Поиграем со смертью?..
Шрифт:
Минута. Две. Тишина. И только моё собственное дыхание, да глухие удары глупой сердечной мышцы не давали поверить, что эта комната — склеп, и вокруг только смерть. Значит, он нас предал. Отлично. Значит, я дождусь утра и позову Клода. Плевать, если и он предаст. Тогда я дождусь тех, кто явится сюда, и буду грызться до последнего. Потому что… я хочу жить. И хочу, чтобы выжил мой брат. Но если встанет вопрос, кому выжить, мне или ему, что я выберу? Кого спасу в первую очередь?.. Хватит, Осипова. Не сейчас. Не думай о том, о чём не хочешь думать. В аквапарке ты уже сделала выбор — спасла себя, а не его, Алексея же спас отец. Так что хватит. Если история повторится, и перед тобой встанет тот же выбор, ты должна будешь его повторить. Спастись сама. Ведь так?.. Только почему сейчас это не кажется правильным? Почему я хочу, чтобы Лёшка выжил, несмотря на то, что он предавал меня не меньше, чем я его?..
Я умру?
Нет, я буду бороться до конца. Изо всех сил. Я не изменюсь, и я не сдамся. Иначе это буду уже не я, а жалкая половая тряпка, которая не заслуживает права на жизнь. Борись, Инна. Разминай мышцы. Пытайся развязаться. Верёвка ведь уже немного ослабла…
Я продолжала планомерные движения руками, а горло жгло от жажды. Но это мелочи, без воды можно протянуть трое суток, хотя придётся пройти муки Ада. Но что такое Ад по сравнению с подземным переходом, где, словно в мясорубке, из живых существ делают кровавое месиво, а толпа, будто в китайском горшочке, куда закидывают насекомых, уничтожает всё на своём пути, затаптывая самых слабых — стариков, женщин, детей… лишь бы вырваться из этого кошмара. И не знает, что выхода у неё нет. Ведь сон не закончится до тех пор, пока ты не докажешь, что достоин проснуться. А ты просто хочешь жить, и честь уже не важна. Можно наступить на ребёнка, друга, брата… Только потом ты себя не простишь. Никогда. Ведь ты предал самого себя, убив других. Но разве это важно? Ведь ты всё же выжил. Но не проснулся — ночью те люди вернутся к тебе. И ты никогда не вымолишь прощения. Но знаешь, поменяйся вы местами, они бы тоже на тебя наступили. Потому что жизнь — самый ценный приз. И жить хотят все. Или почти все. И это не плохо. Это просто суть всего живого. А ещё, естественный отбор — это суть самой жизни. И те, кто хочет выжить больше остальных, выживают. Слабые же телом и духом погибают. Хорошо это или плохо? Это никак. Потому что такова жизнь, а она бесцветна. И ты можешь раскрасить её в те цвета, в которые захочешь. Она попытается нанести чёрные тона на холст, но ведь ты можешь добавить в три раза больше светлых. И тогда ты проснёшься. Но иногда светлые тона не помогут выжить. И приходится жить в алом мире. Есть ли шанс проснуться у того, кто идёт по трупам? Есть ли шанс спастись у того, кто предаёт самого себя? Не знаю. Стоит проверить!
Я выживу, несмотря ни на что. И я не проявлю слабость. Ведь выживает сильнейший!
Щелчок. Дверь распахнулась, и в чёрном проёме, зияющем, как врата преисподней, загорелось два алых костра. Алых, как кровь, алых, как боль, алых, как эта чёртова жизнь. Он пришёл. Не предал. Не солгал.
— Себастьян…
— Да, госпожа.
Два голоса, странно спокойных в этом чёрном Аду.
— Мы с братом должны выжить любой ценой.
— Любой?
Ни издевок, ни насмешек — лишь констатация факта.
— Абсолютно. Даже если придётся сделать этот мир алым.
— Это приказ?
Глаза, похожие на капли крови, горевшие адским огнём, ждали команды.
— Да, Себастьян. Это приказ.
Больше сомнений не будет.
— Yes, my Lady.
Демоническое танго можно танцевать только на углях. И мы его станцуем. До самого конца.
До смерти.
Поклон, улыбка, вспыхнувшее в красных глазах странное удовлетворение. Улыбка в ответ, такая же жестокая и беспощадная, движения рук, не замерших ни на секунду, безразличие. Впервые в жизни я решила стать палачом, и почему-то мне на это было наплевать. Наплевать даже на то, что всегда волновало — на мнение окружающих, призывающее меня «быть как все» и не выделяться ни пацифизмом, ни излишней жестокостью. Я всегда была жестока, но давила это в себе, чтобы не привлекать излишнее внимание. Хватит. Сейчас я верю в свою правоту, а остальное меня не волнует. И это к лучшему. Потому что я больше не хочу ни в чём сомневаться.
Внезапно верёвки упали с моих рук, а демон, подошедший так быстро, что я и не заметила, с улыбкой произнёс:
— Я обещал, что не буду лгать Вам, и, соответственно, не предам. Но знайте: служить беспощадному хозяину мне интереснее, нежели мягкосердечному. Потому не забывайте эту улыбку, госпожа. Она Вам к лицу.
— Без язвительного комментария ты ни одной фразы сказать не можешь. Тебе не надоело? — я встала, опираясь на стену, но ноги держали плохо. — Пора спасать моего брата. И мне плевать, как ты это сделаешь.
Меня подняли на руки и несильно прижали к затянутой в старинную жилетку груди. Себастьян надел свой костюм, демонический. Значит, он готов к бою, и серебряные ножи найдут свою цель. А я буду рядом. До самого конца. Потому что это мой Ад. А с демоном в Аду веселее, чем в одиночестве,
правда?— Yes, my Lady.
====== 22) Изменения ======
«Fors omnia versas».
«Слепой случай меняет всё».
Фрак демона был насквозь мокрым, а с чёрных волос падали холодные дождевые капли. Он, видимо, бежал до этого дома вместо того, чтобы переместиться, и это было крайне странно. Себастьян же, с коварной улыбкой на губах, быстро шёл по коридору, неся меня как принцессу, и прислушивался к звукам за дверьми, правда, на каждую из них у него уходило не больше секунды. Я, конечно, могла и сама идти, но затёкшие мышцы меня точно затормозили бы, а двигаться надо было как можно быстрее, потому я не сопротивлялась попытке демона покуситься на мою самостоятельность. А вот состояние его одежды, точнее, причина этого, меня беспокоила…
— Почему ты не переместился сюда? — шёпотом озвучила я не слишком важный на данный момент, но способный пригодиться на будущее вопрос, и демон, хитро на меня покосившись, пояснил:
— При перемещении связь с хозяином теряется, ведь я оказываюсь в подпространстве. Перемещаясь, надо либо точно знать, куда направляешься, либо быть уверенным, что господин, на Зов которого идёшь, не изменит местоположения. Если же хозяин покинет то место, найти его будет сложно, особенно если он потеряет сознание и переместят его тело. Оставаясь же в этом мире, я не теряю связь с господином и чувствую его местоположение после Зова до того самого момента, как встречусь с ним. К тому же, перемещение на Зов привело бы меня в неизвестное помещение, где вполне могли быть враги, державшие Вас в заложниках, а переместиться, скажем, в соседнюю комнату или на улицу я не мог — Зов не дает ответа на вопрос о местоположении хозяина. Я могу почувствовать Вас и идти к Вам, как к свету маяка, но узнать, что с Вами происходит и кто Вас окружает, невозможно.
Мы выбрались из подвала, и яркий свет резанул по глазам. Дождь за окном ещё стоял стеной, но небо начинало светлеть, а в коридорах горели свечи и фонари — видимо, охрана решила, что в темноте преступникам проще прятаться, и во избежание новых инцидентов устроила светопреставление. Ну вот зачем молния вырубила свет, а? За какие такие преступления она меня так «одарила»? Если бы не сей неудачный аспект, я бы в жизни не полезла в чужой дом! А впрочем, мне вообще по жизни не везёт. Так что ничего странного — скорее, это закономерность… А я идиотка, раз решила, будто данное стечение обстоятельств — удача. Её вообще не существует, а вернее, ковать её приходится самому. Остальное — глупые, наивные сказки, не заканчивающиеся ничем хорошим.
— А ты знаешь, где Алексей? — отбросив ненужные сейчас размышления, задала я демону следующий, куда более насущный вопрос. Впрочем, как оказалось, первый был не менее важен — я поняла, что Себастьян не пытался меня подставить и не переместился на мой зов сразу «по техническим причинам», а не от того, что размышлял, спасти меня или не стоит. Тем не менее, на все сто я уверена не была — мало ли, он не обо всём упомянул? Уклонение от ответа — не ложь, и приказа он таким образом бы не нарушил.
— Нет, но найти смертного в особняке несложно. К тому же, господин Сатклифф, увидевший, что я надеваю свой фрак, куда более удобный для боя, нежели недавно купленный Вами пиджак, понял, что с Вами что-то случилось, и пошёл со мной. На помощь Вашему брату.
— Либо на Грелля наорут за инициативность, либо возведут в спасители и товарищи, — выдвинула теорию я, но демон не ответил.
Мы быстро пересекали пустые коридоры и вскоре были уже у лестницы, но тут со второго этажа послышался грохот, шум, гам, а также крики, и Себастьян, перепрыгивая через несколько ступенек, молнией кинулся наверх. Сосредоточенное выражение лица демона не предвещало ничего хорошего, а я пыталась по звукам понять — нашли ли Грелля до того, как он спас Лёшку, или обнаружили «в процессе поисков». Но раздавшийся крик моего брата: «Грелль, хоре! Тебя потом уволят!» — разрешил эту дилемму. Лёша был жив и, более того, вряд ли серьёзно пострадал.
Ворвавшись в коридор второго этажа, демон вдруг согнул левую руку в локте, и меня из положения «принцессы» перевели в положение «куклы для чревовещания», ну, или маленького ребёнка — усадили на руку дворецкого. И это с моей-то комплекцией! Я вцепилась в его воротник, мечтая, чтобы меня поставили на землю, но спорить не стала — по глазам Михаэлиса было видно, что он меня не отпустит даже под дулом пистолета… Собственно, так и случилось. Возле одной из дверей в середине коридора кучковалась охрана, целясь в кого-то (ясно в кого), притаившегося в комнате, и вопя угрозы о скорой расправе путём превращения жнеца в решето. Угу, уже пытались бравые американские военные — не вышло. Он живучий.