Похождения отставного полковника Плохоты

Полицейский инспектор Дрочкин обставил сцену встречи с Захаром Сергеевичем в духе римских палачей времен милейшего императора Нерона. И так же свирепо, как они в свое время произносили: "Киньте этого негодяя христианина львам!" - Дрочкин сказал:

– В обезьянник его!

Ни слова больше, ни слова меньше. Только в глазах полицейского инспектора при этом появилось выражение какого-то особого извращенного наслаждения. Сергей Захарович поклонился и с достоинством сказал:

– А я готов. Как я понимаю, "за решетку" означает - в одиночку, а это не так уж плохо.

– Не очень-то здесь распинайтесь, - рявкнул Дрочкин, на что Захар Сергеевич ответил:

– Я человек скромный и буду благодарен за все, что вы для меня сделаете.

В камере на скамье сидел, задумавшись, какой-то человек. Его лицо выражало апатию. Видно, ему не верилось, что дверь отпирали для того, чтобы выпустить его на свободу.

– Мое почтение, - сказал Захар Сергеевич, присаживаясь на скамью.
– Не подскажите, который теперь час?

– Мне теперь не до часов, - ответил помятый мужик бомжеватого вида.

– Здесь недурно, - попытался завязать разговор Захар Сергеевич.
– Скамья из натурального дерева.

Мужик не ответил, встал и быстро зашагал в узком пространстве между дверью и решеткой, словно торопясь что-то спасти.

А Захар Сергеевич между тем с интересом рассматривал надписи, нацарапанные на стенах. В одной из надписей какой-то арестант объявлял полиции войну не на живот, а на смерть. Текст гласил: "Вам это даром не пройдет!" Другой арестованный написал: "Ну вас к черту, петухи!" Третий просто констатировал факт: "Сидел здесь 25 июля.". Была и надпись, потрясающая своей глубиной: "Помилуй мя, господи!" А под этим: "Поцелуйте меня в ж...". Буква "ж" все же была перечеркнута. Следующей была "Улыбнись! Видеть не могу, твою кислую рожу". Насмешили Захара Сергеевича две надписи "За мной толпа идущих на х..." и "Хруст сухарика оглушил меня".

Мужик, бегавший между дверью и скамейкой, словно состязаясь в марафонском беге, наконец, запыхавшись, остановился, сел на лавку, положил голову на руки и вдруг завопил:

– Выпустите меня! Нет, они меня не выпустят, - через минуту сказал он как бы про себя, - не выпустят, нет, нет. Я здесь с шести часов утра.

На него, вдруг, ни с того ни с сего напала болтливость. Он поднялся со своего места и обратился к Захару Сергеевичу:

– Нет ли у вас случайно при себе ремня или подтяжек, чтобы я мог со всем этим покончить?

– Это ещё зачем?
– засомневался Захар Сергеевич.

– Повешусь.

Мужик заплакал, размазывая грязными руками слезы и выкрикивая:

– У меня дети, а я здесь за пьянство и за безнравственный образ жизни. Бедная моя жена! Что скажут на работе!

– А кем вы работаете?
– спросил Захар Сергеевич.

– Дворником, - мрачно ответил мужик.

Наконец он как будто немного успокоился, подошел к двери и начал колотить в нее руками и ногами. За дверью послышались шаги и голос:

– Чего надо?

– Выпустите меня!
– проговорил он таким тоном, словно это были его предсмертные слова.

– Куда?
– раздался вопрос с другой стороны двери.

– На работу, - ответил несчастный отец, супруг, пьяница, развратник и дворник в одном лице.

Раздался смех, жуткий смех в тиши коридора... И шаги опять стихли.

– Видно, вы тут не в первый раз и изрядно достали весь полицейский участок, раз полиция так здорово ненавидит вас, - сказал Захар Сергеевич, в то время как его безутешный сосед опять уселся рядом.

– Сидите себе спокойно, и ждите дальнейших событий. Если вы работаете, женаты и у вас есть дети, то все это действительно ужасно. Вы, если не ошибаюсь, уверены, что вас выгонят с работы?

– Трудно сказать, - вздохнул тот.
– Дело в том, что я сам не помню, что такое я натворил. Знаю только, что меня откуда-то выкинули, но я хотел вернуться туда, закурить сигару. А началось все так хорошо... Видите ли, начальник нашего ДЭЗа отмечал свой день рождения и позвал нас выпить с ним, потом я пошёл в винный магазин добавиться...Что я делал потом - не помню... Знаю только, что уже здесь, в полицейском участке, когда меня сюда привезли, оба полицейских рапортовали, будто я напился, вел себя непристойно, приставал к старушке на улице, отобрал у неё мобильный телефон, умышленно плюнул на её радикюль, разбил мраморную доску на генеральском доме с перечнем всех генералов живших в том доме. Больше я ничего не делал... по крайней мере не помню, чтобы я еще что-нибудь натворил... Поверьте мне, я порядочный, интеллигентный человек и ни о чем другом не думаю, как только о своей семье. Что вы на это скажете? Ведь я не скандалист какой-нибудь?

– И сильно вам пришлось потрудиться, пока вы разбили эту мраморную доску, или вы ее раскололи с одного маху?
– вместо ответа поинтересовался Захар Сергеевич.

– Сразу, - ответил интеллигентный дворник.

– Тогда вы пропали, - задумчиво произнес Захар Сергеевич.
– Теперь скажут, что вы подготовлялись к этому путем долгой тренировки. На суде все подсчитают и подведут итоги, подгонят под серьезное преступление.

– На суде?
– пролепетал отец семейства и, повесив голову, впал в то неприятное состояние духа, когда человека пожирают упреки совести.

– А дома знают, что вы арестованы?
– спросил Захар Сергеевич, - может жена вас возьмёт под залог.

– Вы думаете?
– наивно спросила жертва дня рождения босса.

– Попросите позвонить ей. Может и не будут вас судить. Вам не холодно?
– участливо спросил Захар Сергеевич, заметив, что мужик дрожит, как в лихорадке.
– В этом году конец лета что-то холодноват. А у вашей жены с детками есть на что жить, пока вы будете сидеть? В ответ послышались рыдания:

– Бедные дети! Бедная моя жена!

– Да ладно, не убивайтесь так, - ободрил его Захар Сергеевич.
– После того, что случилось, ваша репутация ещё не погублена на всю жизнь. Людей с подмоченной репутацией на свете, раз в десять больше, чем с незапятнанной.

В коридоре раздались шаги, в замке загремел ключ, дверь отворилась, молоденький полицейский вызвал Захара Сергеевича, и молча повёл по лестнице на второй этаж.

В комнате за столом сидел Дрочкин, рядом с ним заплаканная Рита и тамада Юрик у которого под глазом красовался фиолетово-зелёный фингал.

– Захар Сергеевич, - примирительно сказал Дрочкин, - зачем нам с Вами ссориться? Обстоятельства дела мне ясны. Ваша жена всю ситуацию нам разъяснила. Юрий Сергеевич Жучков написала расписку, что не имеет больше претензий и мы, вероятно, отпустим Вас домой. Больше так не делайте. Вы избили человека на работе, но сообщать об этом поступке в ваше литературное агентство, мы не будем. К тому же, учитывая, что Вы заслуженный пенсионер, имеете звания, награды, это дело и совсем не стоит выпускать наружу. Отпускаю вас на поруки. Больше к нам не попадайте.