порядок? Ко власти в Германии должен прийти, наконец, тот самый “новый человек”, который пригрезился фюреру».

— Наша революция — есть новый этап, — взбодрил слушателей очередным извержением эмоций Гитлер. — Вернее, это есть окончательный этап революции, который ведет к прекращению хода истории.

«“К прекращению хода истории?!” — растерзал свои шрамы убийственной улыбкой гауптштурмфюрер Скорцени. — Бред. Любая попытка прекратить ход истории — всего лишь один из ходов этой самой истории. Германия достойна иного, настоящего фюрера. Не этого, иного, ей пока не сниспосланного, а посему — ты будешь служить этому фюреру, как обязан служить своей идее истинный рыцарь».

— Мир вступил на решающий поворот, — вещал тот, кто уже не сомневался в своем божественном предназначении. — Мы — у шарнира времени. На планете произойдет переворот, смысла которого непосвященные просто не в состоянии, не в силах будут понять. Происходит нечто несравненно более важное, чем обычное земное явление новой религии… [63]

«“Нечто несравненно более важное, чем явление новой религии” — вот, оказывается, в чем сущность, Скорцени, — сказал себе Отто. — Оказывается, фюрера можно воспринимать всерьез лишь до тех пор, пока видишь в нем Бога. Пока не задумываешься над целесообразностью его решений и самого его существования. Фюрер, его проповеди, вся наша национал-социалистская идеология — для обычного человека имеют смысл лишь до тех пор, пока он слепо верит, пока преисполнен фанатизма веры. Истинный верующий не должен подвергать сомнениям ничего из того, что составляет предмет его веры и его поклонения. Иначе он попросту перестает быть верующим. Однако не забывай: для тебя фюрер — это не ефрейтор Шикльгрубер, это идея тысячелетнего рейха».

63

В речи Гитлера использованы егоистюшые высказывания.

7

Гитлер говорил еще несколько минут, но, поглощенный своими размышлениями, Скорцени почти не слышал его слов. Правда, это не помешало ему подхватиться вместе со всеми и, подняв руку в римском приветствии, Прогромыхать свое зычное «хайль».

Трехкратное «хайль» умолкло, но посвященные СС все еще стояли, будто ждали чего-то. И не ошиблись. Именно теперь фюрер сказал то главное, ради чего все они и были собраны здесь.

— Человек как творение еще не завершен. Все мы стоим на грани великой трансформации человека в сверхчеловека. Старая человеческая порода уже давно вошла в стадию упадка, и суть нашего национал-социалистского движения в том и заключается, чтобы ускорить ее распад, Давая возможность Природе активизировать созидательный процесс Великой Трансформации. Каждые семьсот лет, да-да, каждые семьсот — об этом свидетельствуют все новейшие научные изыскания, — человечество поднимается на новую ступень своего исторического и духовного развития. Новую, высшую ступень. Залогом борьбы за Посвященного Сверхчеловека служит явление нам сыновей Бога. Пройдет еще немного времени, и вся творческая сила, весь воинственный дух, вся непоколебимость нынешней германской нации трансформируется и сосредоточится в новой расе. Которая будет прогрессировать. В то время как старая безжалостно и почти бесследно Исчезнет.