Пока мы будем летать

Мишель садится слева от меня, Фостер — справа. Я сквозь толстый шар одежды чувствую, как его рука почти незаметно прикасается к моей. Я бы успешно упустила это мимо своего внимания, но это оказывается сложнее. В попытке игнорировать это, я просто надвигаю волосы на правую половину лица.

— Я написала «верность». Для меня главное в человеке верность, — кажется, Мишель решила продолжить диалог с Фостером, который они начали ещё до того, как нашли меня. — Но честность — тоже неплохо. Это важно, — она кивнула головой.

— Что написала ты? — чувствую толчок в бок со стороны Фостера.

— Я даже не понимаю, о чем вы ведете разговор, — пожимаю плечами. Честно говоря, я даже надеялась, что меня этот разговор не коснется. Я искала здесь одиночества, поэтому было бы неплохо, если бы меня не вовлекали в это.

— Задание по психологии. Черта, которую ты ценишь в человеке больше всего, — объясняет девушка. Теперь, когда всё вроде бы прояснилось, они оба уставились на меня в ожидании ответа, словно это так уж важно.

— Я… Я такую ерунду написала, — не хочу говорить, что написала, потому что мой ответ не кажется мне достаточно хорошим. Это просто было первое, что пришло мне в голову.

Но у меня не получается избежать ответа. Две пары глаз по-прежнему выжидающе смотрят на меня. Это напрягает, на самом деле. Почему я не могу просто побыть наедине?

— Человечность. Я написала «человечность», — опускаю глаза вниз. Сложив руки в замок, рассматриваю их так внимательно, будто ищу на них что-то.

Молчание, что образовалось, напрягает меня ещё больше, нежели тот разговор, что мы затеяли. Я могу услышать свист ветра, что кажется мне громче мыслей людей, которых с недавних пор я называла друзьями. Я не знаю, что мне делать и стоит ли вообще что-то делать. Всё это так неловко.

— Думаю, в этом есть смысл, — произносит наконец девушка. Она смотрит вдаль, когда я смотрю на неё. Думаю, эта черта ей присуща. Думаю, Мишель хороший человек. Не только потому, что она согласилась быть со мной, когда моя жизнь оказалась самым дном, и не потому, что она первая, кто вообще заговорил со мной в школе. Просто она человек. И таких видно издалека.

Фостер тоже человек. Несмотря на то, что я узнала о нем, мне всё ещё сложно поверить в то, что это был он. Я не могу верить Лиззи на сто процентов, но теперь не могу доверять и ему. Пока я не определила, правдой ли является вся чушь, что наговорила мне Лиззи, я не могу не видеть человека и в нем.

Мы снова молчим. Мне не совсем комфортно, поэтому я начинаю ерзать на месте. Смотрю прямо, туда, куда смотрит и Мишель. Чувствую пальцы парня, неуклюже переплетенные с моими. Фостер совсем незаметно положил свою ладонь на мою. Отдернув руку, я просто кладу её на колено. Каждое его прикосновение сейчас только больше разрушает меня.

— Кстати, я принесла тебе салат. Думаю, это намного лучше… Этого нечто, — Мишель первой нарушает тишину. И я даже отчасти рада, что именно она делает это. Девушка улыбается, протягивая мне пластиковый контейнер, из которого выглядывают листья салата, кукуруза и помидоры.

— Спасибо, я сейчас не голодна, поэтому…

— Эйприл, об этом мы и хотели поговорить с тобой, — её теплая ладонь накрывает мою холодную и совсем легко сжимает. Из голубых глаз сыпятся искорки. Я выпрямляю спину, но чувствую сзади Фостера, который теперь ещё ближе, нежели мне этого хочется. Он буквально дышит мне в затылок. Меня это более чем пугает.

— Ты достаточно хороша, — произносит у меня за спиной Фостер. Обе его руки ложатся мне на плечи, от чего я вздрагиваю. Не сдержавшись, я оборачиваюсь. Пара карих глаз, кажется, не врут мне, но если всё, что рассказала мне Лиззи — правда, странно, что я вообще могу смотреть этому человеку в глаза. Но его слова переворачивают во мне буквально всё.

— Эмм… Стюарт, кажется, ты перепрыгнул фазу, когда мы должны были сказать, что не так… — Мишель всё ещё сжимает мою ладонь и теперь, кажется, ещё сильнее. Я снова перевожу свой взгляд на неё и теперь смотрю просто в недоумении. — В общем, мы заметили, что ты… Ты никогда не ешь вместе с нами. И вообще… То есть я не думаю, что ты должна это делать… Ты и так очень красива, — обрывчастые фразы свидетельствуют о том, что Мишель ужасно волнуется. Я волнуюсь не меньше неё.

Но я выдавливаю из себя улыбку в ответ. Опускаю глаза, мне срочно нужно найти себе оправдание. Пытаюсь выглядеть более непринужденно, насколько это вообще возможно, ведь всё моё тело сейчас напряжено. Но когда поднимаю глаза и снова смотрю на Мишель, то понимаю, что выгляжу сейчас не весьма адекватно.

— Я не хотела говорить об этом… Я придерживаюсь специальной диеты, которую мне прописал врач. Ем лишь в определенное время и только определенную еду. Мне очень жаль, что вы неправильно меня поняли, — мне хочется стукнуть себя же по лбу за эту глупость. Вообще не понимаю, как я могла придумать такую ерунду, но, похоже, это действует.

Скидываю руки Фостера со своих плеч. Вытаскиваю ладони из ладоней девушки, которая некоторое время неверяще смотрит на меня, но затем произносит тихое «Ладно».

— Прости, что поняли тебя неправильно, — она неловко улыбается, и мне даже становится стыдно за свою ложь в ту же секунду.

Поэтому прежде чем сдать себя, я просто поднимаюсь с места.

— Спасибо за беспокойство. Если у меня будут проблемы, ваши уши будут первыми вянуть от моего нытья.

***

Мы идем дорогой, которую я удачно забыла, но теперь каждый поворот, каждое дерево, мимо которых мы проходим, знакомы мне. Лиззи идет впереди, а я плетусь сзади. Чувствую вину перед Мишель и даже перед Фостером. Хотя общение с другим другом не предательство ведь, правда?

Я спрятала руки в карманы, голову опустила вниз. Лиззи что-то рассказывает мне, но я не весьма охотно слушаю её. Живое щебетание девушки скорее вызывает во мне раздражение. Мне так сложно понять, как я могла быть такой же, как она. Как я могла так же легко обсуждать других людей, не зная их на самом деле? Как я могла насмехаться над чужими недостатками? Как единственным, что могло беспокоить меня, были вечеринки, устроенные старшеклассниками? Как я могла доверять человеку, который так легко предал меня и который так же легко сейчас делает вид, будто ничего не было?

— Почему мы перестали дружить? — я остановилась. Девушка замолкает и, обернувшись, наконец замечает меня.

То, что произошло в школе сегодня, заставило меня задуматься о некоторых вещах. Беспокоилась ли хотя бы когда-то обо мне Лиззи? Я считала её лучшей подругой и до сегодняшнего дня немало беспокоилась на счет того, почему она так поступила со мной.

Она часто оставляла меня пьяной на вечеринках, а сама уезжала домой. На следующий день мы вели себя так, словно этого неприятного инцидента не случалось. Часто Лиззи говорила, будто слышала обо мне гадости, которые говорят девчонки. Она говорила, что рассказывала мне это не со зла, а лишь чтобы я всегда была на чеку, ведь «у змей всегда яд на языке». Но мне так ни разу и не посчастливилось услышать ни одного плохого слова о себе от кого-то другого. Когда я рассказала ей о том, что мне нравится Зак, она сказала, что слышала, будто он говорил, что я недостаточно хороша для него. «Я же говорила, что твоя проблема в том, что ты слишком много ешь картошки фри и гамбургеров из «Розового поросёнка», — повторяла она.