Пока растет терновник

Подруги ушли, опустив головы, а за двором загудел трактор, он привез доски для сарая, и ковшом влез в разросшийся старый куст терна. Чтобы терн не засыхал, сломанные ветки спилили. Помню серединка ствола у них коричнево-красноватого цвета, будто выступила кровь.

«Ну вот – сказала я ему, – колючки, которыми ты гордился, тебя не защитили. Но не переживай, у тебя много веток».

Весной терновник расцвел, как ни в чем не бывало. «Здорово», – сказала я, но похвалиться было некому. Оценить красоту цветков пришлось в одиночестве, хотя цветы терновника имеют особый аромат, с кислинкой, его трудно сравнить с чем-то, пожалуй, с фруктами, хотя это мое субъективное мнение. Мне показалось, он расцвел, чтобы доказать мне, что он не погиб, – в жизни всегда есть выход.

Утром 27 декабря я едва открыла глаза, как обнаружила, что передо мной стоят родители, как в детстве, когда у меня был День рождения. Но быстро сбросила иллюзии. В комнате я была одна. Отец по-прежнему не появился, и даже, даже не просмотрел мои последние сообщения к нему. Но я ничего тревожного не почувствовала, наоборот, даже какое-то облегчение.

Я села за свою любимую запись, посмотрела слова, наполненные моими категоричными намерениями.

«Я не буду зверьком, которого бросил дрессировщик. Я не ударюсь мотыльком в стекло дома, обещавшего тепло и свет. Я не отмою стакан от лживых губ, твоих и моих – он улетит в мусорное ведро. Я не удалю буквы так знакомого имени из списка абонентов – просто переименую тебя в того, кем ты стал. Я не поднимусь из той Марианской впадины, куда упала по ошибке. Я не стану скручивать рассыпанную жизнь жирными веревками абстрактного экспрессионизма, – абстрактного в моей жизни через край. Я не вспомню слов, подаренных словарем для оправданий. Я просто буду стойкой, как мой терновник за околицей бабушкиного дома».

И тут я отчетливо поняла, что похожа на нее, на Зою. У Зои была примерно похожая запись: «Когда мне было 14, я думала, что выгляжу ужасно. Я носила типичные словацкие ботинки с металлической подошвой (поэтому меня всегда было слышно), уродливую юбку, как у принцессы, и блузку, застегнутую на все пуговицы. У меня было лицо, покрытое прыщами, огромный нос и мальчишеская стрижка».

Я тоже подростком имела ход мыслей примерно в таком ключе.

Как же мне нравится шуршание маркера по бумаге. Давай-ка напишу одну фразу: «Чему быть, того не миновать».

Я знаю, кто стоит у меня за спиной, поэтому открываю первую страничку блокнота, чуть выше своего автопортрета и пишу: «Посвящается З.Х.».

Мама приезжает с работы пораньше, с пакетом, где виднеется коробка конфет, бутылка Просекко, и еще что-то, но мама выглядит абсолютно потерянной. Мы с ней понимаем, отец уже две ночи не ночевал дома, не реагировал на звонки, не выходил в Интернет, он просто исчез. Не успел выздороветь до конца и исчез. Накануне вечером за окнами завьюжило, и на Рамблере появилось сообщение «сильная метель в Москве». Мы подумали, не занесло бы его вчера где-то по дороге.

Рыскаю по новостям, пока на канале Лента.ру не появляется прилетевшая новость РИА Новости об обрушении в Москве двух подъездов жилого дома. Причем, я сразу обратила внимание на улицу, но не хотела верить своим глазам.

"В оперативную дежурную смену ГУ МЧС России по г. Москве от очевидца поступила информация о том, что в ночь на 27 декабря произошло обрушение трехэтажного жилого дома, расположенного по адресу: г. Москва, Нижний Таганский тупик, 1А. На месте обнаружено обрушение первого подъезда дома", – указали в ведомстве.

Информация о пострадавших уточняется. В ходе разбора завалов спасатели объявили минуту тишины.

На месте дежурят бригады скорой помощи.

Работает горячая линия.

СК устанавливает причины обрушения, решается вопрос о возбуждении уголовного дела. Прокуратура начала проверку.

"По первой информации, это не взрыв газа, это обрушение конструктива здания", – сказал Префект Центрального административного округа города Москвы Сергей Ковалев журналистам.

На месте происшествия работают съемочные группы всех центральных телеканалов, периодически прерывающих свои программы для экстренных выпусков».

Я просто окаменела.

– Мама! – кричу чужим срывающимся голосом, – я не могу узнать свой голос, он похож на вой.

…Мы знаем, что будет дальше. Мы все прекрасно знаем. Нужен только звонок. Простой звонок на телефон мамы и ближе к вечеру он раздается.

Я смотрю на лицо мамы, и мне уже не надо ее спрашивать ни о чём.

Ей сообщают, что в доме сначала появилась трещина, дом был эвакуирован, но в завалах найдены тела мужчины и женщины из квартиры № 4. Спасти их не удалось.

Маму пригласят на опознание в морг. Меня брать с собой она категорично откажется.

Послесловие

В документах отца мы нашли Свидетельство о смерти и Удостоверение на захоронение Зои Александровны Хворостовой. Еще были всякие бумажки, чеки и справки, которые ему выдавали, когда он занимался похоронами сестры. А под ними лежала папка без надписи. В ней были мои фотки с надписью «Тете Зое от Леры».

Оказалось, отец сам подписывал от меня фотографии для своей сестры, помогал деньгами, лечил, хоронил, но нам по какой-то причине не признавался. Мама так и не узнала о его «амурных делах» в квартире Зои, часто плакала и ездила к стене крематория на Ваганьковском, где было захоронение отца. На могилу к Зое и ее мальчику она не заходила. Весной это сделала я. Камень прочно был установлен на их могиле. Свежая надпись состояла из двух предложений на русском языке и одном – на латыни. «Сестре от брата. Твоя любовь всегда была со мной. Absit invidia verbo».

Слова на латыни я перевела. Они означали «Да не осудят меня за эти слова».