Похищенная невеста
Шрифт:
— Мне они не нужны, — хриплым голосом произнес он. — Оставь их у себя или выброси. Что пожелаешь. Но только не предлагай их мне.
— Да, деньги Темплкомба, но желание дать их тебе принадлежит Верити, — заметил Барнабас. — Она считает, что взяла их в долг, и при первой возможности отдаст ему. Так Верити сказала мне по дороге в Шер-Плейс. Эти деньги, как она выразилась, ее подарок.
— И от нее я их принять не могу, — с трудом сдерживая гнев, ответил Доминик. — Неужели ты ничего не понимаешь? Боже мой, я для нее слуга, которому надо платить!
— А вот тут я тебя совсем не понимаю, — сказал Барнабас. —
Возникло напряженное молчание.
— Мне не нужно никакой награды, — наконец тихо произнес Доминик. — И она это хорошо знает.
— А ты хорошо знаешь, что она тебе не милостыню подает, — парировал Барнабас. — Она умоляла меня, чтобы ты взял деньги ради нее, а не себя.
Ради нее! — подумал Доминик, глядя на набитый кошелек.
Есть ли на свете вещь, которую он не сделал бы ради нее? Да будь у него возможность, он исполнил бы любое ее желание! Как мало он мог предложить ей. А теперь он должен был принять от нее деньги и идти своей дорогой. Темплкомб не достоин ее, но он, по крайней мере, защитит ее от человека в маске.
Черная Маска! Глаза Фейна лихорадочно заблестели, и он громко вздохнул. Теперь он знал, как и чем можно помочь Верити.
Под пристальным взглядом актера Доминик взял кошелек и взвесил его в руке.
— Сэр Лоуренс оказался на удивление щедрым, — заметил он. — Здесь денег много больше, чем мне нужно.
Барнабас сдвинул шляпу на затылок и, открыв в изумлении рот, уставился на Доминика.
— Нет, таким я тебя еще никогда не видел! — воскликнул Пайк. — Что же заставило тебя так быстро изменить решение?
— Я вспомнил, что не все еще сделал, — нахмурившись, ответил Фейн. — Дружище, еще жив молодой щеголь, подговоривший Нэта Трампера похитить Верити. Теперь она в безопасности, и я смогу заняться его поисками.
— Хочешь его разыскать? — спросил Барнабас. — Ну а если найдешь, что тогда?
— Когда я его найду, — мягко поправил его Доминик. — А это я непременно сделаю. Пока мне не станет известно, кто он такой, я не успокоюсь. Я знаю, как его обезвредить.
И в подтверждение своих слов он вытащил из ножен шпагу на несколько дюймов и вставил ее обратно.
— Да, неплохо, — согласился Барнабас. — Но как ты собираешься найти человека, лица которого не видел?
Доминик покачал головой.
— Кое-что мне о нем известно, — сказал он. — Во-первых, он хочет избавиться от Верити Холланд и знает, где и когда она бывает. Если я ничего не узнаю о нем в таверне, в которой мы встречались, то займусь домочадцами Верити Холланд. И второе. Пусть я не видел его лица, зато хорошо запомнил его голос. По нему я его легко опознаю.
— Не забывай, что и он тебя сразу узнает, — напомнил Барнабас.
Фейн криво улыбнулся:
— Этим он себя только выдаст.
Актер некоторое время задумчиво глядел на него. Он понимал, какая угроза нависла над его другом и что в поисках человека в маске Доминик меньше всего будет думать о собственной безопасности.
— Если ты намерен искать его в Лондоне, то в первую очередь опасайся Трампера. Ведь с того дня,
как он сбежал из тюрьмы, мы о нем ничего не слышали. Так что, скорее всего, он вернулся в свою берлогу.— Непременно! — заверил Доминик. — Он наверняка захочет свести со мной счеты. Поэтому надо быть начеку. — Он протянул Пайку руку. — Прощай, Барнабас. Ты знаешь, как я тебе благодарен.
— Да ничего я для тебя не сделал, — крепко пожимая руку Фейну, смущенно пробормотал Барнабас. — Жаль, что не могу поехать с тобой. Ведь я владею своими игрушками не хуже, чем ты своей шпагой.
Сказав это, он свободной рукой отодвинул полу своего плаща и похлопал ладонью по висевшим на ремне кинжалам.
— О, в этом я уже убедился, — ответил Доминик. — Да, мне бы твое умение.
— Когда закончишь свои дела, приезжай к нам, — улыбнувшись, произнес Барнабас. — Я тебя с удовольствием научу. Ты ведь знаешь, куда мы направимся после ярмарки. Твоему приезду все обрадуются.
— Спасибо за приглашение. Наверное, приеду. Ну, Барнабас Пайк, прощай.
— Удачи тебе, Доминик Фейн, — ответил артист.
Он долго смотрел в спину удалявшемуся от него Фейну. Когда тот скрылся из вида, Пайк тяжело вздохнул и направился в сторону Кловертона.
Доминик, не теряя времени, взял курс на Лондон. Соблюдая осторожность, он добирался до столицы, обходя проезжие дороги.
К заходу солнца он преодолел только малую часть своего долгого пути. Ночь провел в каком-то амбаре, зарывшись в сено, и на рассвете следующего дня продолжил путь. По дороге Фейн, боясь быть узнанным, избегал общения с людьми и купил себе еду в одиноко стоявшем доме. Годы изменили его, но не настолько, чтобы старые знакомые не узнали его. Тем более, что на его лице был шрам.
К вечеру он ушел от родных мест так далеко, что уже не мог встретить никого из своих прежних знакомых. Теперь Доминик, не таясь, смог войти в первую попавшуюся деревню.
На ночлег он устроился в одной из двух деревенских гостиниц, причем выбрал большую, где было много постояльцев. Ужинал Фейн на огромной кухне. Кое-кто из посетителей пытался завязать с ним разговор, но он отвечал неохотно, и в конце концов его оставили наедине с его мыслями.
Все они, естественно, были о Верити Холланд. Она постоянно стояла перед его глазами, пробуждая в нем приятные и в то же время мучительные воспоминания. Он понимал, что у Темплкомбов ей придется несладко, поскольку прекрасно знал установленные в Шер-Плейс порядки. Ему вспоминалась гнетущая обстановка в доме, строго обставленные комнаты, гасящие звуки шагов толстые ковры, следившие друг за другом слуги, старая хозяйка с орлиным взглядом и ядовитым, как у змеи, языком. Как сможет выдержать все это Верити? Не сломается ли она, не заледенеет ли ее доброе сердце?
Осознав, что он не в силах ей помочь, Доминик мысленно выругался. Да, он мог найти и обезвредить человека в маске, но из-за своей бедности уберечь ее от Темплкомбов не мог.
Фейн вспомнил о матери, несчастной женщине, медленно угасавшей в браке за нелюбимым и жестоким человеком, и ярость вскипела в нем. Ведь та же участь должна постигнуть и Верити. Правда, Верити сильна духом, не то что его мать, бедная, забитая Изобель, и, тем не менее, без любви к сэру Лоуренсу счастлива она быть никак не может.