Похождения штандартенфюрера CC фон Штирлица (Книги 1,3,5,7,8)
Шрифт:
– Тогда вы все должны понять сразу и без лишних объяснений.
– Но, простите...
– Мартин Рейхстагович...
– Но, простите, Мартин Рейхстагович, я хотел бы напомнить вам, что Штирлиц тоже коммунист и в партии он более нас c вами. Не нам судить о его действиях и поступках.
– Я вам сказал, - воскликнул Борман.
– Это одно и то же. А опорочить его перед глазами мировой общественности мы должны. Директива спущена и не мне вас учить, что ее надо выполнять, и все тут! А, может, Генрих Кальтенбрунович, вы против партии?!
– Вы меня оскорбляете!
– Я? Да что вы! Уж не мне
– Предателем?
– оборвал его Кальтенбруннер.
– Да я за свой партийный билет готов жизнь отдать! Я - коммунист до мозга костей!
– Ну, ну, друг мой, я погорячился. Впрочем, хватит дискуссий, посмотрим, какой вы коммунист. Итак, к делу, пишите.
Кальтенбрунер взял ручку и принялся записывать слова мелкого пакостника:
Полковник Максим Максимович Исаев находясь на ответственном задании в Мексике (или в Бразилии, точно пока не установлено) грубо нарушив партийную дисциплину и потеряв облик человека коммунистического труда, вел распутную жизнь c тамошними плохо одевающимися девицами подозрительной наружности. Снюхавшись c некой Марианной, означенный Исаев опорочил ее и по принуждению заставил вступить в партию. Этого ему показалось мало, и он завел связь c барышней легкого поведения, некой Ракелией, которая разоблачила нашего агента по кличке Голубая Розочка. Кроме этого, тот же Штирлиц позволил скрыться классовому врагу мирового пролетариата - сорок восьмой маме. Все эти факты имеют под собой документальную основу и в лишних аргументах и фактах, а также доказательствах, не нуждаются...
– Но это же не доклад! Это же донос, товарищ Мартин Рейхстагович!
– Кальтенбруннер наморщил лоб и прекратил писать.
– Что вы имеете в виду, Генрих Кальтенбрунович?
– Я имею в виду текст, который вы только что продиктовали.
– Ах, текст! Так вот, друг мой! Или вы его подпишите, или положите партбилет на стол, или одно из трех! Вы меня давно знаете? Давно! Я, в отличие от вас и подхалима Шелленберга, не путаю действия c поступками! Выполняйте распоряжения, товарищ Кальтенбруннер, я уже и так теряю терпение. А может, меня осенила мысль, вам в морду дать?
Вместо ответа, генеральный советник быстро подписал документ и передал его Борману.
– То-то! А то не могу, не хочу!
– Мартин Рейхстагович положил бумагу к себе в папку и поспешно вышел.
"Борман для чего-то точит зуб на Штирлица, - подумал Кальтенбруннер и закурил.
– А впрочем, мне на это глубоко наплевать! Это их проблемы! У этих русских вечно что-то не так. Стоп! Причем здесь русские? Ведь Борман... значит Штирлиц все знает... А может это была проверка? Тогда я погиб".
Генеральный советник быстро затушил сигарету и тяжело откинулся в кресло. За окном шел дождь, не сулящий ничего хорошего. Старый партиец был подавлен и неожиданно понял, что его провели.
– Конечно провели!
– громовым голосом сказал Хуан Антонио, сидевший все это время под столом.
– А-а, дорогой мой Хуян! Это вы?! Вечно вы неожиданно появляетесь!
– Кальтенбруннер чихнул и c гордостью посмотрел на своего агента, специально подготовленного для работы в Мексике.
– Так вы думаете, что все кончено?
– Ну, это не совсем так...
– Говорите
яснее.– Дело в том, что можно все устроить так, что Борман сам будет скомпрометирован этим донесением Хонекеру...
– Неужели это возможно?
– Я вам отвечу положительно, но нам придется подключить к этому делу двух человек.
– Кто эти люди?
– Кальтенбруннер резко встал и подошел к окну, голос его был резок, выражал злобу и нетерпение.
– Генрих Кальтенбрунович, их имена вам ни о чем не скажут, но только c помощью этих двух мы сможем обвинить мелкого пакостника в неверности его супруге и в предательстве коммунистических идеалов.
– Что вы все вечно тянете, дорогой товарищ Хуян Антонио, итак - их имена?
– Это товарищ Даниэла Лоренте и Мария Сорте...
– Но позвольте, - вскричал Кальтенбруннер.
– Эту Сорте я прекрасно знаю и, если мне не изменяет память, она является второй дочерью Мюллера от третьего брака c этой, ну как ее...
– Долорес...
– Точно! C этой милой старушенцией.
– У вас хорошая память, дружище. Но я хочу вам, товарищ генеральный советник, напомнить еще один любопытнейший факт. Эта самая Долорес еще при существовании Четвертого Рейха была завербована ЦРУ для работы в Бразилии...
– В Мексике...
– Да, да, вы правы. Впрочем, какая разница, в Аргентине или в Мексике, хоть в Уругвае, ну пусть будет в Мексике. Хотя мне милее Венесуэлла. Впрочем, "ближе к телу", как говорил Мопассан, так вот, ее дочь пошла по стопам своей матушки.
– Как?! Сорте - агент ЦРУ?!
– Вот именно.
– Значит... Ага! У этой же Сорте дружеские связи c Джиной - женой Бормана. Но это же прекрасный шанс - шанс опорочить Бормана, - озарило Кальтенбруннера.
– Конечно, камрад генеральный советник! Две женщины, у одной из которых партбилет, а у другой - шпионские инструкции вражеского государства не могут не интересовать наше ведомство, а тем более, наших коллег из Совдепа.
– Да, но тогда зачем нам эта... вторая, как ее там?
– Лоренте?
– Да.
– Даниэла Лоренте - наш тайный агент в Южной Америке, вступивший в контакт c Марианной, Ракель, сорок восьмой мамой и что самое важное, c этой Марфушей Сорте.
– А Борман ее знает?
– Кого?
– Ну не Марфушу же?!
– Нет, товарищ Кальтенбруннер, и даже не догадывается о ее существовании.
– Значит, в случае необходимости, она может дать показания против Бормана?
– Да, мой учитель!
– Хуан Антонио вытянулся так, что товарищ Кальтенбруннер еле увидел его чудную головку, маячившую между потолком и люстрой ручной работы семнадцатого века.
– Немедленно вызовите ее в Берлин!
– строго приказал Кальтенбруннер.
– Она уже здесь!
– Хуан Антонио подошел к старинному комоду, в одном из ящиков которого лежала свернутая калачиком Даниэла, нажал тайную кнопку, девушка вывалилась наружу и, вытянувшись по стойке "смирно", отрапортовала:
– Товарищ генеральный советник! Агент серии СГП4274784321 под номером 468053 по вашему приказанию прибыл!
– Вольно!
– приказал Кальтенбруннер.
– Итак, вы все знаете. Ваша задача - опорочить товарища Бормана в глазах товарища Хонекера, товарища Штирлица - в глазах товарища Черненко. Вы все поняли?