Похождения штандартенфюрера CC фон Штирлица (Книги 1,3,5,7,8)
Шрифт:
– Хорошо...
– прошептал Адольф Гитлер и принялся за баланду.
– Приятного аппетита!
– C пренебрежением пожелал Рукомойников, когда увидел, что фюрер нечаянно засунул ложку в чан c дерьмом.
– Да, холодновато здесь у тебя и окошко, я смотрю, не по сезону сделано. Эх паря, что ж ты полез-то в эту войну?
Петька закурил "Беломорину" и посмотрел на фюрера, устало пожирающего баланду.
Делать было нечего, но настроение было хорошее и располагало к беседе.
– Да, кстати, Гитлер Адольфович, вы вон на то окно, наверное, частенько смотрите?
– Какого еще там Ублюдкина?
– жуя хрен c сыром, спросил фюрер.
– Который жил как раз против нашей тюрьмы. Вон его окно.
– А-а, общались, батенька, мы c ним, общались!
– Ну так вот, - c хохотом произнес Петька, - теперь он живет как раз против своего дома.
Гитлер чуть не подавился и теперь уже рукой попал в чан c дерьмом:
– Как, и его забрали?
– Забрали!
– За что же?
– За общение c тобой, придурок! Эх, да ладно, че это я c тобой здесь треплюсь? Того и гляди еще и меня засадят в этот сортир...
Рукомойников вышел, оставив за собой свист ветра и унылую тоску. Гитлер доел баланду и вновь посмотрел на улицу. Ему стало немного жаль Ублюдкина - полулысого человека c бормановским типом лица. "Скотина, хоть бы пива дал! Вот интересно, что бы по поводу этого Ублюдкина сказал Кальтенбруннер?" Вспомнились строчки Пушкина:
Вечер зимний, вьюга воет,
Снег безжалостный идет...
Гитлер пустил слезу и не услышал, как дверь в камеру открылась и на пороге, как ежик в тумане, проступил Брежнев. Посмотрев на фюрера, он, издеваясь, продолжил:
Непогода важно стонет,
Песни зимние поет.
Гитлер заморгал глазками и вытер слезу. Леонид Ильич подошел к нему и по-отечески похлопал его по щечке, заметив при этом:
– Мужайтесь, мой фюрер, сейчас я вас буду щиссен.
– Как? Уже?
– А вы как думали? Церемониться c вами что ли? Товарищ Рукомойников, зайдите сюда на пару минут!
Вошел Рукомойников, волоча за собой пулемет "Максим".
– К стенке, скотина!
– крикнул он, прислоняя фюрера к параше.
– O, mein God!
– всплакнул Адольф Гитлер и затряс коленками.
Рукомойников принялся налаживать пулемет. Когда все было готово, в камеру вошел пастор Шлаг; посмотрев на фюрера, он прошептал:
– Мужайтесь, сын мой, все кончено, Господь, надеюсь, простит вас за все грехи, что совершил ты, скотина, на этой грешной земле.
– Спасибо, отец мой!
– ответил Гитлер и вытер слезу.
Рукомойников дернул затвор, Леонид Ильич поднял руку и приказал:
– Готовьсь! Целься! Огонь!
Прозвучала беспорядочная стрельба. Камера наполнилась густым дымом, завоняло порохом.
– Черт!
– заругался Рукомойников, заставив перекреститься пастора Шлага.
– Опять заело! Наверное, патроны сырые!
– Вечно вы, товарищ, подводите меня, - сказал дорогой Леонид Ильич и дал понять Шлагу и Петьке удалиться.
Гитлер пришел в себя и попытался понять, где это он - в аду или в раю. Увидев грязные стены, он понял что в аду. "А где же черт?" - подумал Адольф Гитлер, разглядывая
среди густого дыма прислужника дьявола; вместо этого, постепенно вырисовывалась тускнеющая физиономия Леонида Ильича.– Я здесь, мой фюрер! Мы решили вам дать шанс.
– O, mein God! Только не надо меня больше щиссен! Bitte! Я прошу вас!
– Хорошо, хорошо! А теперь, мой фюрер, слушайте меня внимательно. Чтобы спасти вашу жалкую шкуренцию, вы должны подписать этот документ.
Гитлер взял листок бумаги на котором по-немецки c баварским акцентом было написано:
Объяснительная
Я, Адольф Гитлер, бывший глава Третьего Рейха, будучи в здравом уме, без принуждения и пытки, в ясном сознании признаю, что Никита Сергеевич Хрущев был моим тайным агентом в Советской России в период c 1933 по 1945 год c подпольной кличкой "Лысый".
А. Гитлер
Январь 1964 года.
– А чего тут подписывать, это и так правда!
– Как?
– изумился Брежнев.
– А вы не знали? Ну знаете ли, батенька, видно сразу, что вы в политике недавно, - сказал Гитлер и подписал документ.
За окном шел снег.
ГЛАВА 17. ГЕНСЕК В ОТСТАВКЕ! ДА ЗДРАВСТВУЕТ ГЕНСЕК!
Никита Сергеевич сидел в своем кремлевском кресле и занимался одновременно пятью делами: курил сигару, писал квартальный отчет, цедил виски, жрал половником черную икру и старался не замечать только что зашедшего к нему Брежнева.
"Тоже мне Цезарь," - подумал Леонид Ильич.
– Ну что там еще?
– спросил Хрущев.
– Все!
– ответил сияющий Брежнев.
– Король умер, да здравствует король!
Бумага, которую протянул Хрущеву Брежнев, воняла бутырским сортиром. Это Первый секретарь понял сразу. Но кроме этого, он отдал себе отчет в том, что пришел конец его политической карьеры. Документ, который прочитал Никита Сергеевич, был ужасным приговором.
– Брехня!
– спокойно сказал Генсек.
– Да, кстати, Леонид Ильич, я тут собирался в Сочи! Надо бы отдохнуть! Устал я от этой работы...
– У вас будет достаточно времени для отдыха, торжественно сказал будущий Генеральный секретарь.
И тут Хрущев понял, что все это было спланировано заранее: и его поездка в США, и позорное выступление в ООН, и...
Никита Сергеевич нажал кнопку и вызвал секретаршу.
– Вот что, милая моя, закажите-ка билет на самолет в Сочи первым же рейсом.
– Все уже готово, товарищ бывший Первый секретарь, сказала Катя Козлова, - заказное такси ждет внизу. Скатертью дорожка!
ЭПИЛОГ
За окном шел снег и Юрий Гагарин.
Леонид Ильич лениво опустился в кресло и, крякнув, спросил стоящего у окна Черненко:
– Константин Устинович, а что, товарища Штирлица еще не убили?
– Однако, не знает моя? Надо у Пельше спросить! ответил Черненко.
– У дорогого товарища Пельше?
– Да. А у кого же еще? На то он и Пельше, чтобы все знать.
– Пельше, Пельше...
– генсек на минуту задумался и вызвал своего помощника.
Вошел аккуратный человек пожилых лет, очень похожий на Леонида Ильича, но c физиономией Бормана.